Декларируемое единство армии и народа нигде не реализовано нагляднее, чем в голливудском кино из заграничной жизни. Американский масскульт не склонен вычленять образ чужого офицера из общего стереотипа изучаемой нации. Для военных это было бы лестным, кабы не геополитический эгоцентризм страны взошедшего солнца. Иностранцев она готова принимать только поодиночке, с поднятыми руками, прошением о гражданстве и через санпропускник. Когда неамериканцев много и они не желают учить язык, от них одно сплошное беспокойство.

Французов американец не жалует за акцент, гиперсексуальность и вечную суету под ногами в самых модных заграничных местах -- Париже, Ницце, Монте-Карло и на Куликовом поле американской славы -- нормандском пляже Омаха-бич ("Лё биг мак"! поубывав бы). Итальянцев терпит за кухню и оперу. К немцам снисходителен за трудолюбие, громкость, обжорство и прочие плебейские добродетели -- сочувствуя при этом роли аутсайдера послевоенной Европы. Брезгливо побаивается русской дикости, равно как арабской дикости, китайской дикости и любой другой восточной дикости. Недоумевает, почему русские, со всеми их ухватками, -- белые. При этом тайно, горячечно и стыдно ненавидит англичан -- единственную нацию, которая его не замечает, с оскорбительным равнодушием встречая нуворишеские затеи Нового Света. На каждого Пресли у нее найдутся свои битлы, на хипов -- панки, на постмодерн -- хай-тэк, а на Мэрилин Монро -- Джулия Кристи. Что является безусловным покушением на американскую монополию в создании мировой обиходной моды.

Господа офицеры стоически разделяют судьбу своих незадачливых народов. Французские и итальянские военные в американском кино носят много опереточного шитья и все время торопятся к девкам. Ни с теми, ни с другими Америка ни разу как следует не воевала и потому держит их не за армию, а за декорацию, что совершенно справедливо. К немцам Голливуд относится с повышенной лояльностью. Поверженный враг, тевтонский кодекс, рыцарственный пес войны, натерпевшийся от советского ига, -- что может быть благороднее. В Morituri, "Лисе пустыни", "Железном кресте", "Орел приземлился" немецкий капитан-окопник всегда отобьет у гестаповца еврейское дитя, обогреет и накормит шоколадкой, а во вражеском тылу не задумываясь бросится спасать тонущего подростка, выдавая себя выглянувшими из-под камуфляжа петлицами. Сержант не даст своим архаровцам употребить попавшихся русских связисток, упредив безобразие гуманной очередью наискосок (представляю, как нелегко было пойти на такое режиссеру Пекинпа, ни один фильм которого не обошелся без изнасилования). Слеза пробирает, когда глядишь на этих славных во всех отношениях офицеров и джентльменов в исполнении статусных рейнджеров и аристократов-рафине американского экрана Юла Бриннера, Джеймса Кобурна, Джеймса Мейсона и Майкла Кейна.

Моду фотографироваться у виселиц, очевидно, выдумали русские -- кто ж еще? А вот и не они! На самом деле все пытки, изуверства и геноцид мирного населения -- изобретение англичан. В современном американском кино не найдешь большего ирода, чем потомственный офицер Ее Величества. Это он вязанками ставит к стенке патриотов ("Майкл Коллинз"), насилует почтенных ирландских матрон ("Роб Рой"), залпами валит безоружные индийские манифестации ("Ганди") и вероломно казнит добровольно сдавшихся шотландских гайлендеров ("Храброе сердце"). Ни веры, ни пощады этому извергу рода человеческого, фанату псовой охоты и дурацкого ножного футбола, проклятье алому мундиру, томагавком ему по черепу и осиновую рогатину в лошадиное брюхо, как это из фильма в фильм делает австралиец Мэл Гибсон именем всех угнетенных подданных британской короны. В "Патриоте" эти нелюди с пойнтерами додумались живьем спалить в церкви целый партизанский поселок времен войны за независимость (особенно увлекательно выглядит сие зверство в исполнении режиссера немецкого происхождения Роланда Эммериха). По всей видимости, героическая борьба республики Трансвааль против британских поработителей обошла американский экран лишь в силу широко известных расистских наклонностей бурских колонистов-африканеров. Черному населению США вряд ли приглянулась бы героизация бурского ополчения, которую позволил себе Луи Буссенар в "Капитане Сорви-голова". Что, конечно, ничуть не извиняет кичливых англосаксов.

По сравнению с ними к русским, пожалуй, даже проявлено снисхождение. Кадровое офицерство вчерашней империи зла подразделяется на три типа. Первый, стальноглазый ариец, готов за идею или кейс с долларами взорвать всю планету и лично перебить сотню нижних чинов ("Миротворец", "Честная игра", "Самолет президента"). Второй недавно слез с ветки, прошибает лбом стальные переборки и больше всего похож на бессловесных великанов из свиты ученых-маньяков в сериале о Джеймсе Бонде ("Рэмбо-II", "Красный скорпион"). Третий, наиболее привлекательный, все время глушит водку и пляшет казачка -- очевидно, потрясение союзников дикими половецкими плясками в немецких кабаках до сих пор еще не иссякло. Дуб, упырь и алкоголик -- вот три кита, на которых покоится российская национальная безопасность в глазах новосветского зоила.

Можно, конечно, обижаться, а можно и возликовать. Настоянное на комплексе победителя американское массовое сознание не в состоянии уважать чужое государство -- его можно только жалеть. Общество вчерашних эмигрантов, беглецов, парий нуждается в покровительственном, отеческом отношении к созвездию бывших родин. Чтобы русский в американской мифологии стал хоть немного похож на человека, ему надо срочно залезть к кому-нибудь в рабство, надеть ярмо с гремушками и бесконечно каяться-каяться-каяться -- за мафию, коммунизм, Афганистан и евреев. Нынешний образ лапотного вахлака -- первый признак надежного суверенитета, который доблестно охраняют те самые дубы, упыри и алкоголики, что так разумно отказались участвовать в издевательстве над собой на своей же территории и чей профессиональный праздник сегодня в 83-й раз отмечает страна. Как говорит в таких случаях любимец русской армии артист Булдаков: "Ну, за объективность!"