Тема фестиваля "Как звучит танец" могла бы показаться банальной, если бы танец по старинке сопровождала только музыка. Но в contemporary он скрежещет, орет, поет, его озвучивает шум улицы и летящих на войну самолетов. Три проекта фестивальной программы оказались во всех смыслах шумными.

Взламываем тишину

More more more... future танцовщика и хореографа из Конго Фаустина Линекулы звучит как рок-концерт, телешоу, политическое кабаре и репортаж из африканской глубинки. Когда одна звуковая составляющая затихает, проступает другая, потому что все здесь происходит одновременно, как если бы вы по радио слушали сразу несколько программ на тему Африки. Обличающие фальшивую демократию тексты Антонина Вамулиа Мухиндо озвучивают на французском (Линекула живет между Парижем и Конго, где у него студия) два певца в сверкающих клубных костюмах. Один, длинный и ломкий, чуть что пускается в психоделический пляс а-ля Гаркуша, другой, громкий и напористый, орет в микрофон о Заратустре, будущем во тьме и о том, как все прогнило в мире бабла и лимузинов. Певцы смешные, подвижные и отлично работают в ансамбле с автором музыки Фламме Капайя -- этот терзает электрогитару как Джимми Хендрикс, а паузы в шоу заполняет печальными минималистскими переборами. Причитания трех танцовщиков, кружащих по сцене в слоеных накидках, делающих их похожими на цыплят, сразу и не расслышишь. Их топотушки печальны, как трудодни рабов, правда, когда они неистово, явно нарываясь на аплодисменты, начинают трясти откляченными попами и мелко-мелко дрожать всем телом, то становятся похожими на шоуменов, продающих свои народно-сценические ритуалы через какой-нибудь местный ансамбль Моисеева. Хотите экзотики? Получайте.

Оторваться от сцены невозможно. Надо ухватить переводы на экране («Мы профессиональные взломщики тишины», -- красуется там), а отведешь глаза, увлечешься текстом и пропустишь какой-нибудь важный переход в нарочито-наивной, как бы импровизационно меняющейся композиции. Как в представлениях фламенко, где танцовщики, музыканты, певцы передают друг другу эстафету не для того, чтобы рассказать какую-то историю, а чтобы, показав все, что умеешь, выплакаться всласть, освободив накопленную коллективную энергию. У Линекулы и его соратников получилось что-то похожее. В финале все восемь участников (включая ударника и басиста), вдоволь похулиганив, позволяют себе 15 минут волшебной тишины. Отложив в сторону костюмы и электронику, встают в круг и начинают перепевать и переплясывать друг друга. Да так по-настоящему, так не на публику, так непереносимо хорошо и интимно, что хочется выйти из зала, чтобы не мешать.

Затыкаем дыры

На перфоманс «Тело в городском пространстве» зрителей собрали на Потсдамер Платц -- бывшем пустыре, разделенном стеной. Теперь здесь образцовый футуристический пейзаж, словно навеянный «Метрополисом» Фрица Ланга. Перфоманс подразумевал совместное с 20 танцовщиками движение от площади к театру Hau2 в Кройцберге. Одетые в разноцветные треники и курточки артисты, подобно паукам, зависали на стенах и застревали во всех попадавшихся на пути проемах. (О таком же перфомансе Вилли Дорнера у нас в Петропавловской крепости см. "Время новостей" от 1 июня.) Зрители носились следом и визжали, как дети, обнаружив очередного танцовщика в неположенном месте -- под мусорным баком, на перилах лестницы или за камерой слежения. Одни ерничали, другие взирали со священным трепетом на свернувшихся цветными комочками то там то сям артистов -- как будто их вели не по Берлину, а по старому городу в Иерусалиме, рассказывая про крестный путь Христа. Но главная радость заключалась в том, что публика, превратившаяся в щелкающих фотиками туристов, совершенно легально могла делать все, что обычно делать не положено: создавать пробки в узких местах, мешать велосипедистам и, не обращая никакого внимания на бибикающих автомобилистов, переходить дорогу где захочется.

Увы, на 30-й минуте внезапный ливень прекратил перфоманс. Организаторы извинились и попросили прийти завтра. Зрители отнеслись с пониманием, поаплодировали, но еще полчаса с ощущением, что что-то важное в жизни состоялось, сидели, покуривая и болтая, на лестнице небоскреба и смотрели на заливавший футуристические окрестности дождь.

Красим яйца

Американка Анна Халприн, сочинившая в 1965 году Parades&Changes, относится к тем, кому надо сказать спасибо за все то «безобразие», которое позволяют себе сегодня танцовщики, затыкающие собственными телами дыры-щели. Им сегодня можно все то, за что перфоманс Халприн запретили в Америке на целых 25 лет: раздеваться догола, красить тела во все цвета радуги и превращать любое представление в протестную акцию. Спектакль француженки Анны Голлод Parades&Changes. Replays, решившей восстановить старую постановку, обозначив жанр как «диалог с Халприн», вызвал самый большой ажиотаж на Tanz im August. Во-первых, всем хотелось посмотреть на классику постмодернизма. Во-вторых, понять: зачем понадобилось Анне Голлод повторять крестный путь Халприн? Сегодня ведь за хулиганские штучки 40-летней давности точно не распнут.

Ответ не заставил себя ждать. Анна Голлод и пять ее коллег, похоже, по-настоящему влюбились в старый спектакль. Им удалось пережить эту работу не как архивное изыскание, а как пикантное приключение. В постановке Халприн они копаются, как дети в бабушкином комоде, перетряхивая вещи, в которые ну просто кайф переодеться (в данном случае раздеться), представив, как будто ты сам сочинил этот гимн эмансипации, сексуальной революции, свободе слова и тела. Каждый элемент зрелища артисты буквально смакуют, словно хотят сказать: смотрите, как же это было здорово в первый-то раз! Преувеличенно громко топая, они дефилируют по залу в костюмах унисекс и голышом. Упоенно минут 15, со всякими стриптизерскими подмигиваниями стягивают и заново натягивают на себя шмотки, доводя зрителей до состояния полного безразличия: что голый, что не голый уже все одно. Со знанием дела долго купают обнаженные тела в полотнах шуршащей бумаги, а потом медленно начинают рвать ее в клочья, прислушиваясь к звуку этой новой музыки для тела. Уморительно бьют чечетку и, натащив на сцену кучу барахла -- боа, абажуры, шланги -- наряжаются до изнеможения, пародируя все составляющие модного дефиле. Сексуальную революцию преподносят как забавную детскую возню: а теперь меня, теперь меня -- раздвигает ноги и плюхается на пол маленькая брюнетка, и партнерша устало валится на нее сверху -- надо все попробовать и всех. В финале, когда артисты снова абсолютно голые выходят на сцену и старательно красят свои попки, пипки и носы фосфоресцирующими красками -- по-детски, высунув язык от усердия и упиваясь процессом, -- становится и весело, и грустно, а главное, абсолютно непонятно: и как этот чудесный спектакль могла запретить цензура, когда в мире есть столько по-настоящему неприличных вещей?

ФОТО: Все дыры на футуристической Потсдамер Платц 20 берлинских танцовщиков заткнули собственными телами. Перфоманс «Тело в городском пространстве»