Полицейская работа в России сродни сельскому хозяйству. У прокуроров -- вечные трудности с горючим. За плохой урожай они получают выговор, а хороший становится катастрофой для всей системы. Поэтому главным прокурором, во-первых, всегда оказывается нестандартно мыслящий чиновник, а во-вторых, в смутное время реформ такой человек по круглым датам становится буен.

Владимир Устинов не дотянул полмесяца до круглой даты. 17 мая 2000 года он вдруг оказался генпрокурором, а 25 апреля 2001 закатил подследственной ему стране настоящую истерику, обозвав экономистов российского президента мамаями, а одобренную им судебную реформу никакой не реформой, а уловкой для «наступающего передела собственности».

В общем-то, никто его об этом не просил. Генерального прокурора пригласили выступить в Государственной думе на рутинном мероприятии под названием «правительственный час». На нем чиновникам положено вежливо сообщать о достижениях и недоработках их ведомств, а затем давать формальные ответы озабоченным наказами избирателей депутатам. И с первой частью г-н прокурор справился более чем хитро. Он рассказал парламентариям, что их запросы привлекают самое пристальное внимание стражей правопорядка, из чего, между прочим, следует, что оспариваемый авторами судебной реформы порядок прокурорского надзора «лишний раз очевидно подтверждается» и «без надзорной функции не обойтись». Правда, через недолгое время г-н Устинов заметил, что есть «случаи, когда запрос используется для того, чтобы повлиять на ход следствия», а также «часто через депутатов в прокуратуру поступают ходатайства коммерческих организаций». Но эти очевидные вещи не взволновали ни слушателей, ни самого оратора.

Но как только депутат Николай Коломейцев (КПРФ) задал вполне предсказуемый вопрос: как г-н Устинов относится «к так называемой судебной реформе», генпрокурора прорвало. То, что он и его ведомство возражают против либерализации карательной системы, известно, и кулуарно г-н Устинов уже закатывал сцены президенту. Публично это вчера случилось впервые.

«Наши сегодняшние реформаторы... молча переписывают западные образцы и говорят нам, что это самое лучшее». «Нужна реформа, но не такая, как мы ее проводили в экономике. Мы за десять лет до основания (все разрушили -- Ред.), а затем вытоптали, как Мамай прошел по государству». «Мы опять стоим перед (борьбой за собственность -- Ред.)... Вы знаете -- РАО "ЕЭС", «Газпром» и прочее, и прочее. Только прокуратура может помешать нечестным людям совершить те или иные поступки. Вот почему сегодня ее хотят убрать совершенно».

Владимир Устинов говорит о предстоящей реформе естественных монополий. Президент Путин назвал ее необходимой. А генеральный прокурор называет ее переделом собственности, при котором только прокуратура может помешать совершать нечестные поступки. Владимир Путин говорит о том, что Россия будет проводить либеральные реформы. А Владимир Устинов -- о том, что это не реформы, а ясак, который с нас выколачивают баскаки (простим юристу упоминание о не собравшем ясак Мамае). Похоже на бунт.

Но это не бунт. Потому что, как сообщил генпрокурор, «мы полностью считаем абсолютно правильной взвешенную позицию руководства страны, президента о том, что обратного хода не будет». На самом деле Владимир Устинов до сих пор надеется на правоту Владимира Гусинского и Бориса Березовского, утверждающих, что Владимир Путин собирается устроить в России тоталитарное государство. И нервничает, потому что на его нервные окончания поступают совсем другие сигналы.

Весь пафос выступления генпрокурора обращен против замглавы кремлевской администрации Дмитрия Козака, считающегося главным движителем судебной реформы. Между тем г-н Козак не отвечает. То есть отвечает, но дипломатично -- «ведомственность подходов», «эмоциональный запал», «личное мнение генпрокурора». Как заявил газете «Время новостей» высокопоставленный источник в администрации президента, «ссориться с генпрокурором мы не хотим и не будем -- смысла не видим. Судебная реформа будет продолжаться. Этап ее законодательного оформления неотвратимо приближается. Опасения Генпрокуратуры в данном случае естественны для ведомства, полномочия которого подвергаются ревизии. В какой-то мере по-житейски они понятны, и зубной боли не вызывают».

С одной стороны, в Кремле полагают, что если г-н Устинов продолжит свой крестовый поход, то он «допрыгается», поскольку претензий к нему, как и к любому чиновнику нашей законопослушной страны, достаточно, чтобы выпустить телефильм любой продолжительности и с любыми возрастными ограничениями. С другой -- какой смысл в замене одной фигуры в геннпрокуратуре, когда вся она подлежит радикальной хирургии.

Такова логика Кремля. Само собой, будут аналитики, которые скажут: дело в том, что злой Владимир Устинов сделал свое дело. Олигархи отвержены. Владимир Гусинский мечется между Марбельей и Тель-Авивом. Борис Березовский клевещет из-за кордона. Можно, по сталинской логике, отправить туда же и г-на Устинова. Но если и так, разве мы будем грустить из-за этого отъезда?