В Центральном доме литераторов кинорежиссер Сергей Александрович Соловьев представил собравшимся свой трехтомник воспоминаний -- отменно сверстанные и, главное, отменно написанные книги, в которых собраны мемуары о его творческой и личной жизни. Книги эти на самом деле достойны занять почетное место на любой, пусть даже самой пристрастной полке. Это удивительно живые, остроумные, ироничные (в том числе и по отношению к себе самому) и великолепно написанные истории. Редкие на сегодня произведения, которые берут друг у друга почитать -- и зачитывают! -- старые приятели, дающие недвусмысленное руководство к действию (в пивбаре «Жигули» неоднократно были замечены молодые люди, явно подражающие Сергею Александровичу Соловьеву и Никите Сергеевичу Михалкову -- которому в книгах посвящены едва ли не самые проникновенные и остроумные страницы, -- пытающиеся имитировать их шестидесятнический поход в данное заведение). Внимать Сергею Александровичу, равно как и его старому товарищу, фотографу Валерию Плотникову, чьими снимками в основном и проиллюстрирован трехтомник, было одно удовольствие. Беда пришла, откуда ее, пожалуй, никто не ждал, -- после торжественной части в зале погас свет и на экране высветились буквы, сложившиеся в результате в заголовок «Асса 2». Собравшиеся получили уникальную возможность увидеть предпремьерный показ продолжения легендарного фильма.

До тех пор пока не пройдет первая оторопь, внятно объяснить, что же все-таки произошло, вряд ли представляется возможным. Но в любом случае понять, что происходит, немыслимо. Неужели это тот же самый Сергей Александрович Соловьев, тончайший мастер нюанса и полутона, в свое время заставивший работать в свою пользу весь, казалось бы, абсолютно нехудожественный маразм перестроечного времени? Да и хотя б тот самый С.А.С., что еще пять минут назад блестяще выступал на сцене? Больше всего явленное на экране напоминает провальный капустник, устроенный без оповещения основных участников. Алика (Татьяна Друбич), отсидевшая положенный срок за убийство авторитета Крымова (Станислав Говорухин, появляющийся на экране, по счастью, исключительно во флешбэках, взятых из оригинального фильма), познакомилась в местах не столь отдаленных с кинорежиссером (Сергей Маковецкий), который сначала снимал в этих самых местах документальный фильм «Легко ли женщине на зоне», но, познакомившись с Аликой, замахнулся сразу на «Анну Каренину» -- понятно с кем в главной роли. Бананану (Сергей «Африка» Бугаев) отрезали голову, пришили ее к туловищу неведомого зэка и теперь торгуют направо и налево знаменитыми бананановскими снами, в то время как сам он бесприютным чудовищем Франкенштейна сутки напролет кемарит в подпольной ялтинской лаборатории. Он никого не узнает и основное время торгует семечками и подсолнечным маслом на рынке. У Крымова обнаружились жена (Наталья Коляканова) в сумасшедшем доме имени Юлиуса Фучика и дочь (Олеся Судзиловская) в Италии, крепко держащая в своих наманикюренных пальчиках финансовую судьбу грядущей «Анны». Там же, в Италии, продолжает юродствовать непотопляемый Бабакин (Александр Баширов). Параллельно всем этим сложносочиненным историям в действо время от времени вплывает группа «Ленинград», дополненная по такому случаю приглашенной вокалисткой (Екатерина Волкова), которая совершенно чудовищно поет песню про попкорн (по содержанию, впрочем, вполне конгениальную исполнению). Лев Толстой улетает в космос, используя вместо корабля «Энтерпрайз» яснополянскую ротонду. То и дело на экране появляются титры с парализующе несмешными стихами, в которых рифмуется «скотина» и «Тарантино», а также словарик, в котором почтеннейшей публике объясняется (опять-таки в традициях в лучшем случае булгаковских горе-куплетистов Шрамса и Карманчикова) значение понятий «СССР», «гламур» и «дедушка Ленин». Сцена Зеленого театра, некогда освещаемая огнями зажигалок под манифестационную песню «Мы ждем перемен», содрогается под аккордами шнуровской «Мне бы в небо» -- но внутри не содрогается ни единый сердечный мускул. Единственное чувство, заполняющее естество, -- ощущение тотальной, невыносимой, выжигающей мозговые перегородки неловкости. Дело совсем не в ностальгии, не в том, что поруганы или опошлены заветные архетипы, имевшие большое значение для поколения, заставшего первую «Ассу» в кинотеатрах (хотя и поруганы, и опошлены они по полной программе). Просто все два часа приходится наблюдать за каким-то тотальным и необъяснимым сбоем абсолютно всего -- авторского замысла, актерской игры (так плохо, как во второй «Ассе», не играл, кажется, никто и никогда), понимания пресловутого «духа времени». Ей-богу, даже злосчастные мушкетеры в инфернальной феерии Юнгвальда-Хилькевича вернулись в кино в куда лучшей форме, чем персонажи «Ассы».

Самое обидное, что фильм этот при желании (которое уже многими аналитиками выказано) можно объявить новым словом, ответом всем возможным киночемберленам и пусть диковатым, «неизъяснимым», но все-таки наслаждением, авангардным ходом в духе не то Терри Гиллиама, не то Алехандро Ходоровского. И это самое вредное, что может со второй «Ассой» случиться. Это не случай Леонида Гайдая, который в самых последних своих фильмах оказался погребен под вопиюще антикультурной стилистикой 90-х годов, не смог включиться в игру по новым правилам, которые диктовали бескультурные и безгеройные времена. Это не случай десятков отечественных кинематографистов, которые по достижении определенного возраста (в первую очередь творческого) теряли всякую связь с реальным миром и продуцировали немыслимую ахинею (точно так же, впрочем, как иные их французские или итальянские коллеги). Это даже не холостой выстрел. Ощущение, что все это хотя бы на каком-то уровне небезнадежно, что недобрый морок вот-вот спадет и начнется старый добрый соловьевский «глюковяк», возникает на второй «Ассе» ровно на три с половиной секунды (этот момент всем вероятным зрителям фильма предлагается обнаружить самостоятельно) -- этим и ограничивается. Ходят слухи, что у картины серьезные проблемы с грядущим прокатом и в ближайшее время широкий зритель к «Ассе 2» допущен не будет. Как бы чудовищно это ни звучало, но в данном случае это лучшее, что может с фильмом случиться. Потому что если и есть пределы совершенству, то уж несовершенству -- точно не имеется. Пожалуй, лучше пребывать в этом плане в блаженном неведении. Ибо, как было сказано в фильме-оригинале, «это утомительно и никому не нужно».