Новый сезон литературных премий начался с двух чудовищных фальстартов. После «Российского сюжета» и букеровского шорт-листа кажется, что само слово «премия» способно вызвать отрыжку. Сейчас рассуждать о литературных наградах стыдно, и, боюсь, чувство это уйдет не скоро. Да куда денешься? (Хотя, да простят меня наши читатели, про «Российский сюжет» я точно знаю, что отметился там два раза -- первый и последний.) Остается, сжав зубы, надеяться, что литераторская среда осознает, до какого абсурда она доехала, и сделает выводы. То есть учредители и координаторы премий станут серьезнее относиться к ими же установленным регламентам и формированию судейских бригад, число «свадебных генералов» в разных жюри уменьшится, судьи вспомнят, что оценка литературных текстов не способ заявить о своей гражданской позиции и человеческих пристрастиях, но ответственная работа, а журналисты перед визитом на очередную церемонию сочтут должным выяснять, кого и за что в таком-то зале могут наградить. Оно, конечно, утопично, но все-таки хочется верить, что литераторов заботят не только распределение меценатских денег, игра амбиций и фуршет, но и привлечение читателей к литературе. Которая у нас одна. И, как некогда сказал про запутанную русскую орфографию замечательный лингвист М.В. Панов, «все-таки она хорошая».

Премия имени Ивана Петровича Белкина («за лучшую повесть») была учреждена журналом «Знамя» и издательством «ЭКСМО» (пока не отказавшимся от выпуска современной прозы) в прошлом году. Первый блин вышел скорее комом: для начала пятерка судей (по числу повестей покойного Ивана Петровича) не смогла сформировать пятерку соискателей (приличия для была вспомнена «Шестая повесть Белкина» работы Зощенко). Затем в лауреаты прошел Сергей Бабаян, повесть которого много кто счел именно «шестой». Но были в «белкинском» сюжете и плюсы: четыре позиции шорт-листа (а он определяет лицо премии больше, чем итог, всегда в какой-то мере случайный) сомнений не вызывали, соискатели сочинили симпатичные, изящно «пушкинизированные» речи (позднее опубликованные «Знаменем»), а счастливо найденное название очаровало, кажется, всех.

Поэтому весть о том, что премия будет вручаться и по итогам 2002 года, воспринимается со сдержанным (увы, контекст давит) оптимизмом. Тем более что урожай повестей в этом году (который еще не кончился!) богаче романного. Достаточно вспомнить «Берлинскую флейту» Александра Гаврилова («Октябрь», №2) или «Жажду» прошлогоднего «шорт-листера» Андрея Геласимова («Октябрь», №6), и на душе светлеет. Упреждая события, замечу, что в ноябрьском «Знамени» появится новая -- и удивительная -- повесть Марины Вишневецкой. Впрочем, кому бороться за награду, определят номинаторы (издательства, журналы, критики, прошлогодние лауреаты), чьи предложения к Новому году будут суммированы в «длинном списке». Шорт-лист определится к концу января, а в феврале мы узнаем имя нового лауреата. (В начале года вручит свою премию имени Юрия Казакова и «Новый мир»; эта вручаемая в третий раз награда предназначена лучшему рассказчику.)

«Белкинское» жюри еще полностью не сформировано (не побоюсь трюизма: ничто так не важно для премии, как умные судьи), но уже известно, что возглавит его Леонид Зорин. Не только прославленный драматург и яркий прозаик (в прошлом году его роман «Трезвенник» был удостоен малой премии Аполлона Григорьева), но настоящий читатель (порукой тому его «дневниковая» книга «Зеленые тетради»).

Словом, хоть скребут на душе кошки, хоть видны на премиальных дорогах тоскливо знакомые пригорки и ручейки, хоть есть искушение сказать «Да гори все эти премии синим пламенем», отчаиваться рано. Авось выручит нас добрый захолустный помещик Иван Петрович Белкин, пять повестей которого были изданы в 1831 году кем-то, укрывшимся за литерами А.П.