Хотя кризис дает о себе знать (к примеру, Московский дом музыки отменил скопом не меньше дюжины предстоящих концертов, и не только зарубежных гастролеров), март в Москве оказывается незаурядным в области новой музыки. Только закончился в Доме восьмой по счету персональный фестиваль глашатая «конца времени композиторов» Владимира Мартынова, как в понедельник открылся филармонический фестиваль другой, противоположной художественной направленности. Устраивается он впервые и называется «Фестиваль актуальной музыки «Другое пространство». И проходить он будет в еще не освоенных до конца пространствах здания Московской филармонии -- новом Камерном зале и старом «Трюме Мейерхольда».

Музыкальный авангард -- дело не очень затратное. Привезти из-за границы на ту же «Маску» одну музыкально-театральную постановку стоит дороже, чем все «Другое пространство»: а это несколько камерных ансамблей из Москвы, других городов и даже ближнего зарубежья (Киева), а также сопутствующие мероприятия -- выставки, обсуждения. Вообще, спрос на «реальную» музыку, особенно такую, которая существует только в процессе исполнения, здесь и сейчас, -- напрямую не зависит от экономики (особенно в ситуации, когда Интернет уже перенасыщен виртуальными звуками). И даже не утрачивая пиетета перед классическим «конкурсным» исполнительством, публика делает шаг навстречу неакадемическим жанрам -- фольклору, джазовой импровизации, рок-музыке.

Прошедшая неделя продемонстрировала процесс сближения сторон на уровне собственно музыкального высказывания. Первым в Доме выступил дуэт британского «поствокалиста» Фила Минтона и молодой американской певицы и виолончелистки Одри Чен. Минтон -- в прошлом джазовый трубач и сооснователь вокального квартета Voice (с участием рок-легенды начала 60-х Джулии Дрисколл-Типпет), который пел стилизации под негритянские духовные гимны. Уже в 70-х он, впрочем, был известен собственным музыкальным языком, который по аналогии с жанром инструментального театра можно назвать вокальной пантомимой (особенно знаменит стал цикл «Песни из тюремного дневника» на тексты Хо Ши Мина, в котором «сочиненные» хоровые номера перемежаются свободными импровизациями солистов). Партнерша Минтона, молодая Одри Чен, пользуется примерно тем же набором азиатской этники, что и знаменитая тувинка Саинхо Намчылак (но, как уверяет американка, Саинхо ей слышать не доводилось).

Дуэт Минтон--Чен строится не на традиционной джазовой соревновательности, а наоборот: за четыре года сотрудничества два голоса стали как будто единым инструментом (во втором отделении к ним добавляется третий -- виолончель). К вокальному спектаклю, состоящему из практически неповторяющихся музыкальных жестов (не столько звуков, сколько призвуков и звукоподражаний), каким бы странным это ни казалось в контексте авангарда, подошли бы хрестоматийные строчки «Шепот, робкое дыханье, трели соловья...». Да и настроение, в общем, казалось чуть ли не пасторальным -- даже тогда, когда два почти по-шамански раздваивающихся голоса на мгновение вместе пропели всего один отрепетированный мотив, и когда Одри Чен закончила краткий бис сочным «O,Yeah...» -- так, как заканчиваются афроамериканские духовные гимны (ссылка на духовную музыку здесь появилась еще и потому, что дуэт посвятил программу памяти основателя Дома Николая Дмитриева).

В программе нью-йоркского контрабасиста Роберта Блэка, представляющего серьезную композиторскую школу (не академическую, а ту, что зовется по нью-йоркски «Даунтаун»), реминисценции из «черной» музыки -- джаза и рока -- играли, в сущности, ту же объединительную роль.

Все пьесы программы (включая три интермедии самого Блэка в жанре инструментального театра) за одним исключением (Figment III Элиота Картера, сочинившего свою «Уловку 3» в позапрошлом году в возрасте... 99 лет!) -- представляли скорее «бедное искусство», постминимализм. И создавали ощущение народного праздника, на котором за толпу музыкантов отдувается один контрабасист. Блэк (впервые он выступал в Доме на «Альтернативе-2003» в составе бруклинской супергруппы композиторов-исполнителей Bang On a Can All Stars) начал с посвященной ему пьесы лидера All Stars Ивэна Зипорина Paint It Black. В ней непрерывно пульсирующее пиццикато левой руки буквально выполняет функцию второго инструмента. В «Мантре» загадочного итальянского аристократа Джачинто Шелси неожиданно традиционная фактура расцвечивается как бы фольклорными микроотклонениями от классической темперации. Ту же природную функцию микротоны выполняют и у австралийца Колина Брайта, имитирующего туземную эвкалиптовую трубу. У словенца Петера Великоньи народные дудки изображаются звучными флажолетами, а при исполнении стилизации Франсуа Раббата под индийскую рагу контрабас Блэка превращается в тамбуру. В общем, для слушателя (но не для исполнителя) все простенько, но со вкусом.

Как будто продолжая мысль Блэка и разделяя основное настроение этих недель, во втором отделении московский виолончелист Дмитрий Чеглаков сыграл «Разговор о сумасшедшем доме» по Введенскому -- с его призывом «Уважайте бедность языка». Ведь это только с точки зрения академизма она кажется, продолжая цитату Введенского, «нищетой мысли».