После прихода к власти в начале нынешнего года нового президента США Барака Обамы появилась надежда на улучшение российско-американских отношений. Обе стороны излучают оптимизм, но конкретная работа еще впереди. Одна из задач -- достичь договоренности по вопросам стратегических наступательных вооружений и противоракетной обороны. 24 апреля в Риме для обсуждения этой темы встретятся российские и американские дипломаты. Заместитель главы МИД России 48-летний Сергей РЯБКОВ поделился своими оценками и прогнозами в интервью корреспонденту ИНТЕРФАКСА Ксении БАЙГАРОВОЙ, взятом специально для "Времени новостей".

-- В пятницу в Риме начнутся российско-американские консультации по теме сокращения стратегических наступательных вооружений (СНВ). На каком уровне пройдет эта встреча?

-- Это будет первый ознакомительный контакт по вопросу стратегических наступательных вооружений. Россию будет представлять директор департамента МИД России по вопросам безопасности и разоружения Анатолий Антонов, США -- заместитель госсекретаря Роуз Гетемюллер. После встречи в Риме обсуждение этой темы будет продолжено в ходе визита министра иностранных дел Сергея Лаврова в Вашингтон в мае.

-- По вашим ощущениям, готовы ли США пойти на то, за что выступает российская сторона, -- сокращать не только боезаряды, но и их носители, сохранив при этом механизмы контроля, предусмотренные подписанным в 1991 году между СССР и США Договором о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1)?

-- Я на это надеюсь. Мы находимся на стадии первых контактов с новой разоруженческой переговорной командой США. Эти контакты уже интенсивны. Есть признаки, позволяющие полагать, что позиция нынешней администрации будет в большей степени учитывать наши приоритеты и предпочтения по сравнению с администрацией Джорджа Буша. Мы еще находимся на самом старте. Мы еще не на той стадии, когда диалог наберет темп и заработают экспертные группы. Но то, что мы имеем на данный момент, обнадеживает.

-- Россия и США готовы на серьезное понижение "потолков" ракетно-ядерного потенциала, намереваясь пойти дальше, чем это предусмотрено в московском Договоре от 2002 года о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП). Насколько серьезным может быть это сокращение -- до 1000 или, как предлагают некоторые американские эксперты, чуть ли не до 500 боезарядов? Сколько боезарядов нужно оставить России, чтобы не навредить своей безопасности?

-- Вы задаете вопрос, который будет одним из главных в ходе переговоров. И понятно, что невозможно сейчас назвать какие-либо цифры, тем более публично. Максимум возможного с точки зрения публичного обозначения нашей позиции -- это то, что сказано в совместном заявлении президентов России и США (Дмитрий Медведев и Барак Обама по итогам своей встречи 1 апреля в Лондоне заявили, что «стороны будут стремиться зафиксировать в будущей договоренности уровни сокращения стратегических наступательных вооружений, которые будут ниже, чем в ныне действующем московском договоре». -- Ред.), а также то, что было обозначено в заявлении президента Дмитрия Медведева, которое огласил Сергей Лавров 7 марта в Женеве.

"Потолки" на носители и боезаряды должны быть ниже тех уровней, которые зафиксированы в договорах на сегодня. Как вы помните, московский Договор о СНП предусматривает сокращение боезарядов до 1700--2200 единиц. Что касается носителей, то здесь мы имеем параметры Договора о СНВ, а они давно уже перевыполнены. Поэтому по большому счету надо просто смотреть, насколько далеко стороны готовы идти дальше.

Цифры, которые вы упомянули, -- 1000, 500 единиц -- это не те цифры, которые мы слышим от американцев, когда они излагают свою официальную позицию. Да и надо иметь в виду: чем ниже мы спускаемся по количеству боезарядов и носителей, тем более серьезно встают вопросы, связанные и с противоракетной обороной, и с потенциалом других ядерных держав. Нужно быть реалистами и не ставить невыполнимые задачи. Оснований говорить сегодня о столь радикальных сокращениях, на мой взгляд, нет. Для этого не созрели предпосылки.

-- Будет ли необходимость в дальнейшем существовании СНП, если удастся договориться с США по новому договору на смену СНВ? Российская сторона не раз выражала озабоченность в связи с тем, что американцы не уничтожают ядерные боеголовки, а складируют их...

-- Это актуальная тема. Мы по-прежнему не готовы согласиться с идеей ограничений только на оперативно развернутые боезаряды. Для нас небезразлично, что происходит с теми боезарядами, которые не установлены на носителях, а находятся на складах. С прежней американской администрацией у нас не получалось разговора на эту тему. Надеемся, что новая администрация найдет возможность взглянуть конструктивно на этот вопрос. Мы будем поднимать его и дальше.

Что касается СНП, то этот договор работал и существовал только во взаимосвязи с СНВ-1. СНП имел значение как средство понижения «потолков» боезарядов в контексте того, о чем было договорено в СНВ. Когда заключался московский договор, учитывался тот факт, что носители уже являются предметом ограничений и сокращений в рамках СНВ. То есть у нас была гарантия, что по носителям будут выполняться положения Договора СНВ. В отсутствие СНВ Договор о СНП превращается в бессмысленный текст.

Мы не готовы принять ни в каком виде идею о том, что после истечения действия Договора о СНВ можно оставить Договор о сокращении наступательных потенциалов и исходя из его положений выстраивать отношения в сфере стратегических наступательных вооружений. Это ущербная логика, и, как я понимаю, администрация Обамы тоже склонна так подходить к этому. В заявлении президентов, подписанном в Лондоне, говорится, что нужна полноформатная договоренность на замену Договора о СНВ.

-- США планируют переоборудовать крылатые ракеты подводного флота в обычное снаряжение, но эти вооружения не подпадают под ограничения по Договору о СНВ. Будет ли Россия поднимать этот вопрос?

-- Да, в США есть программа, которая предусматривает переоборудование подводного флота под крылатые ракеты в обычном неядерном оснащении. Это серьезный вопрос. Мы, конечно, за то, чтобы найти формы ограничения развития этих средств, поскольку они носят дестабилизирующий характер. Этот вопрос не забыт, мы им будем заниматься очень серьезно. Не должно быть лазеек в сфере СНВ, которые выводили бы за рамки сокращений и ограничений серьезный сегмент военного потенциала. Нельзя пренебрегать ситуацией, когда такое оснащение будет понижать порог применения носителей, воспринимаемых другой стороной как стратегические во время какого-либо кризиса.

В какой ситуации можно представить себе применение стратегического носителя в неядерном оснащении? Только в ситуации серьезного международного кризиса. И здесь нет права на ошибку. Нет возможности потом что-то передумать, решить по-другому. Поэтому лучше иметь договор, предусматривающий контроль над происходящим в этой сфере.

-- Как вы относитесь к идее подключить другие ядерные государства к договоренностям по сокращению наступательных вооружений?

-- Это сейчас невозможно. Все-таки фактом остается то, что сегодня стратегические наступательные потенциалы США и России значительно превосходят те, которыми располагают другие страны. Нет оснований для того, чтобы кто-то иной, помимо России и США, подключался к обсуждению этой тематики, традиционно отрабатывающейся в двустороннем формате.

Что будет дальше -- как раз это и предстоит определить по итогам начинающихся переговоров. Я предвижу серьезные дискуссии на эту тему, в том числе на предстоящей в будущем году обзорной конференции Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Хотел бы привлечь внимание к российскому предложению о придании универсального характера Договору о ракетах средней и меньшей дальности. Пока мы не увидели готовности других стран, у которых есть потенциалы в этой сфере, подключиться к процессу универсализации этого договора. Со временем и эти государства должны будут серьезно заниматься самоограничениями или договорными ограничениями в сфере стратегических вооружений. На нынешнем отрезке без их участия прогресс возможен. Но дальше без этого обойтись будет нельзя.

-- Судя по всему, вопрос о размещении элементов американской противоракетной обороны (ПРО) в Восточной Европе повис в воздухе. Расценивают ли это в Москве как победу, пусть маленькую и промежуточную?

-- Я не уверен, что вопрос повис в воздухе. Во-первых, разговоры о том, что графики размещения объектов ПРО в Польше и Чехии могут "поплыть", пошли еще на закате прежней администрации. Во-вторых, пока мы не имеем никакой конкретики от новой администрации сверх того, что уже было заявлено. Говорилось о том, что будет изучено соотношение технической эффективности и стоимости этого проекта и что будут, безусловно, приниматься в расчет результаты испытаний.

Такая позиция американской стороны не воспринимается нами как крупный сдвиг. Особо радоваться нечему. Ведь американцы не пересмотрели свои планы. Наоборот, мы видим, что происходит интенсификация работы в этой сфере, в том числе в натовском формате. Участники саммита НАТО, прошедшего в Страсбурге и Келе (3--4 апреля. -- Ред.), договорились выработать уже до следующего саммита альянса в Португалии предложения по архитектуре в сфере ПРО. Туда будут, насколько я понимаю, заложены и американские планы в данной области.

-- Как вы оцениваете идею трехстороннего сотрудничества США, России и НАТО в сфере ПРО? По-прежнему ли российские предложения об использовании радиолокационных станций в Габале и Армавире лежат на столе переговоров? Или о них забыли...

-- Нет, никто о них не забыл. Наоборот, эти предложения заслуживают серьезного анализа со стороны новой администрации США. Проблема только в том, что во многих дискуссиях по этому вопросу за кадром остается тот факт, что наше предложение построено на прохождении целого ряда этапов до непосредственного использования наших радиолокационных и иных ресурсов.

Эти этапы предполагают -- при условии отказа от планов создания третьего позиционного района ПРО в Восточной Европе -- совместную оценку угроз и разработку системы контрмер на ту или иную ракетную угрозу, прежде всего в политической и экономической области. И только при констатации невозможности нейтрализовать эту гипотетическую ракетную угрозу политическими или экономическими методами наши предложения включают совместную разработку архитектуры ПРО в военном смысле. Только тогда речь может пойти о сопряжении наших возможностей по использованию РЛС в Габале и Армавире и других возможностей с тем, что осуществляется США или их европейскими союзниками.

Мы не готовы все наше сотрудничество с США по этому вопросу, образно говоря, свести к подключению нашего штекера в гнездо американской системы ПРО. Это было бы все равно что впрыгнуть на подножку американского поезда и ехать в неизвестном нам направлении. Это нам не подходит. Сотрудничество должно быть равноправным.