Меццо-сопрано Дженнифер Лэрмор, спевшая в зале Чайковского в абонементе «Звезды мировой оперы в Москве», -- одна из самых известных и востребованных американских певиц на оперных сценах мира, обладательница престижных премий и солидных ангажементов, хотя талант ее и не вполне универсального свойства. Густо окрашенный, мускулистый и при этом страшно подвижный голос властно диктует репертуар. Главной партией в карьере Дженнифер Лэрмор стала россиниевская Розина из "Свадьбы Фигаро", которую певица спела более 500 раз по всему миру (сначала в Страсбурге, потом в Париже, Вене, Нью-Йорке, Лондоне, Риме, Берлине, Мадриде, Буэнос-Айресе и т.д.). Однако ее-то как раз Лэрмор в Москве и не показала. Имея в исполнительском багаже барочные партии (генделевский Юлий Цезарь, Октавий из «Коронации Поппеи» Монтеверди и многие другие), а также роли в редких операх XIX века (в числе прочего она много записывается для английского лейбла Opera Rara, специализирующегося на раритетах, и уже пела Пуччини, Доницетти, Меркаданте и др.), московскую программу Лэрмор начала с места в карьер -- с Кармен Бизе. Причем заставила публику сильно удивиться еще до того, как зазвучали первые ноты ее хабанеры. Весьма своеобразные мимика и пластика могли и очаровать, и покоробить -- американская Кармен и театрально, и вокально была не только игрива, но и комична, а также не только соблазнительна, но и не по-женски энергична.

Свойства несколько угловатой, эксцентричной женственности, так же как возможности голоса, открывались постепенно. Спев хабанеру, сегидилью и цыганскую песню Кармен, Лэрмор потом показала красивую кантилену в сцене Шарлоты из «Вертера» еще одного француза -- Жюля Массне. Затем она резко и круто развернула программу, и после Бизе и Массне мы вдруг стали слушать Гайдна. Было отлично ясно, что владение голосом позволяет певице петь старую музыку так, как она того заслуживает, -- гибко, ювелирно, окрашивая мелкие фразы и виньетки в разные тона, переходя от строгости к мягкости, от холода к теплоте. Но сцена Береники из оперы «Аптекарь» все же не вышла по-настоящему сильной. Стиль казался размытым, мастерство показалось ремеслом, виной чему, впрочем, была не только сама Лэрмор, но и оркестр с дирижером: Национальный филармонический под бодрым предводительством Михаила Татарникова, до того умело и эффектно игравший французов, ни гибкости, ни светотени в Гайдне не обнаружил. И в гордом одиночестве солистке было трудно на фоне марша.

Второе отделение певица посвятила Моцарту (угловатому Керубино из «Свадьбы Фигаро», в звучании и образе которого травестийные голос и пластика Лэрмор приобрели миловидные очертания) и наконец Россини. Здесь в головокружительно сложных каватине, арии и рондо Изабеллы из «Итальянки в Алжире» Дженнифер Лэрмор предстала во всей красе -- превосходное мастерство превращало звучание голоса в практически безупречный по красоте и результату легкоатлетический прыжок, наблюдаемый будто в замедленной съемке и выполненный в условиях существования только одной попытки. Чуть-чуть неидеальные высокие ноты общей картины не портили, а стилизованный образ хоть и выглядел плакатно, но убеждал.

На бис американская дива спела композицию Виктора Херберта Art is calling for me, в котором предстала героиней бродвейского мюзикла, столько же блистательной, сколь и шаржированной. Однако эксцентрика, пригодная для мюзикла, опере чужда. В Кармен смешная манерность, доходящая до пародийности, смущала. И в Гайдне не совсем удалось озвучить не столько умную эстрадную игривость, сколько вокальную прихотливость старинного театра. Даже в старой европейской музыке Лэрмор звучит «по-американски». Тем не менее настолько ювелирно и мощно спетого, к примеру, Россини все же редко где и когда услышишь.