Искусство очередной партии молодых художников было показано столичной публике. На сей раз своих учеников в кураторском проекте "Мавзолей бунта" представил Анатолий Осмоловский. Как известно, один из ведущих российских художников уже длительное время читает курс авторских семинаров в "Актовом зале" в культурном центре «Проект Фабрика». Осмоловский уже дебютировал прежде в качестве педагога. При его поддержке в 90-е было создано общество «Радек», многие члены которого продолжают активно действовать и по сей день. Новый вариант вектора развития современного искусства, на сей раз более консервативный, но не более амбициозный, и был представлен в фонде Stella Art на Мытной улице.

Безусловно, амбиции Анатолия Осмоловского как куратора и активного участника артпроцесса выходят за пределы презентации дипломных проектов. Состав участников также шире, чем вариант предложенного для биеннале молодежного искусства, представлено более старшее поколение в лице Давида Тер-Оганяна и Александры Галкиной и художники, имеющие более широкий образовательный опыт. Цель -- показать, что ресурс социального обновления в России исчерпан, а на смену инновационным поискам в современном искусстве приходят консервативные пораженческие настроения, которые, однако, при этом могут быть не лишены пластицизма и по-своему реагировать на проблемы формообразования.

В кураторском тексте говорится о тенденции к возвращению "произведения искусства" и даже о новом художественном направлении "ауратизме". Осмоловский указывает, что сам термин «аура», впервые введенный философом Вальтером Беньямином, трактуется сегодня достаточно широко. Беньямин прослеживает возникновение ауры от культовой функции искусства, на ранних этапах развития подчиненного религии. В ХХ веке, с появлением возможностей массового репродуцирования образов, «аура» исчезает, а искусство, освободившись от подчиненного положения, становится доступным простым смертным. Осмоловский предлагает отказаться от достижений искусства по Беньямину в пользу возращения ауры, понимаемой как дистанция между произведением и зрителем, как квазисакрализация произведения искусства. Что мог бы значить такой поворот для самого Беньямина, погибшего в 1940 году при попытке скрыться от фашистов, можно узнать в финале его статьи «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости». Там он радикализирует свои положения, говоря о развилке между революционной "политизацией эстетики", стремящейся к окончательному уничтожению дистанции между зрителем и произведением искусства, и "эстетизацией политики", инструментализации искусства с целью манипулирования массами, широко используемой в фашистской пропаганде. Профессиональный провокатор Осмоловский делает свой выбор и не останавливается ни перед чем, между строк доказывая, что он идет в ногу со временем.

Даже беглого взгляда на экспозицию достаточно для того, чтобы понять, что искусство невозможно дистанцировать от социальной жизни, как невозможно полностью в ней растворить. Словно сорняк оно прорастает сквозь толщу довлеющей исторической конъюнктуры. Как и работы самого Осмоловского, искусство его учеников чаще всего подпадает под категорию «объект» (а равенство между объектом и произведением искусства как таковым является преувеличением). То же на поверку оказывается со многими пунктами заявленной в кураторском тексте программы. Может ли обладать аурой компьютерный образ реального хлеба, воспроизведенный лазерным принтом по дереву? Или, по-другому, может ли обладать аурой созданный на компьютере и промышленно вышитый орнамент в работе Алисы Йоффе? Очевидно, что нет. Работа Алисы Йоффе скорее является тонкой концептуальной конструкцией, в которой реализация оказывается в подчиненном положении (идею разрушающегося орнамента можно реализовывать до бесконечности без потери качества), а аура возникает в момент инсталлирования в стерильном пространстве галереи. Попытки же сакрализовать саму вещь (вышивку, созданную промышленным способом, по компьютерному образу) являются в данном контексте странными и однобокими. В таком случае речь скорее идет о сакрализации условий, заставляющих зрителя забыть о том, что он видит. А условия в данном случае банально рыночные. Это как минимум не самый передовой рынок потребления на сегодняшний день, и в этом смысле в нем появляется даже ностальгия по временам, когда люди могли довольствоваться потреблением вещи.

Далеко не все произведения выставки соответствуют «мистическим» настроением куратора. Скорее наоборот. Многие произведения на выставке либо являются реди-мейдами, либо являются реди-мейд-слепками с реальности, что вновь противоречит заявленной куратором установке на восстановление границы между зрителем и искусством. Именно реди-мейд, впервые выставленный Дюшаном (имеется в виду знаменитый «Фонтан» -- обыкновенный писсуар), радикально проблематизировал границу между сакральным пространством искусства и профанной жизнью. На эту же тему на новой выставке выступил старший ученик Анатолия Осмоловского Давид Тер-Оганян. Его работа -- колонна из грязной посуды от пола до потолка -- иронично обнажает проблемы, вытесняемые галерейный блеском. Задаваясь вопросом о труде художника (а может, "женском труде"), Давид создает монумент повседневности, дистанция между которым и зрителем стремится к нулю и обыгрывается в игровом ключе. Очевидно, что гора грязной посуды обладает большей ауратичностью, чем лазерная печать, но ауричность эта вывернута наизнанку.

Другой пример, не совсем укладывающийся в концепцию куратора, представляет юный поэт, художник, мистик Сергей Огурцов. Огурцов создает вариант визуальной поэзии, опять-таки используя объекты повседневности. Автор делает домашнее оригами, используя в качестве материала книги. Обыгрывая зазор между языком и вещью, Огурцов создает абсурдистские образы, балансирующие на грани между видимым и понимаемым, между знанием и незнанием. Такого рода практика, хоть и выглядит как объект, однако работает только в том случае, если зритель идет дальше увиденного и понимает, что это лишь верхушка айсберга, сотканного из пересечения знаковых цепочек и коротких замыканий смыслов.

Непонятно, насколько жизнеспособна придуманная Осмоловским стратегия «ауратизма»: гнуть линию веры в мессианскую функцию капитализма в условиях кризиса будет все труднее и труднее, а попытки топорных интерпретаций библии модернизма тоже навряд ли будут выглядеть убедительно...