Рынок русского авангарда давно рухнул (цены безумные, подделок немерено, шедевров -- раз-два и обчелся). Но есть один жанр авангардного искусства, который остается золотым дном для коллекционеров и исследователей. Это книга эпохи левых течений, 10 -- 30-х годов. Для коллекционеров авангардная книга -- возможность собрать любимых Малевича с Родченко, не потратив при этом состояние, равное гонорару голливудской звезды. Для исследователей «левая» книга остается пока непаханым полем, темой лишь тронутой, но не раскрытой. Когда лет десять назад я начал собирать каталог полиграфического искусства новейших течений 10 -- 30-х годов, то и не думал, какие молочные реки и кисельные берега меня ожидают. Материал -- колоссальный. Новых имен -- целая оранжерея. Казалось бы давно архивизированные и каталогизированные мэтры авангарда в «несерьезном» книжном жанре дарят до сей поры никому неведомые шедевры.

Интерес к авангардной книге России велик сегодня во всем мире. Свидетельство тому -- колоссальная выставка русских изданий левого фронта искусств из собрания Фонда Юдит Ротшильд. Она открылась весной в Музее современного искусства в Нью-Йорке (MoMA). Недавно тот же Фонд Ротшильд подарил Русскому музею две книги из своей коллекции. Издаются каталоги отдельных мастеров жанра. Только что вышел, например, отличный каталог книг Алексея Крученых кавказского периода из собрания Государственного музея Маяковского в Москве.

Для профи по теме издано две книги дизайнерской студии «Самолет». Их автор -- историк графического дизайна Владимир Кричевский. Одна из книг вышла еще в 2000 году. Она посвящена Николаю Ильину, известному в прошлом художнику-полиграфисту. Вторая появилась только что. Называется «Обложка. Графическое лицо эпохи революционного натиска. 1917 -- 1937». Книги издательства «Самолет» стильно сверстаны. Наборщики школы Родченко порадовались бы за коллег. В книге об «Обложке» вербальный ряд самолетовцам куда менее важен, чем визуальный. Как пояснил мне арт-директор «Самолета» Владимир Семенихин, сверхзадача студии -- воплотить завещанные конструктивистами принципы тотального дизайна. Потому альбомы Кричевского не научные монографии, а культпросвет, книги о графическом дизайне для графических дизайнеров. Сам Кричевский называет их «вызовом реальности». Пусть авторы смоделированных на компьютере мулек и фенечек утрутся, увидев «простое как мычание» и гениальное оформление почти столетней давности. А если рекламные слоганы к дизайну 20-х писал сам Маяковский -- тут уж точно «застрелиться и не встать».

Книги для дизайнеров -- это, конечно, здорово, но что же для остальных россиян помимо отдельных каталогов и проходящих за океаном выставок? Культуртрегерскую миссию взяла на себя книга под названием «Авангард и построение нового человека (Искусство советской детской книги 1920-х годов)». Ее автор -- наш соотечественник, выпускник истфака МГУ культуролог Евгений Штейнер. С начала 90-х живет в Нью-Йорке, преподает в тамошнем Городском университете, а также в университетах Иерусалима и Токио.

Книга Штейнера не очень толстая: 250 страниц. Переплет мягкий. Обложка глянцевая. Издательство уважаемое: «Новое литературное обозрение». Первое издание монографии Штейнера вышло в 1999 году одновременно в Сиэтле и Лондоне (язык, естественно, английский).

Работа имеет три предисловия, написанных в разные годы. Первое -- в 1994-м, второе -- в 1997-м, третье -- в 2001-м. После прочтения их восторженные ожидания сменяются тяжелым предчувствием. Амбиции автора велики. По собственному признанию, Штейнер «вычистил текст от малого джентльменского набора застойного советского юноши -- ритуальных ссылок на Бахтина -- Флоренского -- Аверинцева, а также от большого джентльменского набора перестроечного гуманитария -- Эко - Фуко -- Дерриду -- Бодрий-яра (именно так!) -- Лакана -- Делеза -- Гваттари -- Джеймисона и проч.».

Позволим заметить: первый признак «перестроечного гуманитария» или «застойного юноши» совсем не упоминание в собственном тексте тех ученых, чей авторитет во всем мире несомненен. Он в другом -- в догматизме мышления и языка. Они-то и ставят опус Штейнера в ряд «разоблачительных» статей об авангарде и постмодернизме, написанных критиками из стана Академии художеств СССР.

Книгу Штейнер начал в 1989 году, и у читателя возникают непроизвольные параллели с вышедшим в 1988 году (на русском -- в 1993-м) классическим трудом Бориса Гройса «Стиль Сталин». Гройса Штейнер любит и ему лестно быть с ним в одной компании. (Гройс -- едва ли не единственный, удостоившийся чести не попасть в «джентльменский набор» и быть процитированным.) Но на деле книжечка культуролога Штейнера относится к философским работам Гройса как гипсовый пионер с горном к Аполлону Бельведерскому. Тоталитарное искусство и авангард Гройс оплетает паутиной из тончайших языковых и смысловых нитей. Штейнер вяжет из них канаты и припечатывает стопудовыми моральными сентенциями. Вот о графическом шедевре Эль Лисицкого -- книжке «Четыре арифметических действия»: «Изобретательность и смелые ассоциации парадоксальным образом привели художника к визуальной бедности и бедности плана выражения».

Штейнер упрекает детскую авангардную иллюстрацию в примитивной схематичности и эмблематичности, но сам строит свое повествование по принципу чередования идеологических штампов. Он разбивает свой рассказ на шесть частей, в каждой из которых повествует о «девальвации простых и старых человеческих ценностей» и оголтелом наступлении механического пролетарского рая, подготовившего эпоху тоталитарной инквизиции. Читать это, честно говоря, скучно. На каком-нибудь пассаже типа «что же касается образов пролетариев, то соответствующая иллюстрация изображает их в виде угловато-звероидных манекенов, с привкусом шпаны, кучками клубящейся под вывеской «Красный Октябрь», -- рот зевает, а глаза слипаются.

Конечно, в чем-то книга Евгения Штейнера уникальна. Наверное, в том, что автор -- добровольная жертва агитпропа вековой давности. Он всерьез копается в этой идеологической рухляди и отважно зомбирует зомби, не замечая, что свой текст уподобляет тем же самым корявым агиткам. Он не хочет понять, что ценность авангардной книги лежит совсем в другой, эстетической плоскости. Он не доверяет крупнейшим знатокам этого искусства: Юрию Молоку, Евгению Ковтуну, Екатерине Бобринской, Юрию Герчуку, Сюзан Комптон... Он не работает с их статьями и книгами, почти никого из них не упоминает. Он живет в Америке и не видит, что уличный дизайн за окном, упаковка продуктов в магазинах, заставки телепередач основаны на тех самых ненавистных ему «примитивных» пиктограммах, которые когда-то гениально изобрел Лазарь Лисицкий. Он отказывает лаконичному, остроумному стилю авангардной книги в развитии ассоциативного, образного мышления маленького читателя, в том, что Юрий Молок называл «взаимопроникновением слова и изображения». Он, видимо, хочет, чтобы, прочтя его книгу, мы прослезились от осознания трагической неудачи авангардного эксперимента теперь вот и в детской книге. Мы действительно прослезились. Но совсем по другому поводу. Новой полноценной монографии по авангардной книге -- нет как нет.