В минувшую субботу в швейцарском кантоне Тичино, в Локарно, на Пьяцца-Гранде -- в огромном кинотеатре под открытым небом -- были вручены фестивальные призы. Локарно настаивает на своем raison d'etre -- открывать новые имена. Открытием на этот раз стал режиссер Ли Хунци, показавший в конкурсе свою третью работу -- «Зимние каникулы».

Ли уже успели назвать китайским Роем Андерсоном. Для тех, кто не видел работ шведского гения, поясним: это кино, в котором камера стоит, как скала, а персонажи перемещаются в пространстве со скоростью улитки и раз в пять минут говорят или делают что-нибудь ужасно смешное. В центре сюжета (которого нет) компания из пяти школьников, мающихся скукой и бездельем в дни школьных каникул. А общее настроение сформулировано афористично: «Ну вот, еще один день. Когда же все это наконец закончится?»

Локарно -- один из старейших фестивалей в Европе, давно и уверенно входящий в первую шестерку (после Канна, Берлина, Венеции и где-то рядом с Роттердамом и Карловыми Варами). Слово «автор» для организаторов священно. Больше всего в Локарно гордятся внушительным списком режиссеров, начавших здесь свою международную карьеру. И хотя говорить о том, что фестиваль открыл Кубрика, Киаростами и Джармуша, -- это все же некоторое преувеличение, но если вспомнить, как здесь нянчатся с авторским кино, то можно счесть его простительным.

В этом году у Локарно новый программный директор, француз Оливье Пер, до этого отвечавший за каннский «Двухнедельник режиссеров». К реформированию фестиваля он приступил на редкость решительно. Для начала сократил количество фильмов, выкинув большую внеконкурсную секцию «Здесь и там», где часто показывали фильмы, уже засветившиеся на других фестивалях. В этом году в Локарно было беспрецедентно много мировых премьер -- около 50. И очень много дебютантов: по словам программного директора, средний возраст участника -- меньше 40. Еще одно новшество -- включение в конкурс радикальных экспериментов, таких как порноэлегия франкоканадца Брюса Ла Брюса «Зомби из Лос-Анджелеса» или шестичасовой китайский «Карамай», который куда привычнее было бы увидеть в качестве видеоинсталляции в галерее современного искусства.

«Я хочу вернуть Локарно к истокам, снова сделать его фестивалем, который рискует, не довольствуясь вторичной переработкой фильмов, показанных на других фестивалях. Локарно -- это фестиваль молодости и открытий. Я отобрал оригинальные, неожиданные фильмы, которые расколют аудиторию, вызовут споры», -- так говорил Пер перед стартом. Признаться, эти заявления трудно было воспринимать без скепсиса. Риск, молодость, оригинальность -- все это здорово, но как быть, если поле авторского кинематографа стремительно сужается и достойных фильмов не хватает даже на Канн? Ну хорошо, покажем в конкурсе картину, где инопланетный зомби станет трахать мозги мертвецу (этой сцене позавидовал бы сам Владимир Сорокин), но как это будет способствовать возрождению авторского кинематографа?

И, однако, чудо произошло. Один за другим в главном и параллельном конкурсе Локарно появлялись фильмы, которым вроде бы самое место в «Особом взгляде» Канна или в конкурсе Венеции. А «Окраина» Богдана Георге Апетри, будь она снята на пару лет раньше, и вовсе могла бы претендовать на «Золотую пальмовую ветвь» и звание главного фильма румынской «новой волны». Как удалось это Перу, сказать сложно -- связи, чутье, умение найти правильный аргумент в нужное время и в нужном месте? Как бы то ни было, Локарно пока самый интересный фестиваль года. И «Керлинг» канадца Дени Котэ (приз режиссеру и Эмануэлю Билодо за лучшую мужскую роль), и «В возрасте Элен» немки Пии Марэ, и «Подонки» совсем молодой француженки Изильды Ле Беско, и «Лоно» венгра Бенедека Флигауфа -- все это фильмы, которым суждена долгая постфестивальная жизнь.

А лучшим из них, на мой взгляд, оказался «Карамай» Сю Синя. Документальная картина непомерной длины, снятая на портативную цифровую камеру, создает пространство для авторского кинематографа нового типа. Это кино, где различие между игровым и неигровым теряет свое принципиальное значение. Важно другое -- эмоциональное свидетельство о состоянии мира и общества. Это кино, стирающее грани между кинематографом и современным искусством. Вряд ли шестичасовой фильм может рассчитывать на успешный прокат. Да и все кинотеатральное будущее артхауса в эпоху торрентов поставлено под большое сомнение. Место таким фильмам в музее или галерее. Круг их поклонников очень узок, но пока они (и фильмы, и поклонники) есть, кино будет существовать как искусство.

А история такая. В 1994 году в китайском нефтяном городке под названием Карамай сгорел дворец культуры (типичный образчик сталинской архитектуры, построенный с помощью СССР в 50-х годах). Более 300 пионеров и пионерок, распевавших о величии председателя Мао и даривших искусственные цветы партийным лидерам, погибло. А партийные лидеры (кадры, как их любовно, по-ленински называют в Китае) выжили. Потому что когда начался пожар, учителя велели пионерам и пионеркам оставаться на своих местах, пока начальство не уйдет. Шесть часов подряд родители жертв рассказывают о том, как это произошло. Пытаются понять, как это вообще возможно.

Новейшая история России богата на катастрофы. Но, кажется, ничего столь показательного и красноречивого, как карамайская трагедия, у нас все-таки не было. Если среди нескольких десятков кадров не находится ни одного героя (да что героя, мало-мальски приличного человека), империя рушится. Об этом кино. Кино для очень узкого круга. Но на самом деле для всех и каждого.