Фестивальная программа «Мы их глазами» убедила в том, что советская тема в западном кино не всегда ограничивалась «оголтелой клеветой» и «злобными провокациями». После Перл-Харбора и бомбардировок Лондона, когда необходимость всепланетного объединения против Гитлера стала ясна даже самым стоеросовым консерваторам, в Америке и Великобритании вышло несколько картин, вполне комплиментарных советскому строю и России вообще. В советском киноведении об этих картинах упоминали в лучшем случае походя, между делом: назвать их антисоветскими при всем желании было невозможно (тем более что ставили их нередко безусловные классики) -- равно как и внести в число безоговорочно прогрессивных произведений. Больно уж удивительными были эти фильмы.

«Полурай» (1942) британского классика Энтони Асквита -- военно-патриотическая мелодрама об инженере-стахановце из города Нижнепетровска Иване Дмитриевиче Кузнецове (которого играет ни много ни мало сам Лоуренс Оливье), приехавшем в Англию, чтобы на местном заводе по его чертежам построили новый гребной винт для ледокола. За время командировки инженер так и не разобрался в тонкостях знаменитого английского юмора и только в самый последний момент догадался, что англичанка Эн (Пенелопа Дадли Уорд) к нему весьма неравнодушна, но зато понял, что англичане -- люди хорошие, добрые и простые, а значит, вместе бить фашистскую гадину на земле, в небесах и на море будет куда сподручнее. Вряд ли этот фильм войдет в анналы наравне с другими работами Асквита, но посмотреть его все равно любопытно -- хотя бы ради безукоризненной сцены, в которой Оливье на вполне сносном русском поет: «И кто йего знайет, чьего он моргайет».

А вот «Миссия в Москву» (1943) Майкла Кертица, всего за год до этого поставившего эпохальную «Касабланку», -- произведение, потрясающее от первого до последнего кадра. Фильм поставлен по мемуарам Джозефа Дэвиса, который, не будучи профессиональным дипломатом, занимал пост американского посла в СССР в конце тридцатых -- начале сороковых годов. Американские критики восприняли фильм почти как документальное свидетельство эпохи. Современному российскому зрителю «Миссия» вполне может показаться абсурдистской психоделической комедией (видимо, не случайно первым же персонажем, появляющимся на экране, оказывается выступающий в Лиге Наций король Эфиопии Хайле Селассие -- Джа Растафарай, Железный Лев Сиона и непререкаемый кумир всех растаманов, поклонников музыки реггей и неизменно сопутствующих ей расширителей сознания). Отправившись в Москву, Дэвис (Уолтер Хастон, он же доктор Курин в просоветской «Северной звезде» Льюиса Майлстоуна и закадровый Рассказчик в целой обойме документальных фильмов о войне) попадает вовсе не в цитадель тоталитаризма, а в самый настоящий Изумрудный (или, ориентируясь на кремлевские звезды, скорее Рубиновый) город, населенный милейшими и немного бестолковыми аборигенами -- этакими мигунами, жевунами и прыгунами, которые тем не менее сумели превратить свою волшебную страну в развитое индустриальное государство и вовсю производят весьма эффективные «убивающие домики». Но Масленица у них явно круглый год. По заснеженным улицам проносятся тройки, дорогих гостей встречают на вокзале блинами с икрой и народными песнями, Михаил Иванович Калинин добродушно вращает в своем кабинете огромный глобус, достойный кают-компании Клуба Знаменитых Капитанов, а супруга наркома Молотова оказывается «комиссаром по косметике» и вовсю щебечет с миссис Дэвис о новых духах. Сам же господин посол ведет себя ничуть не лучшим образом и заставляет вспомнить, что подзаголовок «Миссия в Москву» носила полвека спустя одна из серий «Полицейской академии». На взволнованное сообщение о том, что в итальянском посольстве обнаружены «жучки» и, стало быть, следует проверить и собственные кабинеты, мистер Дэвис заявляет: «Пусть стоят! Мне от Советов скрывать нечего! К тому же подслушивающие устройства дорого стоят. Зачем же их ломать и подводить русских -- они же тратились». На дворе тем временем стоит тридцать седьмой и другие невеселые годы, время тотальных арестов и репрессий. Но и с ними авторы фильма разбираются с легкостью необыкновенной: Бухарина, Радека, Тухачевского и прочих заговорщиков (в чьей вредительской деятельности нет сомнений ни у кого, включая самих арестованных) судят на открытом процессе, где вредители прямо заявляют, что получали указания от немецких и японских империалистов. И надо ли добавлять, что прокурор Вышинский ведет процессы в лучших традициях Граучо Маркса?

Ближе к середине фильма тучи все-таки сгущаются, война начинает полыхать совсем нешуточно, и Дэвис, вернувшись в Америку, по заданию правительства отправляется в пропагандистский тур по Америке, во время которого читает пламенные лекции о необходимости дружить с Советским Союзом.

Но война закончилась, общий враг был разбит, и в кинематографических отношениях двух сверхдержав вновь стала править бал неизбежная конфронтация. Спустя всего пять лет с похожим туром по Америке отправился журналист Гарри Смит, герой «Русского вопроса» Михаила Ромма, -- но его прогрессивный пафос вызывал активное недовольство сильных мира сего. А во времена «охоты на ведьм» сценарист «Миссии» Говард Кох попал в «черные списки» за некогда проявленную излишнюю любовь к красным. В наследство же от недолгого времени примирения остались эти странные и очаровательные фильмы. Учить по ним историю вряд ли возможно, но смотреть необходимо.

К столетнему юбилею режиссера «Триумфа воли» и «Олимпии» Лени Рифеншталь (к слову, пребывающей в добром здравии по сию пору) в Белых Столбах показали «Голубой свет» (1932) -- один из самых знаменитых «горных фильмов» Рифеншталь, задуманный и поставленный ею совместно с Белой Балашем. Никакой пропаганды национал-социализма нет и в помине: девушку Юнту (сыгранную самой фрау Лени) молва Швейцарских Альп считала колдуньей и дикаркой, но именно она ценой собственной жизни привела местных жителей к богатству и процветанию. Тем, кто хочет самостоятельно узнать все подробности, а также насладиться потрясающими сценами верхолазания (куда там Тому Крузу во второй «Невыполнимой миссии»), прямая дорога в «Иллюзион», где эту картину впервые в Москве покажут 5 февраля в 16.00.

В рамках традиционной программы «Конфронтация» (на сей раз с подзаголовком «В поисках сексуальной толерантности») гости Госфильмофонда смогли увидеть два фильма, в свое время приподнявшие за краешек занавес, скрывавший от публичного взгляда проблему однополой любви. Фильм Рихарда Освальда «Иначе, чем другие» (1918, на фото) считается первой гомосексуальной лентой в истории кино: талантливый скрипач, будучи не в силах справиться с зовом природы, попадает в лапы шантажистов и едва не идет по миру. В «Поле в оковах» (1928) Уильяма Дитерле (он же сыграл и главную роль) гомосексуализм играет роль не менее роковую. Публицистический фильм ратовал за предоставление узникам тюрем возможности встречаться с женами и подругами: лишенные нормальных сексуальных отношений, узники либо сходили с ума, либо сбивались на кривую содомскую дорожку.