Премьерой этого года стал «Лоэнгрин» в постановке патриарха немецкой режиссуры Ханса Нойенфельса. Приглашение человека с такой репутацией (эпатаж на грани скандала) в Байройт -- неслыханная дерзость со стороны директрис фестиваля сестер Катарины Вагнер и Евы Вагнер-Паскье. Однако дамы решительно настроены исполнять заветы прадедушки, который, как известно, между экстримом и нормальной жизнью всегда выбирал первое как для себя и своих близких, так и для всей Германии. А будущим интерпретаторам своих опер не советовал придерживаться стариковских традиций, наоборот, предлагал сметать все на своем пути, достигая новаторской цели.

Кроме семидесятилетнего Нойенфельса, в байройтском «Лоэнгрине» были и другие дебютанты -- тридцатилетний маэстро, шеф Бирмингемского оркестра латвиец Андрис Нелсонс, главная оперная звезда Германии и он же тенор номер один в мире баварец Йонас Кауфманн и берлинское сопрано Аннетте Даш, за последний год также выбившаяся в пятерку лучших женских голосов Германии. Состав во всех отношениях звездный и привлекательный для меломанов.

То, что Нойенфельс, где бы он ни появлялся, несет с собой скандал и провокацию, не секрет, но в отличие от многих бестолковых скандалистов и эпатажников высказывается старейшина немецкого театра всегда по существу. Например, задолго до всех историй с карикатурами на пророка Мухаммеда в одной из своих многочисленных оперных постановок в Берлине он столкнул лбами в «Идоменее» три главные мировые религии, отрубив головы лидерам означенных конфессий и свалив их в одну кучу на свалку. Спектакль тогда практически сорвали из-за протеста фундаменталистов, но Ангела Меркель отрезвила фанатиков заявлением о том, что в немецком искусстве они «не у себя дома» и злополучный спектакль несколько раз таки сыграли.

Хулиганство нынешнего «Лоэнгрина» заключается в том, что Нойенфельс ввел в спектакль крыс -- народ Брабанта (хор и статисты) превратился в настоящих домовых грызунов двух пород -- черненьких и беленьких. Благодаря усилию замечательного художника по костюмам (Райнхард фон дер Таннен) крысиные морды не мешали людям петь, так как были сделаны из сеточки. Розовые лапки из латекса, на которых хористы за два месяца репетиций научились беззвучно передвигаться по сцене, также не мешали меломанам наслаждаться божественной партитурой Вагнера. Консервативных байройтских зрителей раздражал только внешний вид героического брабантского народа, в котором они обычно не прочь видеть самих себя. Идея режиссера сразу показалась им подозрительной. Крысы понадобились Нойенфельсу, чтобы рассказать о неслыханном эксперименте, который некие лидеры (годятся и Барбаросса, и Бисмарк, и Муссолини) проводят над людьми: они выращивают чистую расу. Ясно, что крысы -- это классические образчики для медицинских экспериментов ученых, а с другой стороны -- противные и умные звери, которые могут сожрать и друг друга, и людей, то есть зазевавшихся медиков, уверенных, что крысы тупы и годятся для манипулирования.

Крысиная история вполне укладывается в традиционный сюжет: дисциплинированными ордами правят самозванцы, называющие себя наследниками брабантского престола. Законная же наследница трона Эльза Брабантская (Даш) потеряла брата и не может доказать Тельрамунду и его жене Ортруде, этим самым дальним родственникам, претендующим на власть в ее отчизне, что она не убивала брата Готтфрида, но он таинственным образом пропал. Эльза грезит о лебедином рыцаре, который придет издалека и защитит ее честь, сразится с Тельрамундом и докажет, что она не убийца, ну и после вместе с ней воцарится в Брабанте. А пока она скитается по сцене в белом пальто, исколотая, как Святой Себастьян, стрелами, пущенными в нее нечестивцами.

В конце акта, как положено: Лоэнгрин (Кауфманн) является -- это такой симпатичный молодой человек в элегантной черной двойке. За ним едет лодка, в которой сидит живой лебеденок. Чудаковатый денди с птичкой, естественно, ищет родственную душу и прямиком направляется к местной юродивой Эльзе. Такие типы всегда друг друга находят. Он поражает копьем Тельрамунда, но благородно оставляет ему жизнь.

Во втором акте начинается настоящее «Лебединое озеро». Тельрамунд, похожий на Злого Гения из балета, вместе с Ортрудой-Одиллией замышляет погубить Эльзу (Одетту). На празднике соперницы появляются как шахматные королевы -- одна в белом, другая -- в черном. Крысы-пешки снимают шкурки и наряжаются в выходные костюмы -- принадлежность к семейству крысиных выдают красиво уложенные хвостики. Одиллия раззадоривает Одетту -- требует, чтобы та спросила рыцаря о его происхождении, а вдруг он самозванец и не знатного рода. Тут же Эльзе сообщают, что она и ее избранник должны зачать наследника нового лебединого племени, так сказать, очистить расу, так как крысы в результате мутаций стали совсем неуправляемыми. Лоэнгрину мысль о немедленном зачатии кажется глупой, но рассчитывая, что Эльза не будет его ни о чем спрашивать, он соглашается. Они направляются к постели, которая напоминает, с одной стороны, обычную кровать молодоженов в каком-нибудь роскошном отеле, с другой стороны, из-за своей стерильной белизны похожа на больничную койку. Эльза и Лоэнгрин сближаются, зрители напряженно ждут исхода. Исход обычный -- ничего у них не получается, потому что Эльза вместо дела, полночи катала мужа по полу, выясняя у него, какого он рода-племени.

Так срывается эксперимент над человечеством: из кровати вырастает гроб, над сценой пролетает облезлый гадкий утенок. И это не все -- уходя, оскорбленный в лучших чувствах (если можно так назвать претензии молодого арийца на мировое господство) Лоэнгрин возвращает Брабанту его пропавшего принца Готфрида. Лодочка с лебедем оборачивается яйцом, из которого вылупляется уродец. Эльза умирает от горя. Занавес.

Публика выдает тысячи рассерженных «бу» режиссеру и тысячи браво -- солистам и дирижеру. Выяснилось, что претензии Нелсонса хоть и не на мировое господство, а на личную гениальность более чем оправданны. Как наивный Парсифаль, дирижер прозрачно и без привлечения чужих мыслей и идей будто заново открывает мир -- в данном случае мир партитур Вагнера. Старики вагнерианцы остались абсолютно счастливы, что вместе с Нелсонсом на Зеленый холм вернулся задушевный немецкий романтизм в чистой и незамутненной форме. Еще более счастливы мы, что представитель петербургской школы (Нелсонс учился у Титова и Янсонса) так легко с первой попытки завоевал неприступные для русских музыкантов бастионы Байройта.

А жизнь в Байройте становится все интересней -- критики перестали фыркать на отсутствие достойных работ. В следующем сезоне здесь останутся славные «Лоэнгрин» Нойенфельса, «Парсифаль» Херхайма, забавные «Нюрнбергские майстерзингеры» Катарины Вагнер и появится «Тангейзер» в аутентичном прочтении Томаса Хенгельброка. То ли еще будет.