В минувшие выходные в Калининграде состоялось заседание президиума Союза музеев России, повесткой дня которого стало обсуждение приказа Минздравсоцразвития. Этот документ утверждает новый список должностей работников культуры, искусства и кинематографии. Музейщики с удивлением не обнаружили в новой табели о рангах ни одной должности, связанной с научной работой в музеях, -- там нет ни научных сотрудников, ни даже заместителя директора по науке. Нет, впрочем, и должности директора музея, но это пока воспринимается как недоразумение. По сути, приказ попросту лишает музеи права заниматься одним из двух профильных видов деятельности -- научно-исследовательской. Уже за несколько месяцев до обнародования этого циркуляра музеям было запрещено включать в свои уставы научную работу. В Калининграде научная общественность федеральных, региональных и муниципальных музеев приняла обращение к президенту, протестуя против попыток чиновников ликвидировать музейную науку.

«Они пишут слишком умные книжки»

Первой жертвой борьбы с музейной наукой стал коллектив петербургского Музея истории религии (ГМИР), имеющего федеральный статус. Созданный в 1932 году из «Антирелигиозной выставки» Эрмитажа, он благодаря тогдашнему названию -- Музей истории религии и атеизма -- сохранил уникальные «многоконфессиональные» экспонаты различных эпох. Даже в советские времена сотрудники этого музея ездили в экспедиции, «под прикрытием» пропаганды научного атеизма собирали экспонаты, описывали обряды и верования. Все это время ГМИР действовал в системе Академии наук, унаследовав все черты академического института. В 2003 году он переехал из Казанского собора, возвращенного церкви, в новое здание -- на Почтамтскую улицу, в двух шагах от Исаакиевского собора. Казалось бы, появилась возможность раскрыть спецхраны, заняться изучением и публикацией великолепных фондов -- музей является единственным в стране и имеет федеральный статус. «По понятным причинам наше богатейшее наследие -- около 180 тыс. экспонатов -- не было востребованным. Освобожденные от партийно-идеологических вериг, мы стали создавать отделы -- традиционных верований, истории православия, католицизма, религий Востока. И вот недавно получили внутренний приказ, практически сводящий на нет всю нашу работу. Соединение просветительской деятельности с научной -- этих равноправных составляющих нашей деятельности -- теперь стало невозможным», -- говорит заведующий отделом архаических верований ГМИР Владимир Харшановский.

Из приказа по Государственному музею истории религии, подписанного его директором Борисом Аракчеевым:

«В связи с совершенствованием организационной структуры музея приказываю

1. Ликвидировать отделы истории архаических и традиционных верований и религии ранних цивилизаций, религии Востока, истории христианства на Западе, истории православия и исключить из штатного расписания закрепленные за ними ставки.

2. Ликвидировать экспозиционно-выставочный отдел и отдел хранения фондов и исключить из штатного расписания закрепленные за ними ставки».

Вместо ликвидированных подразделений тот же документ предписывает создать отделы фондов, то есть ограничить музейную работу с экспонатами только их хранением. При этом зарегистрированный в 2006 году устав ГМИР никто не отменял. В уставе между тем сказано: «Музей является некоммерческой организацией, осуществляющей хранение, изучение и публичное представление музейных предметов и музейных коллекций, научно-исследовательскую деятельность. Является научно-методической базой Федерального агентства по культуре и кинематографии по оказанию научно-методической помощи в области истории религии для музеев РФ, хранящих предметы и коллекции культовых предметов».

Борис Аракчеев объяснил свою позицию так: «Основные показатели успешности работы музея -- сохранность культурного наследия и посещаемость. Пытаясь реализовать эти условия, я и предложил эти структурные изменения. Они усилят работу с фондами. Сегодня существует диспропорция: на 11 хранителей 31 научный сотрудник. Мы усиливаем информационное направление, расширим редакционно-редакторский отдел, должна быть долее открытой работа библиотеки, увеличено количество платных услуг». Как способствует увеличение количества платных услуг расширению аудитории посетителей, директор не пояснил.

Результат налицо -- музей уже потерял более четверти своих сотрудников. Как следствие и очевидные ляпы в экспозиционной деятельности: например, на недавней выставке, посвященной исламу, Коран был размещен в витрине последней страницей вверх -- так же, как книги, читающиеся слева направо.

Впрочем, не стоит видеть причины этих, локальных пока, музейных бед в «самодеятельности» директора. Во многом непопулярность предложенных им реорганизационных мер продиктована сверху -- еще в 2006 году в недрах Федерального агентства по культуре и кинематографии (ФАКК) созрела идея «догнать и перегнать» большевиков -- ликвидировать Музей истории религий вовсе (или как минимум объединить его с Этнографическим музеем). Тогда спасти музей помогло открытое письмо деятелей культуры и науки двух столиц министру культуры Александру Соколову.

По поводу нынешней ситуации в ГМИР начальник управления культурного наследия, художественного образования и науки ФАКК Анна Колупаева высказалась без туманностей: «Борис Серафимович (Аракчеев. -- Ю.К.) хороший руководитель, опытный. Он не философ, не историк религии, но в музее прекрасный научный коллектив, который все это умеет и знает, а нам надо, чтобы музей заработал. Задача Аракчеева и коллектива -- завершить размещение фондов и превратить музей в живой и востребованный, интересный для зрителя. Проблема в том, что научный коллектив музея -- это академические ученые, они пишут умные книжки. Но дети, молодежь, которая в Интернете торчит, не будет читать их книжки».

Забота о детях и молодежи, «которая в Интернете торчит», заслуживает несомненного уважения. И является одним из основных направлений деятельности самых различных музеев, детские программы которых ныне являются предметом для подражания крупнейших зарубежных музеев. Вот только как обойтись без научных разработок в школьной и вузовской музейной педагогике, как придумывать и продумывать, например, экскурсионную работу с детьми-инвалидами без профессионалов? На эти вопросы теперь должны искать ответы отнюдь не только сами музейщики, но и вузовские преподаватели.

Проректор по учебной работе РГПУ им. Герцена (крупнейшего и старейшего педвуза страны) доктор педагогических наук Валерий Соломин замечает: «Наши выпускники -- филологи, историки, психологи, культурологи охотно идут в музеи на должности научных сотрудников. Это прямая и очень востребованная сфера их профессионального применения. Мы контактируем со многими музеями, которые помогают университету обеспечивать учебный процесс именно научно-прикладной составляющей. Потому не представляю, как можно говорить о воспитании молодежи, о формировании интеллектуального потенциала, если музеи потеряют научный статус».

Инцидент с Музеем истории религии имеет как минимум одно положительное следствие: он является, как сказали бы в советские времена, образцово-показательным. Инцидент рискует стать прецедентом.

Цирк, да и только

Кстати, о советской терминологии. Изучая новую документацию Минздравсоцразвития, Минфина и Минкультуры, приходишь к выводу, что писали ее люди эпохи «расцвета застоя», причем не из музейной среды, а партийно-номенклатурной. Иначе откуда бы взяться в печально знаменитом приказе «Об утверждении профессиональных квалификационных групп должностей работников культуры искусства и кинематографии» архаических клише «специалист по учетно-хранительской документации» и даже «заведующий передвижной выставкой музея»? Есть, правда, и некоторые нововведения. Например, загадочная должность «редактор музея». А вот принципиально важной должности -- сотрудника службы безопасности -- нет.

И все же, если приказы пишутся, значит, это кому-нибудь нужно. Приказ Минздравсоцразвития №570 нужен чиновникам для удобного унифицированного управления учреждениями культуры. Вот потому и предложена в нем «матрица» -- в ее одинаковые ячейки «уложены» специальности, равно подходящие для цирка, библиотеки, эстрадного театра, киностудии и музея. Потому среди должностей «технических исполнителей артистов вспомогательного звена» музейный смотритель (единственная, увы, разрешенная реестром техническая должность) соседствует с ассистентом номера в цирке. А в квалификационной группе должностей работников среднего звена музею оставлен исключительно «культорганизатор».

Есть и другие алогичности. Исполнительный директор Союза музеев России, заместитель директора Российского этнографического музея Людмила Александрова подмечает: «Читая нормативные документы, регламентирующие деятельность музеев, нетрудно увидеть явное противоречие. Например, согласно части III Общероссийского классификатора видов экономической деятельности, продукции и услуг к видам экономической деятельности музеев отнесено выполнение исследований по тематике экспозиций музеев. Но даже это не явилось аргументом для Минздравсоцразвития при утверждении квалификационных групп должностей работников культуры, искусства и кинематографии. За последние 10--15 лет в высших учебных заведениях страны созданы кафедры и факультеты, готовящие специалистов для музеев, с учетом накопленного опыта музейной науки, необходимости внедрения современных форм работы, включая использование новых информационных технологий. Но новые нормативные документы фактически лишают их возможности работать по специальности».

И еще об одном -- музей, лишенный права заниматься научной деятельностью, должен будет заказывать научную разработку концепции экспозиции или выставки организациям, сохранившим статус научного учреждения. То есть чтобы открыть выставку, скажем, по голландской живописи, тот же Эрмитаж вынужден будет обращаться в Академию художеств или Институт истории искусств. Кстати, помимо профессионального абсурда, есть еще и финансовый: кто и из каких средств будет оплачивать учреждению -- «научному консультанту» заказанную работу? В бюджетах музеев такой статьи нет. Для провинциальных музеев новый документ, в том числе по названным финансовым «нестыковкам», является катастрофой.

Музей-усадьба Владимира Набокова «Рождествено» -- единственный в России памятник деревянного зодчества екатерининской эпохи. Созданный в советское время, выжил после пожара 1996 года, он отреставрирован и успешно развивается как историко-литературный и природный заповедник, наконец как досуговый центр. Ирина Авикайнен, директор «Рождествено» считает, что музей может превратиться в хранилище старых вещей: «Рождествено», выросшее из маленького сельского краеведческого музея, существует благодаря тому, что в советское время вопрос, нужна ли наука музею, просто не стоял. Шефская помощь тогда оказывалась не только на полях, но и в научной деятельности. И если специалисты-агрономы Ленинградского сельхозинститута учили, как вырастить хороший урожай, то научные сотрудники Музея истории Ленинграда помогли создать народный музей села Рождествено. Реставрация и атрибуция музейных предметов, сохранение памятников архитектуры и исторического ландшафта требуют разнообразных знаний, и такой музей, как наш, расположенный в сельской местности и имеющий небольшой штат сотрудников, не может себе позволить содержание специалистов по всем этим направлениям. Но это не значит, что научная деятельность для нашего музея не может являться приоритетной и что наше будущее -- превращение в культурно-досуговое учреждение, которое, не исключено, и сможет заработать больше денег, но в котором от музейной деятельности останется лишь хранение музейного предмета. С уходом науки, -- продолжает Ирина Авикайнен, -- музей превратится в чердак старого дома, на котором хранятся различные, интересные хозяину, предметы, вышедшие из употребления. Их и выкинуть жалко, и что с ними делать, неизвестно. Каким образом в таких условиях строить экспозиционную, выставочную, экскурсионную работу? Кто при отсутствии научных сотрудников сможет грамотно атрибутировать предмет, подобрать ему режим хранения или, например, решить проблему появляющихся трещин штукатурки деревянного усадебного дома -- памятника XVIII века. Выведение научного сотрудника за штат музея (фактически это означает коммерциализацию научно-исследовательской работы) создаст условия, при которых знания и опыт специалистов будут потеряны для маленьких музеев, из-за финансовых проблем. К сожалению, уже сейчас, мы сталкиваемся с ситуацией, когда стоимость необходимых музею консультаций или услуг составляет немыслимую для провинциального музея сумму».

Ликбез для чиновников

Весьма доходчивые аргументы предложил в письме Дмитрию Медведеву директор Русского музея, кандидат искусствоведения Владимир Гусев. Он перечислил основные направления научной деятельности музеев. Среди них -- атрибуционные исследования, систематизация и каталогизация собрания, выставочная и экспозиционная работа, научно-методологическая и образовательная деятельность. Остается только сожалеть, что эти разъяснения не отправлены главе Минздравсоцразвития Татьяне Голиковой. Музейщики в Калининграде горько шутили, что готовы написать «в целях оптимизации управления» методическое пособие для ответственных министерств.

Музеи в нашей стране, пожалуй, единственная сфера, где гуманитарная наука напрямую связана с практикой, где исследовательская деятельность нерасторжима с просветительской, а материальная культура -- с духовной. Здесь не может быть разделения на «белые воротнички» -- тех, кто, скажем, исследует подлинность произведения или продумывает оптимальные условия хранения, и «обслугу», стирающую с этих произведений пыль. Справедливости ради заметим, что в некоторых музеях статус «научных» приписан сотрудникам, к науке не имеющим никакого отношения, в частности секретарям или бухгалтерам. И эта крайность, доставшаяся от бюрократической системы советского времени, музейщиков также отнюдь не радует. Конкретные официальные предложения Союза музейщиков, касающиеся разграничения научных и «ненаучных» должностей в музеях и их соотношения, были четко сформулированы на заседании президиума союза, прошедшего в Калининграде, и на этой неделе будут отосланы принимающим решения адресатам.

Беспокойство музейщиков разделяют и в сугубо академической среде. «На мой взгляд, вето на занятия наукой в музеях неизбежно негативно скажется и на самой академической науке. Наши специалисты тесно контактируют с музеями, работая с их фондами, а сотрудники музеев защищают у нас диссертации. Идет постоянный живой обмен, у нас много совместных проектов. Представления об ученых как о небожителях, сидящих в библиотеках или за компьютерами, комедийно примитивны. Наука и музеи -- сообщающиеся сосуды. И отнюдь не только у нас -- как американист могу привести в качестве примера Вашингтон, Музей национальной истории, с которым мы контактируем, -- там есть огромный научный отдел», -- рассказывает директор петербургского Института истории РАН, доктор исторических наук Виктор Плешков. И это при том, что в Штатах музеи принято рассматривать как «открытые хранилища».

Европейские музеи, при всей дифференцированности концепций, все же оставляют научно-исследовательскую деятельность в числе приоритетных. Британский музей в равной мере признан профессиональным сообществом и как крупный научный центр, и как уникальное собрание. Музеи Германии, после падения Стены столкнувшиеся с проблемой объединения (наиболее ярко это проявилось в музейных столицах страны -- Берлине и Дрездене) и реорганизации, успешно развиваются именно благодаря четкости научного подхода к хранению, экспонированию и реставрации, проблем для ФРГ не менее актуальных, чем для России. В Германии государство, вынужденное после воссоединения восточной и западной частей решать серьезнейшие политэкономические задачи, осознавало: именно культурное достояние может стать объединяющим. И не стало ввергать музейно-научное сообщество в системные эксперименты с разрушительными последствиями. В стране, где «дегенеративными» во времена оные объявлялась картины Пабло Пикассо, Оскара Кокошки, Макса Бекмана и других великих художников, отлично помнят, что происходит, когда государство командует ученым-искусствоведам, что и как делать.

Доходное место

Сухой остаток двух дней совещания музейщиков в Калининграде и дискуссий предшествующих месяцев сформулировал президент Союза музеев России, член-корреспондент РАН, доктор исторических наук, директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский. Обычно политкорректный, Пиотровский на этот раз обошелся без полутонов.

«Наука не дает культуре превратиться в чистое развлечение, способ извлечения денег. Музей не просто собрание вещей, которые выставляют, чтобы собирать деньги и воспитывать людей. Это культурный продукт, в основе которого научное исследование. Наша задача оберегать культурное наследие от попыток легкого и бездумного с ним обращения. Вслед за изменением штатного расписания последуют серьезные вещи -- слом системы, которой мы очень гордимся. Система развития науки в России и СССР работала даже в тяжелейших условиях экономических сложностей и политического диктата. Наука -- гарантия правильного функционирования культуры. Она противовес, который позволяет музеям оставаться частью культурного наследия. Наследие надо сохранить и быть его достойными. В этом, если хотите, наша национальная идея. Документы выражают тенденцию, которую мы наблюдаем довольно давно. Суть ее в том, что в музеях науки нет, там должны хранить вещи и устраивать выставки. Наукой занимаются люди в научных учреждениях. В основе всего простой бюрократический подход, ведь финансирование науки и культуры осуществляют разные ведомства. По сути, нам говорят, вы кладовщики, вот и занимайтесь хранением. Науку будут делать другие. Главный принцип бюрократии -- стойте смирно, делайте свое дело, а решать будет кто-то другой. Этот принцип был разрушен в конце советского периода, теперь восстанавливается. У нас не просто отнимают науку, но и лишают автономии, которую мы имеем. С хранителями ведь иметь дело легче, чем с учеными. Всегда можно сказать: мы, дескать, лучше вас во всем разбираемся».

И уже говорили. Например, когда после 1917 года закрывали «социально чуждые» выставки и открывали в Зимнем дворце Музей революции. Когда в конце 20-х в Эрмитаж приходили государственные чиновники из «Антиквариата» -- без образования, но с партбилетами, и забирали для продажи за границу музейные сокровища. Тогда ученые-музейщики, рискуя не только работой, но и жизнью, придумали спасительную интригу: отправили письмо Сталину, где просили прекратить распродажи отдела Востока. Сталин, прореагировав на слово «восток», продажи прекратил. И музейщики благодаря безграмотности государственных грабителей объявляли восточным все, чему угрожала продажа. А Музей революции (ныне Музей политической истории России) в 30-е -- 40-е годы потерял ровно половину своих фондов, уничтоженных во время партийных чисток, и половину же научных сотрудников, пытавшихся сохранить экспонаты и вести исследовательскую работу в репрессированных фондах.

«Мы можем продолжать изворачиваться, лишившись права заниматься наукой, но придумывая «псевдонимы» такой работе, -- говорит директор ГМПИР, кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры Евгений Артемов. -- Но это неизбежно скажется на престиже профессии. Ну не пойдет человек с университетским образованием на должность «ключника-кладовщика», не будет он стремиться защищать диссертацию, если это не только не стимулируется финансово, да еще и является непрофильной деятельностью. О каком бережном отношении к собственной истории, о каком уважении к прошлому можно говорить, если нас лишают возможности его изучать и профессионально, а не по циркулярам рассказывать о нем посетителям?» Чиновники пытаются низвести музеи до уровня развлекательных досуговых учреждений, благодаря массовой посещаемости приносящих быстрый доход. Причем доход, которым сами музеи, по существующему законодательству, далеко не всегда вольны распоряжаться. В эпоху сталинизма науку в музеях уничтожали продуманно, теперь -- бездумно.

Руководители крупнейших музеев России -- Эрмитажа, Музеев Московского Кремля, ГИМа, Русского музея, ГМИИ им. Пушкина, Третьяковской галереи и Этнографического музея -- обратились с письмом к президенту России, где продемонстрировали не только гражданскую позицию -- пожалуй, впервые в официальном обращении к главе государства использовано слово «протест», но и отличное знание актуальной политической риторики.

«Глубокоуважаемый Владимир Владимирович! Ваши последние выступления и выступления высших руководителей страны очевидно ориентируют общество на инновационный путь развития, на опережающий рост фундаментальной и прикладной науки. В связи с этим вызывают недоумение и протест некоторые административные решения в сфере музейной жизни, явно направленные в противоположную сторону и практически лишающие музей его научного статуса.

Отказ от самого понятия «научный сотрудник» в штатном расписании, снятие надбавок за ученые степени, фактическое упразднение аспирантуры свидетельствуют о непонимании самой сути музейного дела. Отделять вопросы хранения произведений от их комплексного изучения -- значит обречь музей на утрату его общекультурного статуса и обесценить само понятие хранения. Мировая практика подтверждает, что именно музеи сегодня находятся в центре научного знания, что их научно-исследовательская деятельность определяет выбор развития всего современного искусствоведения и музееведения, культурологии и эстетического воспитания молодежи. Полагаем, что музеи нуждаются не в ограничениях и запретах, а во всесторонней поддержке».

Принятая на вчерашнем заседании президиума Союза музеев декларация фактически повторяет эти тезисы. В конце минувшей недели из Минздравсоцразвития и Минкультуры прозвучали телефонные обещания «разобраться и вести спокойный диалог». Сегодня Михаил Пиотровский прилетит из Калининграда в Москву -- на переговоры с теми, кто способен «переломить» ситуацию. Музейщики ждут не абстрактно-умиротворяющего ответа, а жесткого решения проблемы, которая только кажется отвлеченно гуманитарной.