Одна из новинок, которую издательство «Время» подготовило к очередной Московской международной книжной ярмарке, -- книга известного писателя-историка Роя Медведева «Владимир Путин -- действующий президент». Автор десятков политических портретов-биографий -- от Сталина и Троцкого до Черненко и Андропова -- на сей раз работает не с архивными материалами, а с самой живой и актуальной современностью. Последние описанные в книге события происходили весной 2002 года. С Роем МЕДВЕДЕВЫМ беседует корреспондент газеты «Время новостей».

-- На вашей визитной карточке вокруг Спасской башни вьется «рой медведев» -- этаких полупчел-полузверей. Они, что, жалят Кремль или собирают там нектар?

-- Ни то, ни другое. Эту визитку мне подарил один бизнесмен, с которым я сотрудничал. Он приспособил для нее известный рисунок Сергея Довлатова, напечатал двести штук. А нектара в Кремле нет, просто там жили и работали многие люди, которые меня интересовали. Успех любой книги по истории зависит ведь в первую очередь от персонажа. Если он яркий и интересный, книга тоже будет интересная. О Черненко я написал, к примеру, очерк, а книгу писать не стал. О Брежневе первую часть книги выпустил, вторую отложил. Мне и самому-то было скучно и, думаю, скучали бы читатели -- личность малоинтересная.

-- Персонаж новой книги вам, конечно, интересен?

-- Очень способный человек, который еще не раз нас удивит.

-- А вы не поторопились с оценками? Срок вашего интереса к Путину невелик, а вы ведь все-таки историк, а не журналист.

-- Между прочим, это уже моя третья книга о Путине. И, думаю, не последняя. А оценки я могу и скорректировать, опыта у меня достаточно. Ведь это тридцатый политический портрет, который я написал.

-- Совершал ли Путин поступки, мотивы которых остались для вас непонятны?

-- Полностью непонятных поступков для меня лично нет. Необычным было само выдвижение Путина. Ельцин поставил его на такой трамплин, с которого он «запрыгнул» на свой пост с большим преимуществом перед другими кандидатами в президенты. Но это наверняка было обставлено рядом условий. Ни Ельцин, ни Путин никогда об этом не говорили, но я абсолютно уверен, что Путин взял на себя ряд обязательств, которые он, как человек слова, считает необходимым выполнять. Некоторые поступки Путина связаны именно с этим.

-- В новой книге вы много цитируете журналистов «кремлевского пула». Но эти люди тоже связаны рядом обязательств. Можно ли рассматривать их публикации как объективные свидетельства?

-- У меня, пожалуй, больше цитат резко негативных по отношению к президенту. У нас достаточно изданий, которые воспринимали Путина вполне оппозиционно. Я даю читателю возможность сравнить разные оценки. Что же касается вообще использования прессы... Я не хочу наполнять книги лишь собственными рассуждениями, как это делает, к примеру, Зиновьев.

-- А вы не стремитесь пообщаться со своим героем, тем более что это тот редкий случай, когда он жив-здоров?

-- Не стремлюсь. Я имел возможность познакомиться с персонажем моей новой книги в 99-м, когда он был директором ФСБ. Если бы я хотел с ним встретиться, думаю, это не составило бы слишком большой проблемы. Но у меня не было такого желания. От героя нужно держаться на некотором расстоянии, чтобы сохранять полную независимость суждений. Если мне нужно задать какой-то вопрос, найдутся люди, которые его, так сказать, транслируют.

-- И вы прибегали к такому способу, работая над книгой о Путине?

-- Прибегал. Я давал прочесть некоторые свои оценки, например, по поводу событий 11 сентября.

-- Кому?

-- Я не знаю, кто читал. Я дал человеку, с которым я знаком в структуре ФСБ. Он передал дальше. В этом ведомстве такое правило: если вы с кем-то в добрых отношениях, то через этого человека будут поддерживать с вами отношения и все другие, никто новый никогда не появится. Так было и во времена Андропова. Если вас допрашивает, допустим, следователь Петров, то он вас будет допрашивать двадцать лет. Он будет капитаном, майором, полковником, а какой-нибудь большой генерал будет сидеть рядом и выдавать себя за его помощника.

-- А почему вы считаете, что люди из ФСБ скажут вам правду?

-- Я вовсе не следую их пожеланиям и вполне способен отличить правду от дезинформации. Но их точку зрения мне знать важно. И фактические ошибки они поправят.

-- Многие ваши литературные предприятия были опасным делом. Например, выпуск в самиздате в 60-е годы «Политического дневника». Но до серьезных конфликтов с «органами» дело не доходило. Почему, как вы считаете?

-- Я никогда не был радикалом. И достаточно хорошо представлял себе границы... как бы это назвать...

-- Дозволенного?

-- Скорее недозволенного. Знаете, есть некая зона, когда вы уже вошли в море, но оно вам еще по колено, утонуть нельзя. Правилам поведения диссидента я многих учил. Ты можешь выпустить листовку, и тебя сразу же арестуют и посадят. И ты погубишь свою жизнь и свою семью. И в то же время ты можешь выпускать книгу за книгой и оставаться на свободе. Зачем же действовать иначе?

-- То есть вы предпочитали выпускать книги, которые устраивали ваших противников?

-- Книги, которые я выпускал, моих противников не устраивали. Но мне ясно давали понять, что я могу, к примеру, писать о Сталине, но ничего не должен писать о Брежневе. Когда одна итальянская газета заказала мне статью к 70-летию Леонида Ильича, мне специально позвонили и предупредили, что этого делать не следует. И я не стал лезть на рожон. Нет смысла. Я ученый, я должен работать.

-- За это один ваш литературный противник назвал вас «жрецом полуправды».

-- Он не прав. Я пишу только правду. Но не всю правду. В любом деле есть граница риска. Ни один нормальный гимнаст или снайпер не станет ее переходить.

-- Вы согласны с оценкой Николая Глазкова: «Чем столетье интересней для историка, тем для современника печальней»?

-- Я жил в ХХ столетии. Для меня самыми трудными были конец тридцатых, когда арестовали отца, и война. Ничего нельзя сравнить с войной. Десять тысяч человек погибали ежедневно на поле боя. Все мои школьные друзья погибли. Я голодал по-настоящему, мы в Тбилиси ели арбузы с корками. Когда меня призвали в 43-м в армию, я был уверен, что с фронта не вернусь. Вся последующая жизнь рассматривалась мною как хорошая.

-- Сегодня Россия тоже воюет. Если бы вы давали советы героям своих книг, что бы вы посоветовали Владимиру Путину насчет Чечни?

-- Как историк я знаю, что проблема Чечни и вообще Северного Кавказа решалась Россией на протяжении всего ХIХ века. Последний абрек, который убивал русских жандармов, был уничтожен в Чечне в 1917 году. Моему герою ничего не остается делать, кроме как постепенно, последовательно, рассчитывая на годы, строить Чечню как мирное государство и общество. И следующее поколение чеченцев не будет покорным. Придется опираться на диаспору в России, создавать рабочие места, обеспечивать высокую оплату труда за повышенный риск. Привлекать на службу чеченскую молодежь и тоже хорошо платить. Ведь первые чеченские милиционеры вообще ничего не получали. А должны получать больше, чем в любой столице.

-- А как самостоятельное государство вы себе Чечню не представляете?

-- Ну не может она существовать самостоятельно -- просто в силу недостаточности ресурсов и возможностей.