70 лет назад, 23 августа 1939 года, в Москве были подписаны договор о ненападении и дополнительное соглашение к нему между Советским Союзом и фашистской Германией, вошедшие в историю как пакт Молотова--Риббентропа. (28 сентября два государства подписали также договор о дружбе и границе и два секретных протокола о «сферах влияния»). Годом ранее, 29 сентября 1938 года, в Мюнхене Гитлер получил от Франции, Италии и Великобритании карт-бланш на «расширение жизненного пространства» (см. «Время новостей» от 29 сентября 2008 года). Начав в соответствии с Мюнхенскими соглашениями с Судетской области, войска вермахта заняли всю Чехословакию. Вскоре угроза захвата нависла над вольным городом Данцигом (Гданьском), затем -- над Мемелем (Клайпедой) (см. «Время новостей» от 24 ноября 2008 года). К облегчению западных держав, Третий рейх пока стремился только на восток: в Польшу и далее, к главной цели -- границам СССР. Англо-франко-советские переговоры о создании антигитлеровской коалиции, буксовавшие весь год, летом 1939 года заглохли окончательно. Пакт Молотова--Риббентропа -- одно из самых знаковых и трагических событий предвоенного времени -- явился своего рода продолжением Мюнхенского соглашения 1938 года и дал старт второй мировой войне.



«Английская стена»

6 декабря 1938 года был подписан франко-германский договор о партнерстве, за несколько дней до того -- аналогичный англо-германский. Согласно «Заметкам для дневника» наркома иностранных дел Максима Литвинова (противившегося сближению с фашистской Германией и 5 мая 1939 года снятого Сталиным со своего поста и замененного на Молотова) именно тогда Сталин открыл для себя возможность и необходимость переговоров. В записи за январь 1939 года говорится: «Сталин инструктировал посла СССР в Германии Меркулова начать переговоры с германским министерством иностранных дел. Следовало сказать: «До сих пор мы не могли пойти на соглашение, а теперь можем».

Тем не менее пока СССР решил играть на два фронта. С немалой задержкой, только 28 мая 1939 года, западные державы все же дали положительный ответ на советское предложение от 17 апреля 1939 года о заключении пакта о взаимопомощи. Англо-франко-советские переговоры состоялись в Москве с 15 июня по 2 августа. От СССР в них принимал участие нарком иностранных дел Вячеслав Молотов. Со стороны Англии и Франции послы -- Уильям Сидс и Поль Наджиар. Удалось довольно быстро согласовать ключевые положения проекта союзного договора, которые предусматривали, что все три страны окажут друг другу «всяческую немедленную и эффективную помощь» в случае агрессии против них или тех государств, чью независимость они бы гарантировали. И здесь начались проблемы. СССР соглашался дать гарантии Польше, Румынии, Бельгии, Греции и Турции, уже получивших их от западных держав. Но в обмен на это согласие Советский Союз требовал от своих партнеров по переговорам, чтобы они вместе с ним предоставили гарантии Латвии, Эстонии и Финляндии. (Литва не имела тогда общей границы с СССР, и потому вопрос о ней не ставился.) Остроту ситуации добавило и то, что еще до начала московских переговоров, 7 июня 1939 года, Латвия и Эстония подписали с Германией пакты о ненападении. Англия и Франция на это предложение после двухнедельных дискуссий согласились. Камнем же преткновения стало понятие «косвенная агрессия». Вопрос был принципиальным: гаранты имели право вводить войска на территорию стран, подвергшихся этой «косвенной агрессии». СССР настаивал на максимально широкой трактовке этой формулировки -- «использовании территории или сил» того или иного государства в интересах агрессора. В таком расширительном толковании Франция и Англия увидели стремление Москвы «прибрать к рукам» Прибалтику. И переговоры зашли в тупик.

Военная конвенция, в которой определялись бы формы, методы и размеры взаимной помощи и которую изначально предполагалось обсуждать одновременно с политическим договором, также подписана не была. Молотов заявил, что СССР готов сузить толкование «косвенной агрессии», но при условии согласования военной конвенции и ее одновременного подписания с политическим документом. 23 июля это предложение было принято. Должен был начаться очередной раунд переговоров. Однако английская миссия получила распоряжение «продвигаться в военных переговорах медленно». Британцы не полетели в Москву, а отправились туда на старинном пароходе 5 августа, прибыв в Москву лишь 11 августа. И диалог велся с той же черепашьей скоростью.

Великобритания тянула время, рассматривая переговоры с СССР главным образом как инструмент давления на немцев. «Европейская проблема может быть решена только по линии Берлин--Лондон», -- заявил глава британского кабинета министров Невилл Чемберлен, начиная в июне 1939 года тайные переговоры с Гитлером, когда в Москве стартовали дискуссии его эмиссаров. 21 июля Англия предоставила Германии проект «широчайшей англо-германской договоренности по всем важным вопросам» международной политики. Лондон признавал Восточную Европу сферой интересов рейха, соглашался с присоединением к нему Данцига и дальнейшим возвращением немцам их бывших колоний, а также предоставлял Берлину огромный заем. В обмен на это Германия должна была заключить с Великобританией договор о ненападении, где содержалось бы обязательство о «неприменении силы» против третьих стран. Лондон таким образом выражал готовность отказаться от переговоров с СССР и от гарантий Польше и другим государствам, с которыми был связан более ранними соглашениями.

Разумеется, «отзвуки» тайных лондонских англо-германских переговоров доносились и до других столиц. Министр внутренних дел США Грегори Икес отметил в своем дневнике: «Англия ползает на брюхе перед Гитлером, боясь коммунизма». Это понимали и в Москве. К тому же здесь не делали принципиального различия между фашистскими режимами Германии и Италии (с которой у СССР были особенно тесные отношения) и демократиями Британии и Франции. В Кремле воспринимали их прежде всего как недавних интервентов времен Гражданской войны.

Ведущие английские политики -- Ллойд Джордж, Уинстон Черчилль, Энтони Идеен -- настаивали на подписании немедленного соглашения с СССР. Но Чемберлен открыто признал, что не испытывает в этом отношении никакого энтузиазма: «Между двумя странами -- СССР и Великобританией -- существует некое подобие стены, которую трудно преодолеть... Я так скептически отношусь к вопросу о ценности русской помощи, что не думаю, что наша позиция сильно ухудшится, если мы обойдемся без них».

Гитлер, напротив, хорошо понимал, что в случае формирования тройственного союза он будет превзойден в людях и вооружении. 11 августа 1939 года Гитлер сказал Карлу Буркхардту, комиссару Лиги Наций в Данциге: «Все, что я предпринимаю, направлено против русских. Если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, тогда я буду вынужден пойти на соглашение с русскими».

"Общее в идеологии"

Советский торговый представитель в Берлине Евгений Бабарин сообщил 18 июля своему германскому контрпартнеру Юргену Шнурре, что СССР хотел бы расширить двусторонние экономические отношения. После положительного ответа Германии было объявлено о начале в Берлине советско-германских торговых переговоров. Шнурре 26 июля пригласил поверенного в делах СССР Георгия Астахова на обед. Вот что он говорил: «Что может Британия предложить России? В лучшем случае участие в европейской войне и враждебность Германии. Что можем предложить мы? Нейтралитет и отстояние от возможного европейского конфликта и, если того пожелает Москва, германо-русское понимание взаимных интересов, что, как и в прошлые времена, будет служить на пользу обеим странам... У Германии и России нет противоречий по всей линии от Балтийского и Черного морей до Дальнего Востока. И в дополнение, несмотря на все различия в образе жизни, существует одно общее в идеологии Германии, Италии и Советского Союза: противостояние капиталистическим демократиям Запада».

Старт сближению Москвы и Берлина был дан. 14 августа Москва получила «чрезвычайно срочную» телеграмму из Берлина. «Германо-русские отношения подошли к историческому поворотному рубежу... В отношениях Германии и России не существует реального конфликта интересов... Обеим странам было хорошо, когда они были друзьями, и плохо, когда они были врагами... События могут принять такой оборот, когда восстановление германо-русской дружбы станет невозможным, когда трудно будет совместно прояснить территориальные вопросы в Восточной Европе. Руководство обеих стран не должно позволить ситуации выйти из-под контроля. Было бы фатальной ошибкой, если бы оно стало жертвой взаимного непонимания и два народа разошлись бы врозь».

Посол Германии в СССР Вернер фон Шуленбург договорился о приеме Молотовым 17 августа. Молотов предлагал постадийное продвижение. Первая стадия -- заключение торгово-кредитного соглашения, вторая -- подписание пакта о ненападении. Предложение Риббентропа о приезде в Москву было воспринято положительно. Правда, советское правительство не хотело бы делать объявление об этом визите в настоящий момент -- Москва все-таки ждала продвижения в переговорах с Парижем и Лондоном. Шуленбург в течение часа уговаривал Молотова назвать точную дату приезда Риббентропа. Молотов объяснил, что прежде следует выработать торговое соглашение.

Немцы торопились: соглашение о торговле было заключено уже 18 августа -- без каких-либо оговорок с немецкой стороны. Берлин не стал мелочиться, отлично понимая, что на кону гораздо больший куш -- пакт о ненападении и, следовательно, свобода рук в дальнейшем расширении «жизненного пространства», начавшегося после Мюнхена. Риббентроп имел от Гитлера полномочия «при разрешении проблем будущего принять русские пожелания во внимание. Например, разделение сфер интересов в балтийском регионе». Сталин решил не медлить, и 19 августа в 7 час. 10 мин. утра посольство Германии в Москве было проинформировано: «Советское правительство согласно с прибытием министра иностранных дел рейха в Москву через неделю после объявления о подписании экономического соглашения». Риббентропу предлагали приехать в Москву 26 или 28 августа -- советский проект пакта был передан через немецкое посольство в Берлин.

"Они у меня в руках!"

Но Гитлер не мог терпеть даже неделю -- согласно плану «Вайс» нападение на Польшу должно было начаться не позднее 1 сентября. Фюрер не желал менять планы, а для их реализации ему нужен был нейтралитет СССР при вторжении войск вермахта на территорию граничащего с Советским Союзом государства. Он решил активизировать процесс, впервые обратившись к советскому лидеру лично.

Телеграмма Гитлера от 20 августа 1939 года:

«Господину Сталину, Москва.

1. Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первую ступень в перестройке германо-советских отношений.

2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение прошлых столетий. В этой ситуации имперское правительство решило действовать в полном соответствии с такими далеко идущими изменениями.

3. Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне ваш министр иностранных дел, господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов.

4. Я убежден, что дополнительный протокол, желаемый советским правительством, может быть выработан в возможно короткое время, если ответственный государственный деятель Германии сможет лично прибыть в Москву для переговоров. В противном случае имперское правительство не представляет, как дополнительный протокол может быть выработан и согласован в короткое время.

5. Напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение Польши по отношению к великим державам таково, что кризис может разразиться в любой день. Перед лицом такой вероятности Германия в любом случае намерена защищать интересы государства всеми имеющимися в ее распоряжении средствами.

6. По моему мнению, желательно, ввиду намерений обеих сторон, не теряя времени, вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я еще раз предлагаю принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее в среду, 23 августа. Имперский министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола. Принимая во внимание международную ситуацию, имперский министр иностранных дел не сможет остаться в Москве более чем на один-два дня. Я буду рад получить ваш скорый ответ.

Адольф Гитлер».

21 августа 1939 года Сталин ответил Гитлеру:

«Канцлеру Германского государства господину А. Гитлеру.

Я благодарю вас за письмо.

Я надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении станет решающим поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами.

Народам наших стран нужны мирные отношения друг с другом. Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает фундамент для ликвидации политической напряженности и для установления мира и сотрудничества между нашими странами.

Советское правительство уполномочило меня информировать вас, что оно согласно на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа.

И. Сталин».

Рейхсминистр военной промышленности Альберт Шпеер вспоминал, что, прочитав текст, Гитлер «на мгновение застыл, вперившись в пространство, побагровел и грохнул кулаком по столу так, что задребезжали стаканы, и воскликнул прерывающимся голосом: «Они у меня в руках! Они у меня в руках!»

23 августа 1939 года были подписаны договор о ненападении между Германией и СССР и секретный протокол к нему, вошедший в историю как пакт Молотова--Риббентропа. В договоре говорилось, что в случае нападения на одну из сторон третьей стороны вторая «не окажет этой третьей стороне никакой помощи». Ни СССР, ни Германия «не присоединятся ни к какой группе держав, которые прямо или косвенно направлены против второй стороны». В секретном протоколе говорилось: «1. В случае территориальных и политических трансформаций на территориях, принадлежащих балтийским государствам (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы будет представлять собой границу сфер интересов Германии и СССР. 2. В случае территориальной и политической трансформации территорий, принадлежащих польскому государству, сферы интересов Германии и СССР должны пролегать примерно по линии рек Нарев, Висла и Сан. Вопрос о заинтересованности обеих сторон в сохранении независимого польского государства и о границах этого государства может быть окончательно определен только в ходе дальнейших политических процессов. В любом случае оба правительства разрешат этот вопрос в духе дружеского взаимопонимания». Советский Союз также выразил заинтересованность в Бессарабии, захваченной Румынией в 1918 году, а Германия объявила о своей незаинтересованности в этой территории.

Итак, в секретном протоколе Польша была поделена на советскую и германскую зоны влияния по рекам Нарев, Висла, Сан. Немцы претендовали на влияние в Литве. СССР вводил в свою сферу влияния Финляндию, Эстонию и часть Латвии (по северную часть Двины). Сталин стал претендовать на всю Латвию целиком. Риббентроп позвонил Гитлеру, и тот согласился. Сталин, «восстанавливая» границы Российской империи, вернул аннексированные Польшей в 1920 году области Белоруссии и Украины, солидную часть исконных земель Польши, добавив к этому три из четырех балтийских государств, утраченных в 1917 году, и Бессарабию, отошедшую к Румынии в 1918 году.

Советская Россия, связав себя договором с фашистской Германией, по мнению сталинского руководства, «взяла реванш» за Версаль и Брест-Литовск. Уже в 1941 году, пытаясь оправдать и обосновать заключение сделки с Гитлером, Сталин, решившийся обратиться к народу лишь через 12 дней после начала Великой Отечественной войны, говорил, что пакт дал советской военной промышленности еще полтора мирных года. Эти же полтора года получила и немецкая военная промышленность, находившаяся в 1939 году в куда более выигрышном положении (в том числе и за счет полученных вследствие Мюнхена мощных и высокоразвитых чешских объектов).

"Общая германо-русская граница"

А торжествующий Гитлер в августе 1939 года вещал генералитету в своей резиденции Оберзальцберге: «Сейчас Польша находится в том положении, в какое я хотел ее поставить... Эти жалкие черви Даладье и Чемберлен -- я видел их в Мюнхене -- окажутся слишком трусливыми, чтобы напасть (на Германию. -- Ю.К.). Они не выйдут за рамки блокады. Нам не нужно бояться блокады. Восток снабдит нас зерном, скотом, углем, свинцом и цинком... Я завершил политические приготовления, теперь дорога открыта для солдата...» После общего обеда Гитлер напутствовал своих военачальников следующим образом: «Несгибаемой поступью по всей земле... Длительный мирный период не принесет нам пользы... Задача номер один -- разгром Польши, даже если на Западе разразится война... Действуйте безжалостно. Сталин и я -- единственные, кто видит будущее. Таким образом, через несколько недель я протяну Сталину руку на общей германо-русской границе».

2 сентября 1939 года в «Правде» было опубликовано сообщение ТАСС:

«Берлин, 1 сентября (ТАСС).

По сообщению Германского информационного бюро, сегодня утром германские войска в соответствии с приказом верховного командования перешли германо-польскую границу в различных местах. Соединения германских военно-воздушных сил также отправились бомбить военные объекты в Польше».

СССР, Япония, Италия и США заявили о своем нейтралитете в отношении германо-польских событий. 3 сентября Великобритания и Франция, следуя союзническим обязательствам в отношении Польши, объявили войну Германии. Однако эти страны, как и предполагал Гитлер, не спешили начать сколько-нибудь существенные военные действия против Третьего рейха. Французская армия не пыталась препятствовать продвижению главных сил вермахта на восток, англичане также не вели боев ни на море, ни в воздухе. «Если мы не потерпели крах в 1939 году, то только благодаря тому, что во время польской кампании примерно 110 французских и английских дивизий, дислоцированных на Западе, ничего не предпринимали против 23 немецких дивизий», -- говорил на Нюрнбергском процессе командующий сухопутными войсками вермахта генерал Альфред Йодль.

Шуленбург докладывал в министерство иностранных дел Германии: «...Молотов... просит, чтобы ему как можно более точно сообщили, когда можно рассчитывать на захват Варшавы...» В ответ на эту любезность Советский Союз предупредил о необходимости проследить за тем, чтобы германские самолеты «начиная с сегодняшнего дня не залетали восточнее линии Белосток--Брест-Литовск--Лемберг (Львов). Советские самолеты начнут сегодня бомбардировать районы восточнее Лемберга».

9 сентября Молотов послал Риббентропу телефонограмму:

«Я получил Ваше сообщение о том, что германские войска вошли в Варшаву. Пожалуйста, передайте мои поздравления и приветствия правительству Германской Империи.

Молотов».

Советский Союз перешел от слов к делу. Из правительственной ноты, разосланной в представительства государств, имеющих дипломатические отношения с СССР, 17 сентября 1939 года, в день, когда польское правительство покидало страну, переходя румынскую границу (позже оно перебралось в Лондон):

«Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность польского государства... Предоставленная самой себе и оставленная без руководства Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, советское правительство не может более относиться к этим фактам безразлично.

Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными.

Ввиду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии.

Одновременно советское правительство намерено принять все меры к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями, и дать ему возможность зажить мирной жизнью.

Народный комиссар иностранных дел СССР В. Молотов».

Обещанное фюрером в августе «рукопожатие» состоялось 23 сентября в Бресте -- на советско-нацистском параде, которым командовали комбриг Семен Кривошеин и глава танковых войск вермахта Гейнц Гудериан. Затем состоялся обмен флагами, после чего нацистские войска, передав занятый ими к этому времени Брест и другие города, отошедшие к СССР, удалились на другой берег реки Буг -- в соответствии с «уточненными новыми границами».

"Преступная война за уничтожение гитлеризма"

28 сентября Риббентроп снова прилетел в Москву: им и Молотовым был подписан новый германо-советский «Договор о дружбе и границе между СССР и Германией» и два секретных протокола к нему. Эти документы официально и юридически закрепляли раздел территории Польши между Германией и Советским Союзом и решали судьбы прибалтийских государств. Первый секретный протокол предусматривал передачу Литвы из германской в советскую «сферу интересов» в обмен на Люблинское и часть Варшавского воеводств, которые по секретному договору от 23 августа отошли к СССР. (10 октября 1939 года был подписан советско-литовский договор о взаимопомощи, в соответствии с которым СССР передал Виленскую область, до пакта Молотова--Риббентропа являвшуюся частью Польши, Литве. С этого момента столицей Литвы является Вильнюс). На карте, на которой была указана новая граница, расписались Сталин и Риббентроп. Согласно второму секретному протоколу стороны обязались принимать меры по подавлению «польской агитации».

А в словах Риббентропа, пошутившего после подписания пакта по поводу возможности «присоединения Сталина к антикоминтерновскому пакту», оказалась большая доля правды. Сталин, оказавший неоценимую услугу Гитлеру в 1937--1938 годах катастрофическими по последствиям репрессиями в Красной армии и военно-промышленном комплексе, теперь не только запретил антифашистскую пропаганду внутри страны. Через Коминтерн он направил всем компартиям обязательную для выполнения директиву: свернуть борьбу против немецкого фашизма.

Молотов на сессии Верховного совета 31 октября 1939 года заявил: «Известно, что за последние несколько месяцев такие понятия, как «агрессия», «агрессор», получили новое конкретное содержание, приобрели новый смысл... Теперь, если говорить о великих державах Европы, Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира. Роли, как видите, меняются... Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это -- дело политических взглядов... Не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма».

После окончания Великой Отечественной войны факт подписания пакта Молотова--Риббентропа и само его существование категорически отрицался партийно-правительственными кругами Советского Союза. Только в декабре 1989 года II Съезд народных депутатов СССР принял специальное постановление, в котором осудил пакт и секретные соглашения к нему как «юридически несостоятельные» и «недействительные с момента подписания».