В Центре им. Мейерхольда проходит ретроспектива спектаклей его художественного руководителя Валерия Фокина. Что отрадно. Многие из его постановок, не имея постоянной прописки, показывали от случая к случаю, а легендарный "Нумер в гостинице города NN", ставший некогда первым лауреатом премии "Золотая маска", и вовсе видели немногие.

Теперь же в Москву пожаловала чеховская "Свадьба", поставленная Фокиным в Театре им. Стефана Ярачи из города Лодзь. Все фирменные приемы Фокина последних лет -- полуинфернальная атмосфера, выдержанная в мрачно-серых тонах сценография, неторопливый темп, гротескная массовка -- представлены здесь в полном комплекте. По умению нагнетать социально-метафизический ужас Фокину вообще нет равных в современном российском театре.

Потусторонняя фантасмагория, к которой склонен руководитель мейерхольдовского центра, к чеховской драматургии не очень применима. Гоголь с Кафкой -- другое дело. Тем не менее Чехов издавна манил сумрачного российского режиссера, и польская постановка -- лишь часть его своеобразной чеховской трилогии (две другие -- копродукция Авиньонского фестиваля и московского ТЮЗа "Татьяна Репина" и поставленные в Национальном театре Хельсинки "Три сестры").

Широкому зрителю "Свадьба" знакома по знаменитому фильму сороковых годов, в котором снялись молодые артисты МХАТа, корифеи Театра им. Моссовета и звезды мейерхольдовской труппы. Режиссуры в этой "Свадьбе", поставленной Исидором Анненским, было немного, но разность актерских школ не мешала единству художественного впечатления. Великие артисты соблюли точную пропорцию между эксцентрикой и психологизмом. Их герои не были ни масками, ни живыми людьми. Скорее типажами. Врезались в память сразу и навсегда. С тех пор образ Апломбова неразрывно слился в сознании любителей театра и кино с обликом Эраста Гарина, фраза Змеюкиной "Машите на меня, машите" с интонацией Веры Марецкой, пляшущий Ять с Мартинсоном, грек Дымба с Осипом Абдуловым, а незадачливый Нюнин с Михаилом Яншиным.

Прочим интерпретаторам "Свадьбы" желанное равновесие между буффонадой и достоверностью сохранить не удавалось. Они неизбежно скатывались то в водевильно-бытовой уклон, то в гротескно-мистический. Примером второго можно считать недавний спектакль Алексея Левинского. Единственным человеком, вызывающим сочувствие, оказывался в нем псевдогенерал Ревунов-Караулов, наивный романтик в мире пошлых и страшноватых прагматиков. Свадебное торжество напоминало праздник в воровской малине, и было ясно, что за те 25 рублей, которые, вместо того чтобы отдать их настоящему генералу, положил себе в карман Андрюша Нюнин, его могут и замочить. Фокин пошел еще дальше. У него новобрачные, их родители и гости похожи на оживших покойников. Лица бледновато-зеленые, двигаются как на шарнирах, едят они что-то невидимое и неосязаемое, громко стуча вилками по абсолютно пустым тарелкам, танцуют какой-то данс-макабр, хватая руками воздух и приговаривая: еще, еще. Страха они не вызывают. Скорее брезгливость. В финале, как вампиры с первым лучом солнца, исчезают со сцены. А оставшийся Ревунов-Караулов отчаянно кричит: "Человек, выведи меня отсюда". Разумеется, тщетно. Людей здесь нет и не было.

Сделан этот водевиль-триллер мастерски, но подобно персонажам спектакля отдает легкой мертвечиной. То есть выглядит не столько самостоятельной постановкой, сколько хрестоматийным пособием по театральному авангарду. Фокин, спору нет, на сегодняшний день, один из самых тонких его знатоков. Но лучшие его спектакли хочется пересматривать, а на этот второй раз не пойдешь. Хрестоматию, сколь бы хорошо она ни была составлена, как правило, берут в руки один раз. В ночь перед экзаменом.