Стратегия развития Северного Кавказа до 2025 года, подготовленная полномочным представителем президента РФ в Северо-Кавказском федеральном округе (СКФО) Александром Хлопониным, оказалась под огнем критики экспертов. И либеральные, и консервативно настроенные эксперты пока приходят к неутешительным выводам. Глава центра социально-экономических исследований регионов RAMCOM Денис Соколов предупреждает, что на российском Кавказе сложилась предреволюционная ситуация. А заместитель генерального директора фонда гражданских инициатив «Стратегия-2020» Борис Межуев полагает, что считающиеся маргинальными прогнозы об отделении Северного Кавказа перестали быть фантастикой для российской политической элиты и могут воплотиться в реальность.

На заседании экспертного клуба, созданного при рабочей группе Общественной палаты РФ по развитию институтов гражданского общества на Северном Кавказе, Борис Межуев назвал проблему Кавказа «очень значимой для нынешней конфигурации российской власти». С его точки зрения, в середине 2000 годов Россия перестала воспринимать Северный Кавказ как империя и решила не покорять его силой, а интегрировать. Но сразу столкнулась с вопросом, возможно ли это в принципе? Учитывая, что Кавказ -- это не только сами горы и их жители, но и растущие кавказские общины в других регионах, с которыми часто связано растущее социальное раздражение. Раздражение отмечается в общности, гораздо более широкой, чем общность националистов, отметил г-н Межуев.

По его мнению, в России есть два проекта обустройства Северного Кавказа. Первый -- проект Владимира Путина, связанный с главой Чечни Рамзаном Кадыровым. По нему Россия должна признать больше прав за Кавказом и его лидерами (во главе с г-ном Кадыровым), чтобы не допустить обвала всей федеративной конструкции.

Но сам Рамзан Кадыров и его режим со своими подчас грозными проявлениями за пределами республики для многих как раз и есть один из самых существенных «раздражителей», превращающих Кавказ и Чечню в, мягко говоря, нежелательных соседей. Борис Межуев отмечает, что в Чечне выстроена схема управления, более характерная для колоний, чем для собственной территории страны. Эксперт не исключил, что со временем Владимира Путина могут упрекнуть, что он оставил эту специфическую территорию в составе России, а не стал регулировать отношения с ней так, как сейчас регулируются отношения, например, с Абхазией.

Второй проект связан с созданием СКФО и назначением Александра Хлопонина и приписывается президенту Дмитрию Медведеву. Затея с созданием СКФО направлена на максимальную интеграцию Северного Кавказа в состав страны, на его гомогенизацию и модернизацию. Здесь Борис Межуев неожиданно сослался на экспертов, которые считают, что для достижения этих целей глава государства тесно взаимодействует с силовиками, в частности, с ФСБ, которая якобы получила максимальные полномочия для скорейшей победы над кавказскими боевиками. Это усиление федеральных силовиков может якобы быть направлено в том числе и против излишне самостоятельного Рамзана Кадырова, а потому рискованно. Некоторые «пропутинские фундаменталисты» считают, оказывается, что интегративный по сути проект СКФО парадоксальным образом может быть направлен против единства федерации, а спецслужбы якобы «выработали криптоидеологию», направленную как раз на отделение Северного Кавказа.

Какой из алгоритмов -- кадыровский или хлопонинский -- будет выбран в итоге, определится лишь после реконфигурации федеральной власти в 2012 году, полагает Борис Межуев. Но и сейчас очевидно, что оба имеют свои издержки. А в отсутствии третьего варианта призрак отделения Кавказа от остальной России на глазах обретает плоть. Кавказ остается «тем, по отношению к чему в России происходит нациестроительство», полагает Борис Межуев. С этим трудно спорить: с одной стороны, упомянутое им раздражение вызывает всплеск русского этнического национализма, с другой, Кавказ становится главным экзаменом для общероссийской идентичности, без которой у нас не может быть по-настоящему общей страны.

Этот анализ лояльно-консервативных точек зрения на проблему Северного Кавказа свидетельствует о некой путанице представлений, из-за которой гражданский юрист Дмитрий Медведев вместо офицера госбезопасности Владимира Путина оказывается тесно связан со спецслужбами, а интегративный проект СКФО выглядит чуть ли не большей угрозой для единства страны, чем «системный сепаратизм» нынешнего Грозного. Однако и на либеральных площадках, где обсуждается будущее Северного Кавказа, отнюдь не больше ясности и оптимизма.

За «круглым столом» «Трансформация общества, политики и экономики на Северном Кавказе» (прошел на днях под эгидой центра RAMCOM при участии ученых Института экономической политики имени Гайдара, Независимого института социальной политики, МГУ и ряда других научных центров) пытались проанализировать реальные возможности для модернизации Северного Кавказа и соотнести их с правительственной стратегией. Как исследователи, так и представители самого Северного Кавказа считают, что стратегия не отражает всей сложности ситуации и рискует сконцентрироваться вовсе не на том, что требует немедленного вмешательства государства.

Глава RAMCOM Денис Соколов назвал несколько процессов, которые на сегодняшний день определяют лицо Кавказа: массовая миграция из сел в города и в другие регионы России, сопровождающий ее слом традиционного жизненного уклада, «очаговая» модернизация, стихийно возникающая там, где кавказский дух предприимчивости и конкуренции побеждает коррупционную машину либо встраивается в нее, и исламизация. Исламизация, полагает г-н Соколов, отчасти является альтернативой двум другим идеям -- глобализации, с одной стороны, и бюрократизации, с другой. Под глобализацией следует понимать приход на традиционный Кавказ современных секулярных ценностей, а под бюрократизацией -- мощную систему власти, которая, питаясь в основном ресурсами федерального бюджета, создает богатейшие возможности для довольно обширной группы «своих», но изолирована от большинства.

Главным источником денег на Кавказе является госбюджет. Сохранение такого порядка и увеличение трансфертов будет означать лишь рост слоя людей, не заинтересованных ни в каких изменениях в лучшую сторону. Единственными потенциальными агентами модернизации остаются те, кто пытается самостоятельно строить бизнес в имеющихся сложных условиях -- производить на продажу капусту, помидоры и овец, шить обувь, размещать туристов. Таких очень немного, а государственная стратегия инвестиционного развития и модернизации Кавказа адресована, по сути, не им, а региональным элитам, заинтересованным не в реальном успехе, а в разделе очередного коррупционного пирога.

Между тем мощные социальные и политические сдвиги, обусловленные урбанизацией и исламизацией, грозят Кавказу революцией, которая может грянуть, как только у Москвы возникнет проблема с финансовой поддержкой региональных элит. Такая революция может быстро охватить ряд регионов СКФО, в которых власть могут просто снести под исламскими и этническими лозунгами. Единственный способ избежать этого, по г-ну Соколову, -- начать революцию сверху, то есть, отказаться от поддержки региональных элит и провести на Северном Кавказе серьезную институциональную реформу, опираясь как раз на «очаговых модернизаторов» -- единственных, кто заинтересован в переменах.

Проблема в том, что институциональная реформа сама по себе может вызвать виток нестабильности, поскольку хозяева бюджетной ренты не согласятся легко уступить свои нынешние привилегии. Кроме того, посягательство центра на права элит республик Кавказа будет трактоваться как посягательство на политические права титульных этносов этих республик и может вызвать массовый протест. Лучшие представители Северного Кавказа, среди которых есть и «очаговые модернизаторы», уверены, что «нет этноса без территории», а истинные ключи к реформе жизни на Кавказе лежат в области ислама и традиционных ценностей. Социальная, экономическая и политическая ткань Кавказа по-прежнему прорезана этническими и конфессиональными конфликтами и все сильнее отличается от ткани остальной России. Жители страны и ее кавказской окраины все чаще воспринимают друг друга как инопланетян.

Столичные ученые, даже хорошо знающие Кавказ, и сами его жители не сходятся в представлениях о том, что такое модернизация. Г-н Соколов, например, оптимистически предположил, что мотором модернизации Кавказа может стать женщина, «узнавшая, что такое горячая вода и стиральная машина», не уточнив, правда, проникают ли в дом вместе с горячей водой и новой бытовой техникой также новые нормы поведения по отношению к самой женщине. Другие участники «круглого стола» в ответ предложили разделить экономическую модернизацию и модернизацию образа жизни -- хотя трудно ожидать первого без второго. Наконец, директор региональной программы Независимого института Наталья Зубаревич напомнила всем, что Северный Кавказ все еще часть России, поэтому идущие там процессы нельзя рассматривать вне контекста страны. По мнению г-жи Зубаревич, ситуация на Кавказе не сможет не измениться к лучшему, если модернизационный проект удастся всей России. Если же в стране продолжится застой или хуже того, начнется деградация, об успешном реформировании Кавказа можно забыть.