В Дагестане только что побывала комиссия Общественной палаты во главе с Николаем Сванидзе, которая пыталась на месте изучить ситуацию с соблюдением прав человека. В фокусе этой проблемы, как практически везде на Северном Кавказе, -- взаимоотношения верующих и милиции. Милиция плотно интересуется мусульманами, которые в вопросах веры расходятся с официальным муфтиятом. Потом эти верующие пропадают без вести или подвергаются издевательствам, а уцелевшим уже не остается ничего, кроме мести: взорвать, например, милицейский «уазик», а потом погибнуть в перестрелке. МВД Дагестана уточняет: в списке пропавших за два года, который демонстрируют правозащитники и который, в сущности, заставил комиссию г-на Сванидзе нанести визит в республику, две дюжины боевиков или их родственников, считающихся «пособниками». Милицейскую точку зрения на идущую в Дагестане борьбу обозревателю «Времени новостей» Ивану СУХОВУ изложил министр внутренних дел республики генерал-лейтенант Адильгерей МАГОМЕДТАГИРОВ.

-- Адильгерей Магомедович, только в день приезда комиссии Общественной палаты (10 марта) в Махачкале взорвали две бомбы и одну успели обезвредить. С чем это связано, как вы оцениваете общую обстановку и что делать?

-- Я вам скажу, что сегодня по бомбам и взрывам определить обстановку в республике нельзя. Обстановку надо оценивать по экономическим показателям, по другим направлениям. Республика поднимается. Да, в последнее время, в начале этого года и в конце прошлого, совершено на несколько фактов больше посягательств на жизнь сотрудников милиции. Но и уничтоженных и задержанных бандитов намного больше, чем за аналогичный период в прошлом году. Кто осуществляет эти посягательства, нам известно. Это временное явление. Вы же знаете, мы недавно уничтожили назначенного Доку Умаровым (чеченский полевой командир, самопровозглашенный эмир Кавказа, фактически руководитель диверсионного подполья. -- Ред.) эмира Дагестана Омара Шейхуллаева (убит во время спецоперации 5 февраля 2009 года. -- Ред.). До него был Моллачиев (Ильгар Моллачиев ликвидирован 7 сентября 2009 года. -- Ред.), тоже эмир, самый близкий человек Доку Умарова и Хаттаба. Его уничтожили, и с ним десять человек. Я думаю, что сегодня просто надо чуть-чуть времени, и с этими группами тоже мы разберемся. В республике у них, можно сказать, не осталось лидеров, у которых есть подготовка. Они наперечет.

-- А вообще численность вот этого диверсионного подполья в Дагестане вы могли бы оценить?

-- Можно сказать, самое большее -- где-то 50--70 человек.

-- И вот они всю эту активность и развивают?

-- Ну конечно. У них какая практика? Молодежь, которую обманом завлекают в их среду, получает поручение провести взрыв или покушение на сотрудников милиции. Это как проверка, чтобы быть принятыми в группу.

-- Есть такая точка зрения, что милиция сама способствует этому росту насилия, когда оказывает давление на верующих, скажем так, не согласных с традиционным исламом. Как вы считаете?

-- Вот мы придерживаемся традиционного ислама и тарикатизма (тарикаты -- традиционные для Дагестана направления суфийского ислама. -- Ред.). А то, против чего мы боремся, -- это ваххабизм. Президент Дагестана (Муху Алиев. -- Ред.) уже несколько раз поднимал этот вопрос. И я вам тоже говорю: если сегодня человек молится, придерживается какой-то веры, как мы можем его насильно заставлять от его веры уходить? Мы не с верующими боремся. Мы боремся с бандгруппами. С теми, у кого в руках оружие, с теми, кто мешает нормальному образу жизни в республике.

-- Сейчас кризис, растет безработица. Как вы считаете, увеличится ли число тех, кто с вами воюет, или нет?

-- Абсолютно нет. Вы думаете, без кризиса они не уходили в леса? Уходили, и их уничтожали, и были попытки нападений на наших сотрудников. В этом смысле абсолютно ничего не меняется.

-- То есть они не от бедности уходят?

-- Не от бедности уходят.

-- А от чего?

-- Попадает туда в основном молодежь, завлеченная обманным путем, которой говорят: «Давайте бороться с этой властью, эта власть нехорошая, а придет наша власть, и жить будем лучше». Понимаете? Я еще понимаю, если бы сегодня был, как раньше, большой поток денег из-за рубежа, была бы поддержка финансовая. Можно было бы уходить, чтобы заработать деньги, говорить, что нет рабочих мест, нет того, другого...

-- Но сейчас точно будет меньше рабочих мест.

-- Ну и что? А в Дагестане что, были рабочие места? Сейчас, наоборот, начали заводы работать, начали предприятия открываться, началось какое-то движение. Я вам один пример приведу: Закареев Абдулгафур, бывший бизнесмен. Имел предприятие в Краснодаре, деловые связи с Италией и Испанией, дом здесь, во дворе полно иномарок. Вот он как оказался там?

-- А как, по-вашему?

-- Вот таким путем: умер его отец. Он поехал на соболезнование в село, попал под влияние такого человека, который его зомбировал, и ушел в лес. А до того он жене не разрешал надевать платок и заставлял ходить на пляж в хорошем купальнике, отдыхать. И сам водку отказывался пить, только пил разные французские вина.

-- Популярность боевиков все-таки растет или нет?

-- Популярность как может расти? Это бандиты.

-- Но ведь смотрите, что ни неделя, то кто-то уходит в лес. Это значит, что они чем-то привлекательны?

-- Что значит -- кто-то уходит в лес? Это разговоры. Если уходят, назовите фамилии. Так же, как вы говорите, что уходят, так и я говорю, что не уходят. Правильно же? Потому что мы знаем, кто уходит, кто не уходит. Если сегодня неизвестно, завтра станет известно.

-- Ликвидация этих командиров, которые еще год назад были живы, а теперь их нет, помогла вашей работе? Или уже новые, какие-то еще неизвестные фамилии встали на их места и делают все то же самое?

-- Известные фамилии. Это их же сподвижники и друзья, которые с ними воевали в Чечне. Но сейчас у них некого главарем назначить. Даже может быть, что взрывы 10 марта были устроены, чтобы определить, кто теперь будет лидером: им надо за этот месяц показать активизацию свою. (Среди наиболее вероятных кандидатов в новые эмиры Дагестана могут быть скорее всего четыре полевых командира: Ибрагим Гаджидадаев из Унцукуля, Шамиль Гасанов из Махачкалы, Магомедали Вагабов из Губдена и Исрапил Велиджанов из Дербента. -- Ред.)

-- Скажите, пожалуйста, а уже есть какие-то результаты по расследованию убийства главы Унцукульского района (Казимбек Ахмедов был убит 1 февраля этого года в ресторане у дороги из Махачкалы в Буйнакск)? Уже известно, кто это сделал?

-- Результаты есть. Это «лесные братья» сделали. Мы знаем, за что и кто именно.

-- За что, не расскажете?

-- Нет. Потому что мы сегодня раскрывать этого не можем. Мы знаем, как их туда привели, кто, все уже знаем. Поэтому чтобы не помешать следствию, наше мнение раскрывать не можем. Чуть попозже дадим нормальную информацию.

-- У вас в руках наверняка есть статистика. Вы можете как-то по месяцам сопоставить активность террористов? Растет она? Или, наоборот, снижается? Сейчас, например, меньше, чем в январе, или, наоборот, больше?

-- Чем в январе -- намного меньше. Кроме последнего факта, когда был взрыв (видимо, 10 марта. -- Ред.), других фактов не было у нас в этом месяце.

-- Сравнительно больше терактов происходит в Махачкале. Это с чем связано?

-- Город побольше. Условия жизни для них есть, можно скрываться, легче прожить, дождаться, пока будет «зеленка» (листва в лесах, которая помогает скрытно передвигаться. -- Ред.). В других населенных пунктах, где меньше людей проживает, о них информация моментально идет. А здесь потеряться легче. И здесь пособников больше, чем в других местах.

-- У вас у самого нет ощущения, что это превращается в какую-то бесконечную войну? Продолжается все это уже очень долго. Убивают полевых командиров, может быть, снижается какими-то периодами их активность. Но потом опять растет. Опять убивают милиционеров. И так до бесконечности. У вас нет ощущения безнадежности?

-- Ну, бесконечного ничего не бывает. Конец все равно будет.

-- Как он будет выглядеть?

-- Ну, потери, конечно, будут, это однозначно. Только вы не думайте, что боевики только дагестанцы. Они же приходят и из Чечни, сохранились все эти их связи, они друг друга поддерживают, и зарубежное финансирование все равно продолжается. Оно есть, хоть и не таким потоком, как раньше было.

-- На Кавказе любая насильственная смерть вызывает цепочку мщения. И когда милиция при этих спецоперациях убивает людей, понятно, что это вызывает последствия. И если так об этом задуматься, станет понятно, что какие-то примирительные процедуры будут необходимы.

-- А примирительные процедуры мы проводили -- мы предлагали им сдаться, объявили амнистию, дали срок, чтобы они сдались. Сдался 41 человек. Из них после амнистии человек семь-восемь сразу ушли в леса обратно. Это не то, что вы думаете: что якобы милиция их давит и какое-то применяет насилие. Это, конечно, неправда. Мы действуем в их отношении в рамках закона. Но если они думают, что мы, когда наших сотрудников убивают, будем бояться и не станем принимать меры, то они ошибаются. Мы будем биться до последнего. Мы должны в республике навести порядок. Кстати, тела убитых боевиков возвращаются в семьи -- то, что не делалось в Кабардино-Балкарии, отчего там возникло напряжение. У нас семьям выдают тела.

-- Семья не отказывается от него в таком случае?

-- Да их семьи все тоже там же, где и они. Вот приезжала группа Сванидзе. Они на месте убедились, как все происходит на самом деле и что за чушь эти люди несут. Нам что, нечего делать сегодня, что ли? Мы же всегда перед началом операции объявляем официально, чтобы они сдались! Что мы не будем применять никакого насилия и никакого уничтожения, только, пожалуйста, сдайтесь. Объявляем в микрофон. Почему не сдаются? Вот были родная мать и дядя (боевика. -- Ред.) в Хасавюрте. Я сам надел бронежилет и пошел просить их, чтобы они хоть вывели детей. Отказались они. Еще что можно сделать?

-- А вы как-то сотрудничаете с духовным управлением мусульман Дагестана?

-- Конечно. Мы с ними сотрудничаем, чтобы они нам помогли в этих вопросах, на своем языке как-то объясняли, что мы не такие уж разные все люди, что мы не какие-то непримиримые враги, что мы, наоборот, хотим, чтобы эти люди сдались и вернулись к мирной жизни. У нас цель одна сегодня -- порядок и мир в республике.

-- А не получается ли так, что духовное управление руками милиции решает просто какие-то свои внутриконфессиональные вопросы?

-- Абсолютно нет. Вы передачи духовного управления послушайте, что они передают. В духовном управлении, наоборот, им разъясняют, что они на неправильном пути. Они хотят их вывести на правильный путь. Причем если вы поддерживаете течение ваххабизма -- ради бога, молитесь, живите, нет вопросов. Это же не мешает. Но брать в руки автомат и идти убивать людей, детей -- это где можно? Где гарантия, что их проезжающие родственники и дети не попадут тоже под этот взрыв? Правильно? Об этом же они не думают!

-- Сейчас все-таки много говорят про кризис и про его возможные последствия. Как вы считаете, возможны ли какие-то масштабные волнения в Дагестане, и если да, то могут ли их возглавить ваххабиты?

-- Слушайте, я вам одно скажу. Вы меня, конечно, извините, но это очень глупый вопрос. Чтобы ваххабитам встать во главе какого-то движения, им надо душу иметь и мозги. И потом, о каком кризисе речь идет? Люди живут, строят мирную жизнь. О каком кризисе вы говорите?

-- Но безработица растет.

-- Безработица была и при Советском Союзе, правильно же?

-- Но для Советского Союза это не очень хорошо кончилось.

-- Знаете, почему это плохо кончилось? Потому что безмозглые люди возглавляли страну. Только из-за этого. Почему мы потеряли Советский Союз? Мы, Дагестан, что, здесь устраивали массовые беспорядки? Здесь никаких волнений нету и не будет никогда. И что эти ваххабиты? Эти 60 человек что, должны всю республику перевернуть? Какой-то переворот здесь сделать? Нет, конечно, это исключено абсолютно. Здесь лидер -- президент республики. Он руководит, и все должны смотреть на него и заниматься своей работой.

-- А как вы оцениваете всю эту историю с несостоявшимся назначением Владимира Радченко начальником УФНС по Дагестану?

-- А вот вы уверены, что Радченко был назначен? Вот именно. Радченко обманным путем попал сюда. Незаконным приказом. Законный приказ бывает, когда руководитель налоговой службы представляет кандидатуру в Министерство финансов, делает представление. Министерство финансов готовит приказ, и Кудрин его подписывает. И человек с этим приказом идет на назначение. А здесь что было? Не было ничего абсолютно. Я лично сам разговаривал с Радченко. Он говорит: «У меня приказа нету».

-- А тех людей, которые сажали его в машину и угрожали убийством, если он не уедет, вы нашли уже?

-- По этому факту возбуждено уголовное дело, очень хорошо идет расследование.

-- Нашелся уже кто-нибудь или нет?

-- Пока нет. Сейчас следственный комитет Генпрокуратуры занимается этим вопросом, создана следственно-оперативная группа. Куда они денутся, мы найдем их.

-- А милиция как-то реагировала на сам факт митинга вокруг УФНС, в ходе которого участники фактически препятствовали чиновнику попасть в здание?

-- Митинга там не было. Мы туда подтянулись просто для того, чтобы не было каких-то конфликтов между молодежью. Нам зачем туда лезть? Это абсолютно не наша работа. Мы безопасность. Мы только для этого подтянули туда наши силы и несли службу по охране общественного порядка. Когда позвонили и сказали, что Радченко уезжает, я, как руководитель, обеспечил охрану и отправил его из республики.

-- Есть еще вопрос, который часто обходят, потому что принято ругаться на милицию, но при этом часто забывают о том, что милиция несет потери. Вы могли бы оценить потери?

-- Я могу сказать, что мы и будем нести потери. Мы воюем с преступниками, вооруженными до зубов. В этом году у нас потери -- четыре человека, 13 человек ранены, тоже с начала года. Несмотря ни на какие проблемы, личный состав сегодня готов выполнять свой конституционный долг, мы по-другому не можем. Кстати, на боестолкновениях у нас потерь нет, они возникают из-за взрывов и обстрелов.

-- Вы тоже сталкивались с покушениями. Вам самому не страшно?

-- Нет, абсолютно. Мне никогда страшно не было и не будет. Потому что я возглавляю очень серьезное подразделение. И если мне станет страшно, то какое тогда чувство будет у сзади идущих?