Великий тенор, чья оперная карьера уже вышла из зенита, но чьи образ и вокал все так же благородны, как десять и двадцать лет назад, спел немного странный концерт.
Зал Московского Дома музыки был неполон. В день концерта продавались и самые дешевые билеты (5 тыс. рублей за место на заднем балконе), и самые дорогие (55 тыс. руб. за кресло вблизи Соткилавы или Баскова). В первом отделении проплешинами пустых стульев неприлично отсвечивали и партер, и амфитеатр, и балкон. Ко второму подъехали опоздавшие, и часть балконной публики спустилась в партер. Вид стал гораздо лучше.
Первый раз Доминго пел в Москве 30 лет назад партию Каварадосси в гастрольной «Тоске» театра «Ла Скала». Но так остро об этом помнят именно в Москве. В Петербурге теперь не принято сентиментально апеллировать к истории. Принято слушать Доминго регулярно, причем и в концертном варианте, и на мариинской сцене в операх Чайковского, Верди и Вагнера. Москве впервые было обещано выступление Доминго с академическим флером -- разнообразное по музыке и привлекательное по форме.
Для дебютанта в сфере крупного академического шоу-бизнеса компании «Союз-Шоу» (до сих пор она привозила эстрадных звезд или устраивала рок-фестивали, а теперь планирует Хосе Каррераса) поп-аспект в организации гастролей, возможно, сыграл большую роль, чем другие. Публику привлекали с эстрадной прихотливостью, в пресс-релизах и в программке не было имен участников концерта (тенора Константина Андреева и меццо Елены Манистиной), зато упоминался дуэт Доминго с мисс Пигги из «Маппет-шоу», его сотрудничество с Сантаной и рекорд выходов к публике после спектакля (101 раз). Отсюда и цены, и общий стиль.
Но в том, что заявленная двухчастная форма из оперного и опереточного сетов вдруг посыпалась, что номера гнусаво объявлял какой-то замогильный дух, что дирижер Юджин Кон то показывал оркестрантам НФОР в нотах, где Легран, а где Массне, а то и вовсе прерывал течение оперной сцены собственными аплодисментами (публика подхватывала), что усилительная аппаратура то приклеивала к и без того огромному голосу Доминго гулкое эхо, то проваливала небольшое сопрано партнерши Натальи Ушаковой, а неловкие многоминутные паузы сводили на нет драматургическую линию и драйв, виноваты, видимо, не организаторы.
В антракте после первого отделения, которое из оперного превратилось в немотивированно лохматое и неудобное, заговорили, что Доминго плохо себя чувствует. Но во втором отделении он спел все недопетое в первом плюс бисовую серию песен.
Было видно, что никто, кроме него, не знал, чего ждать в следующий момент. Как заяц из рукава появлялся Константин Андреев с тем же Каварадосси, которого Доминго пел в Москве 30 лет назад, а Андреев --
тому три дня. Непреднамеренно плыла Далила Сен-Санса в мерно классном исполнении еще одной лауреатки конкурса Доминго «Опералия» Елены Манистиной. Вдруг звучал дуэт Рудольфа и Мими снова из трехдневной давности программы, только с другим сопрано. Молодая солистка Ушакова, начавшая со сложных и не слишком выигрышных для нее арий -- из «Ласточки» Пуччини и «Джудитты» Леграна, -- была красива (что-то в ней от Эммы Шаплен), вокально не безвкусна и достойно аккомпанировала главному герою. Лучше малахольных поп-девиц, с которыми Доминго и Каррераса в последний раз видели в Москве.
Сам супертенор был элегантен в арии Родриго Массне, импозантен в арии Секста из «Юлия Цезаря» Генделя, в образе Германа из «Пиковой дамы» нашел тона торжественного смятения, а в музыке Легара и фрагментах из испанских музкомедий-сарсуэл показал и пылкость тембра, и подвижность голоса, и горячность фразы.
К финалу все как-то улеглось и заиграло, звуковой баланс стал проще, испанский блок развеселил как знатоков, так и досужих светских дам с их господами, а бродвейский дух, которым Юджин Кон пропитал всю музыку, включая «Пиковую даму», «Веселую вдову» и «Юлия Цезаря», ему простился и одновременно победил.
Подумалось, что грузный звук, странный зал и полная непредсказуемость диалога суперзвезды и программки не самые удобные условия для оперного музицирования. Но была же здесь культовая примадонна Джесси Норман с красивой подзвучкой и выстроенной программой. Был тоже стройный (в программном смысле) Паваротти. Если затевался светский вечер с сарсуэлами и красавицей, то незапланированные оперные участники мешали. Если Доминго желал продемонстрировать широту вокала, взглядов и покровительства, то все это должно было быть более тщательно упаковано. А если он плохо себя чувствовал, то все просто замечательно закончилось -- получился нерядовой, пестрый, нагловато-импозантный вечер, погружающий в раздумья о перспективах и тонкостях академического шоу-бизнеса.