Три недели ажитации, музыки, атлетической борьбы, гаданий на кофейной гуще, неожиданных аншлагов уже на первых турах, страстного желания сенсаций, тонкого художества и просто осмысленной игры закончились награждением и концертом лауреатов (о концерте читайте в следующем номере).

Имидж конкурса, как было обещано, посветлел: кажется, что судьи пианистов и скрипачей сориентировались по публике. Скрипичное и виолончельное жюри не присудили первых премий, снизив таким образом напряжение. Всеобщего удовлетворения, конечно, не наступило: затронуты чувства слишком многих профессионалов, любителей, кланов, поколений и организаций. Но после нервных споров и скандалов, набухавших при малейшем появлении интриги, итоговый расклад выглядит слишком спокойно.

Доказано, что победителями «Чайковского» могут быть не просто иностранцы (вторая премия виолончелистов -- немец Йоханнес Мозер), но и представители азиатстких школ (вторая премия скрипачей -- японка Тамаки Кавакубо и китаец Си Чэнь). Что первая премия по фортепиано может впервые достаться женщине (японке Аяко Уэхаре). Что российские исполнители могут остаться с одним только вокальным выигрышем. (Из Европы и Америки там вообще никого не было, а певческое искусство Азии ставок на «Чайковского» пока не делает. Первые премии -- Айталина Афанасьева и Михаил Казаков). Между прочим, из всех победителей только один Си Чэнь не занимался с русской (или бывшей русской) профессурой. Но зато пострадал во время футбольных беспорядков на Тверской.

Сомнительных сюрпризов ждали у скрипачей -- Спиваков выглядел слишком инициативным, а победителя (спиваковскую протеже) называли заранее. Но ладненькая Кавакубо, «Ванесса Мэй наоборот», дотянулась только до второй премии (публика встретила известие криками «браво»). К тому же поделила ее с Си Чэнем, вознагражденным за активный звук, трогательные трактовки и околофутбольные страдания. Возможно, из-за относительной победы любимицы независимого профессора Захара Брона двое других его учеников -- Игорь Овруцкий и Николас Кеккерт -- отправились на пятую позицию. Вперед прошли Татьяна Самуил (третья премия) и студент влиятельного профессора консерватории Эдуарда Грача Гайк Казазян (четвертая премия). Взрослого, умного и эмоционального без слез Бориса Бровцына в финале не было -- вместо него китаец Ян Лю честно отработал на шестую премию, а ученик Сергея Кравченко Евгений Стембольский тихо отмучился на диплом. Никто так и не смог безупречно сыграть Скрипичный концерт Чайковского.

Первый фортепианный концерт того же автора, видимо, заколдовали. Почти вся восьмерка играла из рук вон -- текст выскальзывал из пальцев, а смысл застревал в ушах ошметками трафаретов. О фразировке все вообще забыли, и почти ни у кого ничего не звучало. Финалисты осыпались, как вечерняя пудра. Крепенькая китаянка Дзинь Дзюй (третья премия) после обязательного Чайковского зачем-то играла Шопена -- без малейшего понятия о смутных ощущениях. Павел Домбровский (диплом) застегнулся на все пуговицы и выдавил из себя Второй концерт Прокофьева. Андрей Поночевный (третья премия) отыграл Второй Рахманинова, как отдежурил. Алексей Набиулин (вторая премия) особым, придуманным для Шуберта звуком претерпел Чайковского и Прокофьева, забыв о красоте и сумасбродстве эстетических прокофьевских интриг. Чайковский и Рахманинов от Дмитрия Онищенко (пятая премия) звучали в жанре «дывлюсь я на нэбо тай думку гадаю». Выбор между ориентализмом, тягостным инфантилизмом и слезой провинциального поэта вымотал все нервы.

Любимец публики Дмитрий Тетерин сорвался (диплом). Это и называется тихим ужасом, когда проблески магнетизма гибнут под завалами потерянного текста, и хорошие руки ничего не могут с этим сделать. А в ложе, за спиной у претендента сидит победитель прошлого конкурса Денис Мацуев, кривит лицо и пренебрежительно-вальяжно качает задранной едва ли не на сцену торжествующей ногой.

Среди не прошедших в финал российских конкурсантов специалисты отмечают тех, кто мог бы его осилить. Называют Володина (в первую очередь), Шибко, Свердлова (впрочем, он неудачно отыграл второй тур), Кудрякова или некоторых учеников профессора Доренского.

То, что произошло, профессор Володин и член жюри Элисо Вирсаладзе прокомментировала для «Времени новостей» так: «На конкурсе было слишком много российских участников, для них отбор был гораздо более мягким, чем раньше. И чем сейчас для иностранцев. А в финале все оказались голыми королями. Это ошибка жюри, но что можно сделать, если большинство так слышит. В результате тому, кто просто сыграл весь текст, присуждается первая премия. Через несколько лет уже не будет иметь никакого значения, кто что получил, есть много лауреатов конкурса Чайковского, о которых все забыли. Но такого позора я не помню».

На втором и третьем туре ученицу Веры Горностаевой Аяко Уэхару любопытные не слушали: оба раза слушали Спивакова, он по соседству объявлял свои результаты.

Теперь разговоры о том, что Япония уже не одно десятилетие борется за первые премии на «Чайковском», особенно в разделе «фортепиано», увязывают с победой 22-летней Уэхары. Хотя еще за час до объявления результатов мало кто воспринимал ее всерьез. Следы влияния азиатского бизнеса искали в стремительном выходе в финал веселого корейца Дон Мин Лина (пятая премия), связанного родственными узами с главой российского представительства компании Samsung. Уэхара стала подарком не только для Японии, но и для жюри -- умницей, «бойцом» и своенравным (по звуку и трактовкам) персонажем. Все как-никак сошлось, решение выглядит выразительным выходом из тупиковой ситуации. После второго тура «Время новостей» назвала Аяко Уэхару «открытием».

Вот мнение о ней и об итогах конкурса председателя жюри Владимира КРАЙНЕВА:

-- Аяко Уэхара не просто сыграла текст, она показала себя как очень своеобразно мыслящий музыкант. И в финале, где публика принимала ее уникально, и, если вы вспомните ее изумительного Баха и миниатюры Чайковского на первом туре, блестящего Шостаковича на втором, ее трактовки были убедительны -- без отступлений от того, что автор написал в нотах -- но свои. Она такая малюсенькая глыба. И за счет этой глыбизны, она не погружается в звуковую нирвану. Из-за ее драматической насыщенности мне хочется назвать ее японской Сарой Бернар, хотя там о ней скорей всего не знают.

-- Что вы думаете о финальном туре в целом?

-- Он был провальным. Со всеми случилось что-то свое. Многие играли хуже своих возможностей. Провал Тетерина я связываю с магнитными колебаниями, не совпавшими с тем, что было на сцене. Не могу сказать, что китаянка играла хуже -- как умела, так играла. Да и Домбровский -- просто очень бледно. Онищенко -- слишком неопытен, Набиулин, наверное, перегорел. Он так эмоционально выложился на первых турах (а ведь он скорее мозговой музыкант и хороший мастеровой), что на финал эмоциональности не хватило. Финал -- это трудно, концерт с оркестром требует эмоционального напряжения. Вообще, конкурс выматывает.

-- Мог ли кто-то из не прошедших в финал быть убедительнее?

-- Нет, я так не думаю.

-- Какие исполнительские проблемы вы заметили на конкурсе?

-- Пожалуй, то, что прагматизм преобладает над романтизмом. Причем прагматизм какой-то приземленный. Если это прагматизм Микеланджели, Поллини, Рихтера -- я согласен, он все равно выливается в романтизм, музыка бьет по нервам, вызывает эмоциональный ответ. А конкурсный прагматизм к тому же не поставлен на хорошую профессиональную основу -- прежде всего меня не порадовал звук.

-- Какие задачи вы ставили перед собой и жюри вначале, и удалось ли их выполнить?

-- Нашей задачей было сделать так, чтобы уровень первых премий соответствовал мировому. Чтобы сольная программа победителя не превращалась в аккомпанемент к джазовой импровизации. У конкурса были взлеты и спады, но нынешняя первая премия будет нести это звание с честью.