Сегодня в России и во всем мире впервые отмечается День беженца, который до сих пор праздновался только в Африке. 50 лет назад Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН) предложило к ратификации конвенцию «О статусе беженцев», в которой определены права людей, вынужденно покидающих свой дом, и обязанности государств по отношению к этим людям. С тех пор конвенцию ратифицировало около 140 государств, включая Россию и все бывшие республики СССР, кроме Узбекистана. Правда, количество беженцев в мире при этом неуклонно росло. На 1 января 2001 года их число составило 21 126 010 человек. Значительная часть из них находится сейчас и в России. Об их проблемах корреспонденту газеты «Время новостей» Ивану СУХОВУ рассказывает региональный представитель УВКБ ООН в Москве Джон МАККАЛЛИН.

-- Г-н Маккаллин, выполняет ли Россия обязательства, принятые после ратификации конвенции в 1993 году?

-- Мы не подвергаем это сомнению. Выполнение рекомендаций может подчас идти медленными темпами, но все движется стабильно в нужном направлении.

Российское правительство столкнулось с огромными проблемами: только по официальной оценке за минувшие десять лет около 8 миллионов людей приехали в Россию и еще 4 миллиона покинули страну. Кроме того, беспрецедентное перемещение людей происходит в самой России. Но надо отметить, что основная озабоченность УВКБ ООН направлена все же на тех, кто прибыл из дальнего зарубежья.

-- А как же беженцы из Чечни?

-- Это не беженцы в юридическом смысле слова. Но УВКБ работает со всеми перемещенными лицами -- в том числе и с чеченцами. Оказывать помощь людям недалеко от их дома легче, чем работать с теми, кто уже пересек границу своей страны.

Наши чеченские программы -- самые большие по объему и срочности. Но даже на Северном Кавказе мы работаем по другим направлениям: например, помогаем туркам-месхетинцам, русским, которые возвращаются в Ставрополье и Краснодарский край, беженцам из Грузии в Северной Осетии.

-- Сколько тратится на помощь перемещенным жителям Чечни?

-- Каждый год мы обращаемся с призывом к гуманитарным организациям. В прошлом году в рамках этого призыва мы собрали на чеченские проекты около 50 миллионов долларов, в этом году планируем собрать немного меньше. Средства расходуются на продукты, строительство лагерей, приобретение предметов первой необходимости. Однако действия ООН должны только дополнять действия российских властей. Мы можем лишь надеяться, что усилия российской стороны в ближайшие годы будут увеличиваться.

-- Сколько еще, на ваш взгляд, переселенцы из Чечни будут нуждаться в помощи?

-- Это ключевой вопрос. С их возвращением домой есть ряд проблем. Люди не уверены, что им будет гарантирована безопасность, кроме того, большинство -- жители Грозного и других крупных городов, разрушенных в ходе военных действий, многим просто негде жить. Обнадеживает, что российские власти понимают: людей нельзя заставлять возвращаться под принуждением, это исключительно дело свободного выбора.

Основная международная помощь сконцентрирована сейчас на Ингушетии. Но количество людей, получающих питание от международных организаций в Чечне, уже сейчас больше, чем в Ингушетии. В Ингушетии их около 150 тысяч, в Чечне -- по крайней мере 210. И если у нас нет физического присутствия в Чечне, это не значит, что мы там не работаем. Сейчас мы проводим там программу создания 3000 сухих теплых комнат: если дом частично разрушен, мы можем помочь восстановить какую-то часть, чтобы можно было жить. Есть семь школ под нашей опекой, в которые со временем будут возвращаться дети беженцев.

-- Если эти цифры сравнивать с общим числом перемещенных лиц, они кажутся очень скромными.

-- Но у нас из маленьких семян вырастают гигантские дубы. Я не хочу сказать, что мы делаем достаточно. Но мы делаем больше, чем обычно признается.

-- Постоянно циркулируют слухи о том, что в лагерях беженцев в Ингушетии отдыхают боевики.

-- До нашего сведения такие слухи не доходили. И когда мы с коллегами посещали лагеря, мы видели в основном детей и женщин, которые часто нуждаются в медицинской помощи.

-- А я видел вполне уверенных в себе молодых людей, которые там сидят без работы и на вопрос об источниках дохода отвечают: «Аллах помогает»...

-- Аллах и ООН.

-- Они говорят, что обязательно уйдут на войну, если ничего не изменится, и не отрицают, что с местными часто напряженные отношения. Не создаются ли в лагерях дополнительные очаги напряженности?

-- Не думаю. Кроме того, десятки тысяч людей живут не в лагерях беженцев, а в частном секторе. Да, наша работа не всегда благодарная, но если вы -- перемещенное лицо, это вовсе не значит, что вы должны лишиться права посещать школу, продолжить образование, получить медицинскую помощь и пищу. Вот что очень важно. И мы помогаем исключительно гражданскому населению.

-- Сколько в России беженцев из дальнего зарубежья?

-- Большинство -- беженцы из Афганистана. Значительное количество из Анголы и Алжира. Эфиопия, Ирак, Нигерия, Пакистан, Руанда, Сомали, Туркмения, Узбекистан... Всего их около 8 тысяч человек, но далеко не все из них получают от нас материальную помощь.

-- Каков юридический статус этих людей?

-- Очень сложный вопрос. Некоторые получили статус вынужденных переселенцев, кто-то -- статус беженца. Это область, где в вашей стране постоянно происходят изменения. Разрыв между существующей ситуацией и тем, чего мы хотим достигнуть, быстро сужается. Во многом благодаря усилиям российских властей, которые открыты для консультаций и работают с нами в тесном контакте.

Самое важное -- официально признать человека, дать ему официальную основу для нормальной жизни. Если вы с африканского континента и это видно по цвету кожи, вы, естественно, будете привлекать внимание милиции. Но если у вас будет на руках документ, подтверждающий ваш статус, это здорово поможет решению ситуации. Мы хотим добиться от российских властей, чтобы лицо, ходатайствующее о праве на убежище, сразу получало бы такой документ на время процедуры окончательного установления его статуса и одновременно -- право на работу, медицинское обслуживание, возможность посылать своих детей в школу.