Театралу надо знать одно: представление «Кортео» для Цирка дю Солей поставил Даниэле Финци Паска. У нас этого клоуна и режиссера давно любят благодаря чеховскому фестивалю, в Москву привозили уже два спектакля его Цирка Сунил -- «Дождь» и «Туман», и один собственный моноспектакль Финци Паски «Икар». А после того как в этом году режиссер из Швейцарии сделал к юбилею Чехова спектакль «Донка» специально по заказу фестиваля, Финци Паску и вовсе стали считать своим. Так вот, тем, кто любит его сентиментальный, нежный и поэтический цирк, пропитанный запахами ностальгии, атмосферой давних дворовых посиделок с соседями и друзьями, музыкой бродячих музыкантов и насмешливыми трюками уличными циркачей, им, конечно, надо идти на «Кортео». Это все тот же прелестный театр-цирк Финци Паски, с узнаваемыми мотивами и номерами, только помноженный на богатство Цирка дю Солей, с его потрясающей машинерией и невероятной красоты светом. Но те, кто в прошлом году впервые увидел и был потрясен первым пришествием в Россию Цирка дю Солей с шоу «Варекай», могут быть разочарованы -- тех фантастических, умопомрачительных костюмов, тех невероятных гримов, что были в прошлый раз, теперь не будет. Да и, честно сказать, таких сногсшибательных по эффектности трюков тоже не будет -- я слышала, как один знаток в этот раз, выходя с шоу, с сожалением говорил своему другу: «Видел бы ты, какие тогда были качели! Они подкидывали на высоту пятиэтажного дома!»

Corteo по-итальянски -- кортеж. И кортеж Финци Паска имеет в виду похоронный, поскольку его спектакль -- это сон, в котором клоун видит собственные похороны. В начале представления на сцене кровать с покойником, вокруг бегают циркачи, родня и соседи, над телом летает вверх-вниз белокурый ангел в длинном платье, похожий на елочную игрушку. Потом у кровати появляются три милые девушки в нижнем белье и разноцветных чулочках, сверху спускаются три шикарные многоярусные люстры, и девушки принимаются на этих люстрах качаться, взлетать с ними к потолку и играть в воздухе. Видимо, это прежние женщины немолодого клоуна. Как говорится, «перед смертью вся жизнь пролетела перед его мысленным взором». После воспоминаний о любви наступает время вспомнить о детстве: на двух кроватях, которые катаются по сцене, то сталкиваясь, то разъезжаясь (вспоминаются больничные кровати из «Донки»), скачут, лупя друг друга подушками, мальчики и девочки в цветных пижамках. Толстые матрасы работают батутами, мягкие игрушки летят во все стороны, дети лихо кувыркаются через высокие спинки кроватей и подкидывают друг друга. Потом и герою приходит время взлететь, прицепив с помощью ангелов на спину крылья. Оказывается, летать не так-то просто, чуть что -- со свистом летишь вниз, и герой учится держаться в воздухе и маневрировать так, как учатся плавать, это похоже.

Все, что происходит дальше, -- нарядные, смешные и сентиментальные воспоминания клоуна, и где шутов всякого рода, вида и масштаба куда больше, чем акробатов. Собственно, в клоунскую процессию, вышедшую не то из фильмов Феллини, не то из фриков Бертона, и превращается представление, в котором есть и толстенный великан, и крошечные лилипуты. И чуть ли не половина номеров -- клоунские. Но по сравнению с пошловатыми клоунскими репризами из «Варекай», которые служебно перемежали акробатические номера, в «Кортео» лирическое шутовство не выглядит ни грубым, ни нарочитым, оно растворено во всем представлении. Вот, например, чудесный эпизод, где главный герой запускает на гигантских надувных шарах в зал малюсенькую Валентину (она наша бывшая соотечественница, как и половина труппы «Кортео»). Микроблондинка хохочет и вертится, а когда шары чуть опускаются, зрители подталкивают ее под пяточки, чтобы снова взлетела, и клоунесса кокетничает, что «пошла по рукам». Или прелестная сценка, где гигант вышел поиграть в крокет. А крокетный шар -- торчащая из зеленого ковра круглая девичья головка в белой шапочке -- при виде клюшки вопит от ужаса и теряет сознание.

И вообще, на мой взгляд, самое замечательное в этом спектакле не главные номера, хотя есть среди них и очень эффектные, и замечательно стильные: например, игра героя с живой куклой-марионеткой, которую вздергивают за веревочки. Прекрасны маленькие виньетки -- как клоун с зажженными свечами, в темноте идущий вниз головой по светящейся проволоке, или внезапно пробегающий по сцене, стуча каблуками, ряд туфель, сапожек и ботинок. А всего лучше, когда на сцене гомон и все носятся гурьбой, расцентрованное движение расползается во все стороны, а потом снова собирается в шествие с оркестриком.

В «Кортео», как всегда у Финци Паски, актеры болтают без передышки на разных языках, перескакивая с итальянского на английский и русский. Как всегда, у него и тут много поют, но не какую-то пошлую попсу, а то, что напоминает о давно ушедшем хоровом застольном пении, о жестоких романсах и сладких серенадах, о печальных балладах, которыми так трогают публику бродячие артисты.

В финале герой в окружении ангелов в разноцветных платьях плывет в вышине на велосипеде, бодро крутя педали и глядя вниз, а там с двух концов сцены выходят друг на друга две толпы, как соперничающие дворовые команды. Вывозят множество турников, и парни крутят на них «солнце» то вместе, то поврозь, перелетая с турника на турник. Те, кто не соревнуется, стоят в обнимку -- парни в кепках, девушки в легких цветных платьицах и беретках. В конце набычившиеся заводилы жмут друг другу руки и обнимаются, признавая, что никто не победил, а толпа радостно смешивается, поет и следует за клоунским оркестром. И герой там, в вышине, рад-радехонек.