Владимир Малахов, знаменитый танцовщик, лауреат многих международных конкурсов, обладатель престижных мировых премий, вчера исполнил главную партию в балете Большого театра «Жизель». Сразу после спектакля Владимир МАЛАХОВ ответил на вопросы нашего корреспондента Елены ФЕДОРЕНКО.

-- Как вы оцениваете свое выступление?

-- Я судья строгий. Всегда собой недоволен. Мне кажется, можно было станцевать лучше. Не успел «обжиться» в декорациях -- впервые увидел их перед спектаклем. Непривычно танцевать под лучами светящейся рампы, которой нет за границей, и на покатой сцене Большого театра. И, конечно, страшно нервничал.

-- Сколько дней репетировали «Жизель» в Большом?

-- Прилетел за три дня до спектакля и все это время практически не выходил из театра. Я танцевал «Жизель» в разных труппах и знаю, что многое зависит от балерины. Со Светланой Лунькиной встретился впервые, и у меня не было никаких проблем -- она очень легкая, трогательная, внимательная.

-- «Жизель» -- один из самых устоявшихся балетов. Есть ли разница между тем, как он идет в России и на Западе?

-- Второй, «белый», акт во всех редакциях похож. Первый акт в московском спектакле показался немножко устаревшим. Некоторые моменты меня шокировали, но я гость, к тому же не хореограф, а исполнитель, и, естественно, подчинился. Я танцевал то, что поставлено, хотя не всегда понимал логику отдельных движений и пластических нюансов. На Западе первый акт все чаще не подчиняется традициям, трактуется более современно.

-- Когда-то вас, способного выпускника Московского хореографического училища, ученика Петра Пестова, не зачислили в труппу Большого театра. В 1989 году эта сцена принесла вам блистательную победу на международном конкурсе. С какими чувствами вы приехали в Большой?

-- Сегодня я понимаю: может, и к лучшему, что не взяли в Большой. После училища я попал в интересный коллектив -- «Московский классический балет» Наталии Касаткиной и Владимира Василева. Здесь станцевал все главные партии, накопил опыт.

Все десять проведенных за границей лет мне хотелось приехать в Москву. Здесь мои давние друзья, первые поклонники. Сегодня Большой театр подарил мне радость общения -- я встретился с однокашниками, из Кривого Рога приехала мама. Мне показалось, что сейчас в труппе хорошая атмосфера, ребята отзывчивые и внимательные. Только жалко и больно, что здание театра разрушается на глазах.

-- Почему десять лет назад вы, первый солист труппы «Московский классический балет», решили уехать?

-- Хотел работать с разными хореографами, танцевать в разных стилях, попробовать себя в модерне. Посмотреть мир, ощутить творческую свободу. Идея поехать на Запад пришла ко мне ночью, и я решил испытать судьбу. Уезжая, я не имел никаких гарантий.

-- С какими проблемами столкнулись?

-- Я не говорил ни на одном языке. И профессионально было тяжело: приходилось начинать с нуля, доказывать свое право быть солистом. Правда, мне повезло с импресарио. Помогло и то, что я сразу принял западный мир, не зажался, не растерялся, наоборот, стал более открытым. Я не знал, что такое усталость. Даже не задумывался об отдыхе. Только работал. Это было естественно, потому что я трудоголик.

На Западе жесткий, невероятно напряженный режим. Там работают 24 часа в сутки. 64 спектакля за восемь недель. Нередко выпадают такие дни: утром -- сценическая репетиция, в обед -- генеральная, вечером -- спектакль. И все в гриме, костюмах, в декорациях, с оркестром. Бывает и так: в понедельник я танцую «Жизель», во вторник -- «Ромео и Джульетту», в среду утром -- «Корсара», а вечером -- хореографию Баланчина. И нужно уметь быстро перестраиваться с классики на модерн.

-- Модерн необходим классическому танцовщику?

-- Да. Это заставляет работать иные группы мышц. Когда возвращаешься к классике, чувствуешь себя совершенно по-другому, по-новому наполняется движение. Кстати, классическому танцовщику несложно освоить современные стили, а модерн-танцовщик никогда не сможет танцевать классику.

-- Какому репертуару вы отдаете предпочтение?

-- Я люблю танцевать все.

-- Вы работаете в трех театрах: American Ballet Theatre, Венской опере и Штутгартском балете. Почему не остановитесь на одном? И как удается совмещать?

-- До недавних пор я танцевал еще и в Национальном балете Канады. Тогда было тяжелее. Весной не менее двух месяцев обычно танцую в Нью-Йорке, в Вене работаю зимой, и остается время для Штутгарта. Театры Европы и Америки отличаются репертуаром. Это одна из главных причин моего «совместительства». Форсайта и Килиана ставят в Европе, Тарп и Моррис идут только в Америке. Балеты Крэнко до последнего года не показывались в США, спектакли Макмиллана можно танцевать только в Лондоне или в Ла Скала. Мне же хочется танцевать все. И потому никогда не отвечаю на вопрос, какой хореограф мне ближе. Хореографов много, каждый по-своему интересен.

-- А где ваш дом?

-- У меня арендованы квартиры в Нью-Йорке, Штутгарте и Вене. Но иногда кажется, что мой дом -- в самолете. Я не могу сидеть на одном месте. Все время хочется куда-то бежать. Быть может, проявляется характер козерога -- все время в поисках. Но я не устаю от такой жизни -- мне она нравится.

-- Чем вы занимаетесь помимо балета?

-- Люблю ходить по магазинам, встречаться с друзьями, сидеть у компьютера, писать письма. Я не стремлюсь к одиночеству, хотя и люблю быть один. Вне сцены я нормальный и общительный человек. Не задираю нос, не ощущаю своей звездности. Люблю поговорить, посмеяться.

-- Расскажите про ваши балетмейстерские опыты: в 1999 году в Вене вы поставили «Баядерку», а в прошлом сезоне там же создали балет "Бал-маскарад".

-- «Баядерку» я поставил потому, что она никогда не шла в Венской опере. Основа хореографии принадлежит, конечно, Петипа, хотя я сочинил новый вальс и четвертый акт с землетрясением. В «Бале-маскараде» оригинальная хореография. Балет получился случайно. Я предложил поставить что-нибудь балетное в юбилейный год Верди, директор заинтересовался. Началась работа. Приходя в студию, я имел точный план репетиций. За десять дней до премьеры спектакль был готов. А «Баядерку» мы доделывали в ночь накануне премьеры.

-- Будете продолжать ставить?

-- Это слишком большая ответственность. Я понял, как трудно быть и хореографом, и исполнителем. После «Баядерки» сказал, что больше не буду ставить. Однако появился «Маскарад». Так что загадывать не стану.