Свой титул "великого и ужасного" Мэрилин Мэнсон унаследовал от Элиса Купера, занимавшего престол "короля ужасов" в 70-е годы. Мэнсон продолжает длинный ряд поп-демонов и культовых монстров, появлявшихся на рок-сцене с самых 60-х: откусывавший головы живым птичкам Оззи Осборн, размалеванные балаганные бесы KISS, CURE, у которых по жизни "ножницы вместо рук".

Затюканный христианской школой сын торговца мебелью Брайан Уорнер с энтузиазмом неофита примерял на себя все карнавальные принадлежности из рок-н-ролльной лавки хэллоуиновских масок. Он придумывает себе черно-звездный псевдоним Мэрилин Мэнсон: гибрид фамилии самого знаменитого маньяка и имени самой лучезарной секс-богини. Продюсером новой звезды становится Теренс Трент Рензор, основатель и идеолог культовой группы Nine Inch Nails, сумевший придать действительно потустороннее звучание музыке новичка, чьи пристрастия не шли дальше классического набора Queen, Pink Floid, Дэвид Боуи.

От Боуи времен Зигги Стардаста Мэнсон позаимствовал свой инопланетно-андрогинный имидж и тщательно культивируемую пластиковую искусственность облика. Но у Боуи эта искусственность все же была откровенной маской, оттенявшей почти наивную пронзительность его музыки. У Мэнсона же едва ли не впервые в рок-музыке с ее культом "последней прямоты" и предельной подлинности эта искусственность стала самой сутью сценического образа.

Маленький, по-своему трогательный Элис Купер, сражаясь с плюшевыми пауками и резиновыми летучими мышами, сам оставался абсолютно живым и человечным в центре своих уютно-балаганных ночных кошмаров. Когда Купер потрошил пластмассовых кукол, это было смешно, так как показывало бутафорскую природу наших страхов. Когда то же самое проделывает Мэнсон, становится жутко, ибо мы видим куклу, убивающую себе подобных.

Мэнсон -- существо-протез. Неслучайно он с таким увлечением коллекционирует ортопедические протезы. Мэнсон отлично бы вписался в кунсткамеру сконструированных существ, которую в 90-е годы увлеченно создают современные художники. Он персонаж того же ряда, что и барочные латексные андрогины Мэтью Барни, многоголовые монстры, собранные из частей миловидных детских манекенов, из "Трагической анатомии" Диноса и Джейка Чэпмэнов и те герметичные, идеально гладкие, лишенные глаз, ртов и ноздрей лица, которые предстают на компьютерных портретах Азиса и Кушера. Как и современные художники, Мэрилин Мэнсон отказывается от свойственного року и авангарду героического стиля во имя некоего нового маньеризма. В нем есть что-то от затянутых в усыпанные черными блестками трико и густо загримированных злодеев классического балета.

Трудно представить, каким может быть сценическое шоу Мэрилина Мэнсона. Он персонаж эпохи видеоклипов, который, как кажется, может существовать только на телеэкране или в виртуальной реальности. Неслучайно именно его песня стала одной из самых запоминающихся в саундтрэке "Матрицы". Материализовавшись на сцене, он либо утратит свою демоническую ауру, либо так и останется виртуальным фантомом, скорее голограммой, нежели живым исполнителем.

Бунтарство, богохульство, аффект -- это на самом деле не про Мэнсона. Идеальный продукт поп-культуры и медиальной раскрутки, он, в сущности, предлагает лишь виртуальную бутафорию страха или порока. "Это так же забавно, как ощущать себя торговцем наркотиками, будучи самым обыкновенным продавцом леденцов -- и все потому, что ты их предлагаешь детям, которым в христианских школах не разрешают даже жвачку", -- сказал как-то о себе Мэнсон. Мэрилин Мэнсон предлагает наркотик-плацебо, нейтральное вещество, весь эффект которого вызван самовнушением зрителя. Правда, из этого не следует, что такой наркотик не способен вызвать привыкания.