В субботу, в Международный день театра, официально начались конкурсные показы национальной театральной премии и фестиваля. Меж тем тяжеловесы -- Большой и Мариинский театр -- свои спектакли показали жюри больше месяца назад: фест традиционно подстраивается под расписание гигантов. «Русские сезоны» и «Конек-Горбунок» уже станцованы; теперь москвичи имеют возможность взглянуть и на другие театры.

В балетном конкурсе -- две одноактовки из Новосибирска (сочинение Эдварда Льянга «Бессмертие в любви» и «Не все ли равно?» Джорджа Баланчина), одноактовка из Перми («Медея» в постановке Юрия Посохова), «Ромео и Джульетта» из Петрозаводска (творение Кирилла Симонова), «Онегин» Бориса Эйфмана и Na floresta Начо Дуато в московском Музыкальном театре. Не все авторы балетов оказались в номинации «Лучшая работа хореографа» -- экспертный совет внес имена только тех авторов, что сочиняли спектакли на конкретную труппу, а не тех, чьи балеты, сочиненные где-нибудь еще, театры просто разучивали. В результате среди потенциальных лучших хореографов есть, разумеется, Кирилл Симонов и Борис Эйфман, но нет Начо Дуато и Джорджа Баланчина. С другой стороны, что за дело великим людям (тем более Баланчину, которого давно нет на свете) до нашей песочницы?

В первый день фестиваля свои спектакли показывал на сцене Большого новосибирский балет.

Три года назад эту труппу возглавил мариинский премьер Игорь Зеленский. Балетные труппы подрастают медленно, небыстро меняется стиль, даже если в труппу приходят новые люди, они не сразу входят в репертуар. Но три года все же три года: нынешняя «Золотая маска» вполне может быть сочтена отчетным концертом.

Эволюция репертуара понятна: много и славно танцевавший в New York City Ballet Зеленский разворачивает театр в сторону баланчинского и постбаланчинского репертуара. Каждый год в Новосибирске появляется что-то новое из обширного корпуса текстов мистера Би, как звали Баланчина в его труппе; вот в прошлом сезоне -- «Не все ли равно?» (Who cares?) на музыку Гершвина. Новая хореография также прилетает из Нью-Йорка: Эдвард Льянг -- выходец из NYCB, один из плеяды «постбаланчинских мальчиков», что берут в работу неоклассический словарь и дополняют его своими изобретениями. Параллельно, конечно, существует и русская классика: чтобы показать, что и ее не забывают, сибиряки в Москву привезли третий акт из «Баядерки» («Тени»), разумеется, никакого отношения к конкурсу «Маски» не имеющий. Порядок показа был таков: «Тени», «Бессмертие в любви», «Не все ли равно?».

«Бессмертие в любви» (Immortal beloved) на музыку Филиппа Гласса -- повествование об участи сверхчеловека среди людей земных и обычных. С первой же сцены Бессмертный (сам Игорь Зеленский) ведет шестерку молодых людей, повторяющих его движения. Колебания и прыжки, замирания на месте и снова решительный шаг -- их много, он один, и он их будто не замечает. В какой-то момент начинает казаться, что вот он, момент, когда герой схож со всеми: он так же, как и его коллеги, начинает дуэт с пришедшей ему в руки девушкой, но в отличие от прочных и решительных объятий «смертных» его объятия удержать героиню не могут. Его участь -- одиночество.

Достаточная банальность сюжета (вызывающего понимающую усмешку у театральных людей -- он ведь, по-видимому, в определенном смысле отражает самочувствие Зеленского, мировой звезды, возглавившего провинциальный театр и ведущего его за собой, которому там равных нет) искупается тихим изяществом композиции. Эдвард Льянг умеет сплетать рисунок из тел и отвечать этим рисунком на колышущуюся музыку Гласса -- следить за сменой картинок поистине увлекательно. Баланчинская школа, острые углы ее архитектуры смягчены и чуть оплавлены, темп же стремителен. Еще одним достоинством постановки следует счесть оформление (придуманное самим хореографом) -- виднеющиеся в тумане театральные люстры: одна, как и положено, висит, три другие опрокинуты в странных ракурсах; и глаз театрального человека сразу вздрагивает, оптика смещается, возникает заданное ощущение путешествия в необычном пространстве.

«Не все ли равно?», джазовую прогулку по большому городу (на заднике намечены небоскребы), новосибирский театр одел в такие наряды и станцевал так, что действие явно перенеслось из Нью-Йорка на окраину какого-то российского городка. Одетые в анилиново-китайские платьишки девицы очень старались выдать джазовый шик, но походили на балерин Баланчина как Эллочка-людоедка на Вандербильдиху. Зеленский, вышедший и в этом балете в главной роли, в этой компании девиц, которым так и хотелось вручить по кульку семечек, выглядел неожиданно потяжелевшим и уставшим. Впрочем, неудивительно: это был его третий спектакль за вечер.

Да, в «Тенях» солировал тоже он. А главную женскую роль исполняла приглашенная из Мариинки Анастасия Колегова. Новосибирским был только кордебалет.

Итак, как же выглядит труппа по итогам гастроли? Слабый женский кордебалет. Неплохая, но мало показываемая горстка мужчин-солистов. Отсутствуют (или не показаны) потенциальные звезды. Катастрофически необходимы педагоги. Худрук, который, кажется, решил, что театр -- это он. Ну что ж, ему 40, он в неплохой форме, и еще года три публика по-прежнему будет собираться на его имя. А потом?