Первое впечатление от прозы Ирины Денежкиной: она пишет ровно так, как должна писать обычная современная городская юная барышня -- -надцатилетняя девушка из Екатеринбурга, приехавшая учиться в Питер да там и сочинившая несколько повестей и рассказов, которые сначала разошлись по Интернету, потом были выловлены оттуда и номинированы на премию «Национальный бестселлер», а теперь вот вышли под названием «Дай мне!» в «Лимбус Пресс». «Пьяного Вову отделили от меня смачным ударом в табло. Я стояла, обалденно смотря на то, как несколько человек прыгают у Вовы на голове...» («Дай мне!»); «Выскочил торчком стоявший член. Ирка легко обнимала его спину. Фыркнула, когда Тарас запустил руку ей в трусы» («Валерочка»); «Купив батон и четыре бутылки пива, направился обратно и чуть не заснул в лифте. Но там воняло мочой. В квартире спали вповалку пять или шесть человек» (Song for Lovers).

Короче, все понятно: ювенильный секс, попойки, сейшены в обшарпанных клубах, страдания от неразделенной любви. Все это, впрочем, без утрированной жесткости: герои Денежкиной не нюхают клей, не насилуют подруг по подвалам и даже наркотиков не употребляют. Вполне себе дети из приличных семей: кто студент филфака, кто музыкант с большими надеждами на будущее. Да и молодежный жаргон у Денежкиной не педалируется, что приятно. Слова все уже почти нормативные, примелькавшиеся. (Зацепило разве что выразительное словечко «не отражать», что значит «игнорировать», «в упор не видеть» -- это, понятно, к теме неразделенной любви.)

Потом приходит мысль: да не пишут городские юные барышни так, как должны. Бог их знает, о чем они пишут, -- о прекрасных принцах, о роковых злодеях или о поездке на Канары. Или, может быть, о том же самом -- сексе, первой любви и душевных смутах тинейджеров, но не так -- с придыханием, надрывом и наивным позерством. Денежкина же, похоже, делает сознательное усилие, понижая градус рефлексии, избегая соблазна неумелых обобщений. А лет ей, как следует из рекламных отзывов на последней странице обложки, двадцать. На момент написания было еще меньше. Знаю, это плохой довод: смотрите, какая молодая, а уже кое-что получается... Таких скидок в искусстве делать не принято. И все-таки это усилие самоограничения, столь не свойственное ее возрасту, невольно вызывает уважение. Вот вам внутренние ощущения героини, которая продает семечки у центрального гастронома: «Я боюсь, что кто-нибудь из моих однокурсников увидит меня и сочтет если не бомжом, то ребенком из неблагополучной семьи -- уж точно. Хотя семья у меня благополучная. Отец умер четыре года назад во время очередной попойки. С тех пор мы с мамой живем хорошо» («Исупов»). Такая вот нулевая степень письма...

(Наверное, чтобы сгладить эффект от недооформленности этой прозы, издатели снабдили книжку таким вот послесловием «кандидата философских наук»: «Лесбийский фаллос в этой пограничной ситуации призван играть роль супероружия, но в итоге читается как виртуальный знак автономии и бесконечного одиночества женского желания...» Вот уж где «рефлексия» и «осмысление»!)

Трудно назвать это «простодушие» однозначным достоинством. Денежкина совершенно не умеет смотреть на героев со стороны и уж тем более влезать им в головы. Когда в повести «Валерочка» она пытается создать «психологический портрет» человека постарше -- воспитательницы, которая привозит подростков в летний лагерь, -- получается неуклюже, ученически. Когда в Song for Lovers число главных героев переходит за привычную троицу (героиня, ее избранник, ее лучшая подруга), начинается какая-то дикая мешанина из Машек, Галок, Настек, Олегов, Антонов, Серых -- и все на одно лицо.

У «культурного читателя» может возникнуть даже легкое головокружение -- настолько неровной кажется эта проза. То попадется на редкость удачная фраза: «Чебурашке прощали некачественный голос за музыку и напоминание любимых вещей». То почти селиновское мизантропическое откровение: «Они скоро уснули, прижавшись друг к другу, будто были самыми дорогими друг для друга людьми и боялись потеряться в жизни. С пьяными молодыми людьми всегда так бывает». То фрагмент пошленького городского романса: «Она стояла в нежности по горло, задыхалась, думала: «Пора кончать». Сашка младше на два года -- смешно же. Но любила. Всерьез. И, наверное, умела прощать» (все три цитаты из Song for Lovers, а особенно хорошо в своей неумелости это «наверное» из последнего фрагмента). Или -- уж совсем неожиданно -- в рассказе «Вася» выползут на сцену мамлеевские «зеленые мужики», насилующие бомжих и обгладывающие трупы.

Но даже эта неровность вызывает какую-то трогательную симпатию. Интересно побывать в мире, где то, что отстоит друг от друга на миллионы километров, оказывается рядом. Причем не в результате «постмодернистского» снижающего жеста, а вот так, по-простому, словно в ящике письменного стола у любознательного подростка.

Совершенно непонятно, какой будет следующая книжка Денежкиной. Теперь она уже не безвестный интернет-автор, а «конкурент Проханова» («Дай мне!» чуть было не обошла «Господина Гексогена» в борьбе за «Национальный бестселлер».) Честь-то не велика, но тем опаснее ее последствия: легкомысленная раскрутка, поверхностные рекламные лозунги, рассуждения о «лесбийских фаллосах» и т.п. Негласно формируется ожидание нового слова, нового шага. Повторения пресыщенная литературная общественность не потерпит, а попытка идти «все дальше и дальше», не дай бог, приведет к неудаче.

А на самом деле никаких «новых слов» не хочется. Слишком много российских авторов поднаторели в осмыслении действительности, так что неплохо, что есть и такие, кто занялся ее описанием. Какую штуку выкинет эта самая действительность со своим автором-медиумом, пока сказать трудно. Но хочется, чтобы «Дай мне!» была на пару повестей, пару рассказов длиннее. Это, наверное, и есть лучший комплимент.