В Третьяковской галерее на Крымском валу открылась выставка -- большая и роскошная, как журнал, которому она посвящена. Выставка носит полемическое название "Золотое руно": У истоков авангарда". Золотые стопки красивого журнала стали для русского искусства порогом, гранью между прежней жизнью и ХХ веком. "Золотое руно" издавалось с 1906 по 1910 год на средства Николая Павловича Рябушинского. Поражали воображение современников огромный формат, металлическое тиснение, сотни иллюстраций, тексты на русском и французском, наконец, золотой шнур, которым журнал перевязывали при рассылке, -- издание не влезало в обычные почтовые конверты. Александр Бенуа, который неприязненно относился к "Руну", явно ревновал московское чудо к уже оставшемуся в прошлом "Миру искусства". Однако постепенно "всемирные" претензии угасли, в журнале появились статьи Бенуа, и осталось именно то, что сделало "Золотое руно" вехой русского искусства, -- само искусство и его прорыв к новым формам.

"Золотое руно" не только журнал, но и целый художественный мир. Выставка на Крымском валу -- россыпь сокровищ, которые редко удается увидеть вместе. Здесь "Гобелен" и "Реквием" Мусатова, "Портрет Блока" Сомова и "Купальня маркизы" Бенуа, отличный "Хоровод" Рериха из частного собрания, удивительная "Принцесса" Николая Ульянова -- он играет со стилем Сомова, доводя его до лубочной крайности. Здесь же нас встречают картины Александра Иванова, Венецианова, Ге -- их творчество было представлено в журнале. Из российских музеев западного искусства (Эрмитажа, ГМИИ) приглашены полотна знаменитых западноевропейских мастеров, на которых ориентировались «золоторунцы»: Кес Ван Донген, Сезанн... Вывешены картины и участвовавшей в салонах «Золотого руна» супружеской четы авангардистов Михаила Ларионова и Натальи Гончаровой.

Интригует личность издателя, Николая Рябушинского. Меценат Рябушинский, которого солидные братья-банкиры называли "беспутным Николашкой", обладал организаторским талантом, не менее мощным, чем у Третьякова и Дягилева. Он привечает молодых, в 1907 году помогает устроить выставку "Голубая роза" и немедленно основывает журнал, где молодые играют главные роли. В купеческой Москве все новшества Серебряного века доходят до крайности. Рябушинский заказывает Шехтелю небывалый дом у Никитских ворот, устраивает сад ландышей в феврале, оборудует зверинец для пантер и тигров на вилле "Черный лебедь". Одновременно Николай Павлович покровительствует Павлу Кузнецову, организует салоны, на которых новое русское искусство встречается с новейшим французским.

Освятивший «Золотое руно» русский символизм пережил два этапа. Молодые петербуржцы 1890-х годов -- Бенуа, Дягилев, Сомов, Добужинский -- создали пространство для нового творчества, ввели в моду русские иконы и усадебные портреты, финский модерн и свой, "мирискуснический" стиль. Но через десять лет их любовь к прошлому стала казаться наивной, а нежелание учиться у новой европейской школы -- признаком отсталости. И здесь в игру вступает художественная Москва. Молодые художники, ученики Серова и Коровина, пробуют силы в создании ультрасимволистской художественной ткани, состоящей из голубых тонов и теней, нежных колебаний веток и брызг фонтанов, из сонных видений и зловещих масок. Они уходят все дальше от реализма, приближаясь к порогу нового, пока неизвестного мира. Самый талантливый из них, волжанин Павел Кузнецов, уходит на поиски тайны жизни, пишет мистические сцены рождения и даже "нерожденных младенцев". Ради полноты творческого погружения он даже проходит акушерские курсы. В конце концов, устав от блуждания в синих туманах и недовоплощенных образах, символист Кузнецов решает вырваться из их привычного плена. Он уезжает в киргизские степи, находит там сказочную, но гипервитальную жизнь, сгущает цвета и едва ли не становится художником авангарда. На выставке эту поразительную перемену можно проследить во многих парах картин разных художников. Вот "Озеро фей" юного Мартироса Сарьяна (1905), а вот его же кричащий, вылепленный мазками желтой и красной охры "Автопортрет", написанный четырьмя годами позже. На "Натюрморте с павлинами" Машкова фон нежный, "голуборозовский", а вазы и фрукты уже наливаются соками иной жизни, из идей превращаются в плоть предметного мира.

Особая роль в драматургии выставки отведена Врубелю. Его вещами открывался первый номер "Золотого руна", и рисунки погружающегося в пучину болезни художника помещены в начале экспозиции. Ими же она и завершается -- смерть Врубеля в 1910 году и закрытие журнала совпали.

У выставки очень интересная топография. Для того чтобы совершить путешествие по "золоторунным" годам, нужно обойти зал по периметру и насладиться кусочком экспозиции "Голубой розы", посмотреть материалы конкурса на тему "Дьявол", сравнить театральные эскизы Врубеля, Головина и Рериха. Если же вы хотите повторить путь московских художников от "Голубой розы" к "Бубновому валету", нужно осматривать толщу выставки, слой за слоем приближающую нас к авангарду. Ну а чтобы прикоснуться к творчеству художника Н. Шинского (под этим именем выставлялся Николай Павлович Рябушинский), следует пройти в глубину зала, где ему посвящен особый раздел.

Экспозиция воспроизводит атмосферу разных художественных акций "Золотого руна". Она создана крупнейшим специалистом по искусству Серебряного века Идой Гофман, а ее воплощение поддержано компанией "ИФД-Капитал". Мне кажется, что главный урок этого музейного проекта -- его дерзость в опровержении расхожих штампов. Выставка напоминает, что Серебряный век -- это не "ананасы в шампанском" и не белоэмигрантский ресторанный шансон. Это трудная и немного страшная работа над созданием нового мира -- того, в котором мы живем.