Четыре дня в Москве показывали странные фильмы. В них слепоглухонемые лепили скульптуры, дети с синдромом Дауна разыгрывали спектакль про Дюймовочку, а люди с тяжелой формой церебрального паралича рассказывали о своих сексуальных фантазиях. Или вот такая картинка: родители перед камерой показывают фотографии своего ребенка, которому поздно, слишком поздно поставили диагноз «аутизм». «Видите, здесь он улыбается, здесь он тянется за игрушкой -- кажется, в последний раз в своей жизни, а здесь мы его уже потеряли, его нет, он исчез». Как-то все это мало похоже на Дастина Хоффмана в «Человеке дождя». Во всяком случае крупным выигрышем в казино здесь и не пахнет.

Смотрели эти фильмы люди в инвалидных колясках и на костылях, слабослышащие и слепые, люди с задержкой умственного развития и те, что не сумели вырасти выше пятилетнего ребенка. Еще было два десятка журналистов, привезенных из разных городов на деньги то ли Сороса, то ли ЮНИСЕФа, да парочка телекамер. В минувшее воскресенье жюри щедро раздало призы («главных» наград решили не присуждать и просто вручили сувенирчики авторам тринадцати фильмов). На церемонии закрытия глухие актеры исполнили на своем языке «жестовую песню» под фонограмму группы «Чай вдвоем». Фраза «ласковая моя, нежная» выглядит так: сначала правая рука гладит левую, потом описывает в воздухе полукруг, -- а слово «любовь» изображается скрещенными на груди руками...

Господи, как же трудно найти верный тон в разговоре об инвалидах -- не сорваться ни в скоропортящуюся жалость, ни в фальшивое великодушие -- «они такие же, как мы, только лучше». Конечно, они не такие же, как мы. Именно поэтому так тяжело смотреть на них, именно поэтому так трудно представить, что и мы могли бы. Современное общество испытывает перед инвалидами священный ужас. Нам, здоровым, кажется: случись это, и жизнь кончится. И почти уже невозможно понять, как можно быть инвалидом и всерьез рассчитывать на равенство возможностей, интересную работу, счастье, наконец. Ну разве что представить себе, что мы, наверное, тоже казались бы неполноценными в мире людей, умеющих летать.

Вручать «Оскаров» за исполнение ролей инвалидов и умалишенных стало модно отнюдь не в эпоху политкорректности, хотя именно в конце восьмидесятых награду Американской киноакадемии получил сначала перевоплотившийся в больного аутизмом Дастин Хоффман («Человек дождя», 1988), а вслед за ним -- Дэниэл Дэй-Льюис («Моя левая нога», 1989), сыгравший художника, пораженного церебральным параличом. Но ведь и до этого были и «Человек-слон» (1980) Дэвида Линча, и «Полет над гнездом кукушки» (1975) Милоша Формана, и, например, «Сотворившая чудо» (1962) Артура Пенна -- основанный на реальной истории фильм о том, как полуслепая девушка Энн Салливен (Энн Бэнкрофт) сумела установить контакт со своей слепоглухонемой подопечной (Пэтти Дьюк) и научить ее общению с людьми и с миром (обе актрисы удостоились «Оскара»). Все перечисленные фильмы стали классикой, и все они идеально соответствуют названию прошедшего в Москве кинофестиваля «Кино без барьеров». Тут тебе и «триумф человеческого духа», и «я не животное -- я человек».

В России это называют «преодолением». В Америке -- неуклюжим словом empowerment. И все-таки что-то тут не так -- не с героями, а с нашим восприятием. Есть какое-то снисходительное самодовольство в том, как мы следим за этими титаническими усилиями, за этой изнурительной борьбой. Есть какое-то нездоровое любопытство в том, как мы смотрим на парализованного мальчика, который работает на компьютере с помощью надетого на голову обруча с прикрепленной к нему палочкой («Окно Сережи Басалаева» Юрия Ерофеева), или на полностью обездвиженного журналиста, который надиктовывает будущий бестселлер, моргая левым глазом («Под домашним арестом» Жан-Жака Бенекса).

«Общество приемлет инвалидов только в качестве «суперуродов», успешных участников тотального фрик-шоу», -- говорит гость фестиваля Диана Мароже, симпатичная француженка крошечного роста, автор фильма о стерилизованных инвалидах, отстаивающих свое право на семью и нормальную жизнь без унизительного контроля со стороны родственников и врачей («Материнство под запретом», один из призеров фестиваля). Культ успеха среди инвалидов развит едва ли не больше, чем в обществе в целом. Активисты движения за права инвалидов без конца повторяют одну и ту же фразу: «Если вы захотите стать достойным членом общества, вы им обязательно станете». Что тут скажешь? Все люди хотят быть богатыми и счастливыми, но не у всех получается -- и далеко не всегда по их вине. Пока же большинство фильмов об инвалидах выдержаны в жанре success story. Хорошо, если эти «истории успеха» кого-то вдохновят, и плохо, если только те, кто одерживает победы, получат право на внимание и уважение.

Но есть и другое кино об инвалидах. В нем инвалидность не используется ни как аттракцион, наподобие Параолимпийских игр, ни как сомнительная метафора всеобщей ущербности. Лучшим фильмом фестиваля «Кино без барьеров» стал польский документальный фильм «В полной темноте» (1999) -- о приюте для слепоглухонемых, общающихся с миром только с помощью осязания и обоняния. Картина снята на черно-белую пленку, без единого слова, с минимумом музыки и шумов. На протяжении двадцати минут мы видим, как обитатели приюта лепят из глины скульптурные портреты друг друга, а потом обмениваются впечатлениями, легонько поглаживая руки соседа. Последний кадр: в полутемном помещении стоят накрытые полиэтиленом скульптуры, а на фонограмме глухо звучат птичьи вскрики людей, никогда не слышавших собственного голоса, -- «окей мяу чанкал чаукны ум калю...»

Странное дело: сталкиваясь с инвалидностью, начинаешь обращать внимание на жесты, мелкие движения, проявления телесности. Такой естественный, почти незаметный жест слепоглухонемого скульптора, отряхивающего с рук засохшую глину, производит не меньшее шоковое воздействие, чем крупный план самого ужасного физического уродства. Начинаешь отдавать себе отчет и в собственных движениях: чувствуешь, как автоматически подгибаются колени, когда разговариваешь с девушкой на коляске. Хочется присесть на корточки, но нельзя -- это может обидеть. Ведь «колясочник» -- не несмышленый ребенок, вы же не присаживаетесь на корточки перед здоровым человеком, сидящим на стуле.

Еще один удивительный фильм, затрагивающий тему инвалидности, не был показан на фестивале, но, к счастью, должен вскоре выйти в российский прокат. Это южнокорейская картина «Оазис», недавно получившая в Венеции награду за режиссуру и женскую роль («самому многообещающему актерскому дарованию»), а также приз международной критики. «Оазис» -- это история любви девушки с тяжелой формой ДЦП и бывшего заключенного, социальная неадекватность которого граничит с умственной неполноценностью. Режиссер и сценарист Ли Чан-дон не дает персонажам ни малейшего шанса на адаптацию в обществе: герой агрессивен и безответственен, героиня страдает гиперкинезом (повышенный тонус мышц при церебральном параличе, затрудняющий координированные движения и речь). От такого сюжета можно было ожидать душераздирающей мелодрамы о том, что и инвалиды любить умеют. Но в действительности это фильм, полный нежности и юмора, который вряд ли стоит называть черным. (С юмором, кстати, у российских инвалидов все в порядке. Женщина везет колясочницу по коридору Академии наук, где прошла основная часть фестиваля, и простодушно жалуется на дикий холод в просмотровом зале: «Все ноги онемели». Парализованная оборачивается и вопрошает: «И вы это говорите в моем присутствии?» Повисает тягостное молчание. Колясочница выдерживает паузу и смеется. Она шутит. По-моему, остроумно.)

И польская, и южнокорейская картины -- о неизбежности барьеров, а не об их преодолении. Но речь идет не о социальных барьерах, которые мешают инвалидам получать образование, работать, путешествовать, посещать магазины, кафе, библиотеки, -- их-то как раз можно и должно преодолевать, надо писать об этом статьи, снимать документальные фильмы и телепередачи, кричать на каждом углу. Речь идет о барьерах между людьми, которые не позволяют нам раствориться в обществе и обезличиться. Об изначальной ограниченности человеческого «я». О конечности жизни. О границе между нормальным и ненормальным, добром и злом, правдой и ложью, которая не может и не должна быть преодолена.

Инвалиды упрямы, и это здорово. В современном обществе, где и люди, и ценности превращаются в абстракции, они возвращают нас к телу, к реальности, к ощущению жизни и смерти. Их непослушные тела требуют внимания. Их костыли -- палки в колеса так называемого прогресса. Они дают всем нам возможность притормозить и вспомнить, зачем мы вообще появились на свет. Это я называю равноправием. Это я называю пониманием. Это я называю сочувствием.