Сейчас как раз время традиционных композиторских фестивалей -- как правило, отпугивающих своими бескрайними просторами и плохо сфокусированными программами. Месячник «Московской осени» (продолжается весь ноябрь, базовая площадка -- концертный зал Дома композиторов) перетекает в месячник «Панорамы музыки России» (с 10 ноября по 12 декабря, Казань, Ярославль, Нижний, Питер, Москва). И все это идет под знаком относительно круглой даты -- сорокалетия Союза композиторов России, организации удивительно плодовитой и неунывающей, придуманной в 1960 году Дмитрием Шостаковичем. Семь съездов уже провели, в начале декабря ожидается восьмой, имеется сорок отделений союза и полторы тысячи бойцов в его рядах.

Скольких из этих полутора тысяч мы знаем -- вопрос обидный, вечный и считающийся непродуктивным, что неправильно. От такого подхода композитор превращается в опустившегося культпросветработника, представителя соцменьшинств, которого нужно только пожалеть, а проблема таланта и качества отпадает сама собой. Так нельзя. Их надо слушать, сравнивать, отсеивать и некоторых запоминать.

На пятничном концерте «Московской осени» прозвучало четыре сочинения, и ни из-за одного не было жаль потраченного времени. Исполнялись Concerto grosso Сергея Павленко, noiseREaction Игоря Кефалиди, Attalea princeps Виктора Екимовского и Двадцать восьмая симфония Мераба Гагнидце. Не правда ли, последнее название кажется ничуть не менее интригующим, чем остальные? Все четыре композитора входят в Ассоциацию современной музыки, а сочинения свои написали специально к ее десятилетию -- юбилею, на мой взгляд, более значительному, чем сорокалетие российского союза. Об исполнении этих достаточно крупных опусов позаботился российский президент, выдавший соответствующий грант, который позволил оплатить участие оркестра Владимира Понькина и солистов -- альтиста Юрия Тканова и скрипача Владислава Иголинского.

Три концепта и одна нормальная музыка, все очень качественное -- таково было содержание концерта. Нормальную пишет Павленко, профессиональный комбинатор музыкальных фактур. Думается, смекалистых солистов его новое сочинение, подернутое красивой минималистской дымкой и вместе с тем допускающее нужное количество эффектной экспрессии, должно соблазнять без всяких грантов. На месте вполне приемлемых Тканова и Иголинского солистами в его двойном концерте для скрипки и альта не сложно вообразить кого-нибудь более завидного: Кремера с Башметом, например.

Остальными тремя опусами звезд заманить сложнее. Слишком бескомпромиссные. Правила игры здесь выясняются лишь под конец. Городской шум часа пик, посредством электронных приспособлений осевший в партитуре Кефалиди, зарифмовывается банальными ритмами латиноамериканских танцев. Под жестко структурированный хаос Екимовского для солирующей скрипки с оркестром предлагается читать щемящий рассказ Всеволода Гаршина о пальме, рвущейся из тепличного плена к холодной свободе. Читать сложно, потому что хаос завораживает. Но тот, у кого получается, догадывается, что скрипка -- это не пальма, а мелкая, стелющаяся у ее подножия травка. Гагнидзе кажется слишком расслабленным и несерьезным для человека, написавшего столько симфоний, -- в финале его Двадцать восьмой оркестранты сначала прогоняют дирижера, потом начинают дурить, а затем и сами расходятся под звуки джазовой фонограммы. Хотя, с другой стороны, будучи серьезным, столько не напишешь -- после девятой принято умирать. Этой, положенной Бетховеном, традиции придерживались многие -- вплоть до Альфреда Шнитке.

На прошлой неделе отмечался день рождения Шнитке -- композитора, еще недавно составлявшего одну полуторатысячную частицу Союза композиторов России. Отметили его российской премьерой оперы «Джезуальдо» -- одной из последних крупных работ композитора, премьера которой состоялась под управлением Ростроповича в 1995 году в Венской опере. В Москве нашлись деньги на концертное ее исполнение (дирижер Валерий Полянский) и на русский перевод немецкого либретто Рихарда Блетшахера (Алексей Парин). Хорошо бы, нашлись когда-нибудь и на полноценную постановку.

Слушая «Джезуальдо», легко представить, какой красивый, динамичный и понятный простому зрителю спектакль можно было бы из этого сделать. Музыкальный язык оперы не сложен, порой декоративен, порой кинематографически иллюстративен (оркестровая партия значительно богаче вокальной), порой простоват, но для сценического действия это и к лучшему. Зато сколь выразителен сюжет! Удивительно, что кровавая легенда об одном из самых радикальных авторов шестнадцатого века, композиторе-маньеристе Джезуальдо, который был также архитектором, философом и князем города Венозы, до Шнитке не обратила на себя ничьего внимания. Убийца собственной жены и ее любовника, Джезуальдо вошел в историю прежде всего благодаря своим замечательным мадригалам и мотетам, мода на которые в последнее время все возрастает. Итак, есть сюжет, есть неплохие хор, оркестр и дирижер, осталось найти солистов (те, которые пели на российской премьере в Большом зале Консерватории, не считаются), постановщика и деньги.