Худшее, что может произойти с реформаторами и реформами, -- остановиться на середине пути или их прервать. Психологически такую неопределенность не приемлет большинство населения: и те, кто поддерживал реформы, но теперь испытывает разочарование, и те, кто начал привыкать и адаптироваться к новой жизни, от которой надо опять отвыкать. Те же, кто с самого начала был против преобразований, так и остаются в противниках и ничего уже не прощают. В результате реформаторы оказываются без союзников, в полной изоляции, их популярность резко падает, и смены власти хотят теперь все. Так случилось с Александром I, Александром II, Хрущевым, Горбачевым.

Непоследовательность, нерешительность, половинчатость реформаторских усилий приводят к крайне опасному положению, когда народ перестает одновременно и верить, и бояться власти. Старое расшатано или приведено в негодность, а новое не достроено и не дало еще стойких положительных результатов. И тогда наступает всеобщее неверие и хаос. Неуправляемость событий толкает или к смуте, или к диктатуре.

В России с ее традицией самодержавия, то есть абсолютной вертикали власти, особое значение всегда приобретала личность властителя. От того, насколько он умен, харизматичен и обладает волей, сам верит в то или иное свое начинание, в огромной степени зависит результат. Многие из российских правителей были вообще никак не готовы к своей роли. Большинство восходило на престол неожиданно, а то и случайно. Александр I -- после убийства отца, Николай I -- после отречения Константина, Александр III -- после ранней смерти старшего брата и убийства отца, Николай II -- также не был готов к столь ранней и скоропостижной смерти любимого родителя. При таких обстоятельствах личные качества, характер, воспитание и круг близких друзей в первую очередь определяли выбор вектора политического развития.

Надо заметить, что те, кто «замораживал» реформы своего предшественника, были куда более последовательны в действиях, чем те, кто их объявлял. Что бы ни говорили о Николае I, он был убежденным и стойким в своих заблуждениях и привел страну к такому бедственному положению, когда никто уже не сомневался в необходимости перемен -- слишком уж печальны были итоги правления этого царя. Столь же упорным в сворачивании преобразований был и Александр III. Правда, результаты его относительно недолгого правления были намного удачнее: неучастие ни в одном военном конфликте, и, как следствие, экономический подъем России к концу XIX столетия.

Реформаторы же идут непроторенной дорогой, и им, естественно, свойственны сомнения. И только те, у кого хватит воли преодолеть эти сомнения и всевозможные препятствия, смогут пройти путь до конца. Поэтому личность реформатора в условиях самодержавия приобретает такое значение.

Пожалуй, только Петр I последовательно, железной рукой провел свои реформы до конца. Остальные были не столь решительны. Возможно, поэтому многие проблемы России выглядят «вечными», а ее история напоминает во многом хождение по кругу.

История многих других стран все же больше походит на спираль. Американцы только в середине XIX века отменили рабство. И хотя еще через сто лет в стране существовала расовая сегрегация, они последовательно шли вперед -- теперь у Америки черный президент. Немцы пережили тяжелейшую национальную катастрофу после поражения во второй мировой войне. Они прошли через Нюрнберг, где судили их, и они осудили себя сами. Последовательно проводя политику денацификации в стране, они привили новым поколениям стойкую неприязнь к фашизму.

Реформы -- практически всегда дело долгосрочное. Когда у общества «просят» двадцать лет спокойствия, то просят их именно на проведение реформ. Когда же власть отказывается от диалога с просвещенной и здравомыслящей оппозицией, требует лояльности для установления ложной стабильности, она постепенно, но неминуемо превращает реформаторов в революционеров.

Но самое, пожалуй, губительное -- это не реформы или даже контрреформы, а шараханье из стороны в сторону в период одного и того же правления. Пожалуй, самым непоследовательным был последний русский император и первый советский президент. В обоих случаях закончилось «геополитической катастрофой».

К примеру, начав с клятвенного заверения в приверженности политике своего отца-миротворца, Николай II вскоре поддался уговорам сторонников «маленькой победоносной войны» и втянулся в военную авантюру с Японией, стоившей России позора, многочисленных жертв, замедления экономического развития и первой русской революции. Он являлся однозначным сторонником самодержавной власти, но согласился на Думу, а потом всячески противодействовал ее работе. Разрешил легальную оппозицию, но поощрял национал-патриотическое движение черносотенцев, усугубляя и радикализируя противостояние в обществе. Поменял Витте на Столыпина, не доверяя ни тому, ни другому. Дал Столыпину усмирить революцию, но ревниво относился к его реформаторским начинаниям. Николай II смирился с Распутиным, дал втянуть страну в первую мировую войну, постоянно тасовал правительства, брал на себе непосредственное ответственное управление войсками, терпел поражения, терял популярность и бесславно закончил правление, отказавшись от престола.