Вчера отечественный военно-промышленный комплекс отмечал юбилей, оказавшийся, к тому же, весьма актуальным: 4 марта исполнилось ровно 40 лет с того дня, как стартовавшая с советского полигона Сары-Шаган противоракета В-1000 впервые в мире смогла перехватить и уничтожить боеголовку баллистической ракеты. Именно с этого события по сути и началось строительство существующего ныне миропорядка. Системы, стабильность которой по сей день обеспечивается одним из наиболее сильных человеческих чувств -- страхом. Гарантия взаимного уничтожения оказалась куда надежнее любых торжественных обещаний. Жесткое противостояние двух мировых идеологий так и не перешло в открытый конфликт -- ни Восток, ни Запад не обладали абсолютным оружием, которое позволяло победить противника и одновременно избежать сокрушительного ответного удара.

Впрочем, уже в ближайшем будущем ситуация может измениться принципиальным образом: планы Вашингтона о развертывании системы национальной противоракетной обороны (НПРО) -- это новый подход к извечной теме абсолютного оружия. Правда, новизна его весьма относительна: замена «абсолютного меча» на «абсолютный щит» принципиально ничего не меняет, поскольку итог одинаков -- одна из сторон избавляется от страхов. Тут-то и приходит время бояться всем остальным.

Попытки Москвы придать юбилею максимально громкое общественное звучание вполне понятны. Национальный военно-промышленный бомонд, собравшийся на торжественное заседание в Российском агентстве по системам управления (РАСУ), даже и не пытался скрывать, что создание и испытание отечественной системы противоракетной обороны являлось «одной из важнейших стратегических операций «холодной войны». Технологический рывок советской оборонки, сумевшей добиться успеха в «стрельбе ракетами по ракетам» перечеркнул американские представления о том, что межконтинентальные баллистические ракеты с ядерными и термоядерными боеголовками (тогда их разработка еще только велась) станут тем самым «абсолютным оружием», об обладании которым тайно мечтала каждая из сторон. Причем отрыв от США оказался настолько велик (американская противоракета лишь через 23 года впервые смогла поразить цель), что Вашингтону не оставалось ничего иного, как согласиться с предложениями Москвы сесть за стол переговоров. Итогом стало не только соглашение об ограничении систем ПРО -- пресловутый договор 1972 года, выходом из которого грозят сейчас американцы, но и первые глобальные разоруженческие пакты: ОСВ-1 (ограничение стратегических вооружений) от того же 1972 года и последовавший за ним ОСВ-2. А уж из них потом «выросли» и СНВ-1, и РСМД (отказ от использования ракет средней и меньшей дальности), и СНВ-2. В результате резко снизились общие объемы ракетно-ядерных арсеналов, а от целого ряда типов оружия массового поражения отказались в принципе.

Как заявил присутствовавший на торжественном заседании в РАСУ вице-премьер РФ Илья Клебанов, «мы по-прежнему надеемся убедить американцев в необходимости сохранения имеющейся системы стратегического баланса за столом переговоров, а не прибегать для этого ко всяческим симметричным или асимметричным мерам». Тем не менее сейчас у России куда меньше шансов быть услышанной: нынешнее состояние отечественного ВПК и экономики в целом не позволяет проводить столь успешных «стратегических операций», как прежде. А американские визави, среди которых преобладают специалисты «рейгановской школы», на своем стоят твердо. Правда, политика Москвы стала более гибкой -- ее напоминания о «противоракетных приоритетах» адресованы сейчас не столько самим США, сколько их европейским союзникам, которые и без того не в восторге от американских планов развертывания НПРО. Недавняя передача генсеку НАТО Джорджу Робертсону российских предложений по «ЕвроПРО» сопровождалась настойчивыми напоминаниями: мы пока единственная страна, которая смогла развернуть боеспособную систему противоракетной обороны. Имеется в виду система ПРО Москвы А-135, принятая на вооружение в 1995 году и предназначенная для «отражения ограниченного ядерного удара по российской столице и центральному промышленному району».

Страх как основу ядерного сдерживания никто не отменял. А это значит, что либо мы научимся бояться вместе со всем мировым сообществом, либо попытаемся вновь пойти привычным путем. То есть заставим бояться нас.