Президент Международного олимпийского комитета Жак Рогге назвал Шамиля Тарпищева «королем тенниса». И вряд ли это преувеличение, хотя как спортсмен Тарпищев и не реализовал себя на все сто процентов. На то были свои причины, но они же во многом способствовали тому, что в будущем Тарпищев стал выдающимся тренером, капитаном сборной страны, спортсмены которой ныне прочно вошли в элиту мирового тенниса.

Сегодня Шамилю Анвяровичу -- 60 лет. В издательстве «Время» вышла его книга «Первый сет». В преддверии юбилея с Шамилем ТАРПИЩЕВЫМ беседовала корреспондент «Времени новостей» Ольга ЕРМОЛИНА.

«Я неминуемо должен был попасть в какой-нибудь вид спорта»

-- 60 лет -- серьезная дата, но говорят, что человеку столько лет, на сколько он сам себя ощущает.

-- О возрасте я не задумываюсь, потому что все в моей жизни получается бегом. Времени катастрофически не хватает. Свой возраст я на самом деле не ощущаю. Дважды в неделю бегаю, постоянно играю в теннис, футбол. Старые травмы, правда, дают о себе знать. В прошлом году прооперировал колени. Теннис -- травмоопасный вид спорта, большие нагрузки ложатся на суставы и позвоночник, с годами это начинает сказываться. Но меня «спасает» то, что я постоянно работаю с молодыми, а с ними не расслабишься. Конечно, и скорости не те, не та интенсивность нагрузок, но выбираешь игрока по уровню, с кем можно поиграть. Получается то же самое, но в миниатюре.

-- Естественно, будут поздравления, презенты. Какой подарок вы хотели бы получить?

-- Лучший подарок -- это душевное спокойствие, когда дети с тобой, ты можешь погонять с ними в футбол, просто поговорить.

-- А о каком подарке вы мечтали в детстве?

-- Когда мне было лет пять-шесть, я пристал к отцу, чтобы он купил мне гармошку. Подарками нас с сестрой не баловали. Денег всегда не хватало, хотя родители работали на Московском авиационном заводе. Папа -- штамповщиком. Впоследствии он был награжден орденом Ленина. Но зарплаты тогда в стране были невысокими. Поэтому и карманных денег у нас с друзьями не водилось. На углу нашей улицы продавали газированную воду, так мы упрашивали продавщицу, чтобы она поила нас в долг. А гармошку отец мне все же купил. Но я быстро к ней охладел. Потом лучшими подарками для меня стали футбольные и теннисные мячи. Из нашего окна был виден стадион Юных пионеров (СЮП) с футбольным полем, площадками. Да и наша школа была напротив стадиона, так что неминуемо я должен был попасть в какой-нибудь вид спорта.

-- И каким же ветром в те годы вас занесло в теннис -- «буржуазный» вид спорта?

-- Поначалу я бредил футболом. Неподалеку от дома была земляная площадка, вот там мы все время играли в футбол.

Первый настоящий футбольный мяч я увидел, когда мне было лет восемь. Записался в футбольную секцию. Но получил травму ноги, и мама мне запретила заниматься этим видом спорта. И тогда мой друг из нашего дома -- Серега Жидков предложил пойти на теннис. Сказал, что после тренировки там играют в футбол. Это все и решило. Так, став теннисистом, я ждал окончания тренировок, чтобы попинать ногой мяч. Но интересно, что когда в конце года у нас проводилось тестирование теннисистов, кто больше набьет о стенку мячом, то я, практически не тренируясь, ударил более 100 раз. Меня остановили и оставили в секции.

-- Из тех детских теннисных впечатлений что запомнилось больше всего?

-- Отношение к нам тренеров. Моим первым тренером был Игорь Вадимович Всеволодов. Он и сейчас работает, один из лучших детских специалистов в плане постановки техники. А тогда ему исполнился 21 год, чемпион Союза среди молодежи. Тренировались на СЮПе.

Был момент, когда я решил бросить теннис, очень хотел снова играть в футбол, Всеволодов приходил к нам домой, уговаривал. Затем он перешел в «Буревестник», звал меня, но я остался на СЮПе. У меня появился новый тренер -- Виктор Николаевич Лундышев. Когда мне исполнилось 14 лет, он погиб... На протяжении последующих 11 лет я фактически тренировался один.

-- В этот момент у вас не возникло желания оставить спорт, ведь и родители были против спортивной карьеры?

-- В 14 лет всерьез об этом не задумываешься. Жаждал побед. Среди ребят моего года рождения в Союзе сильных теннисистов насчитывалось 27 человек. Все мы были камикадзе на корте. Выходили и бились из последних сил. Хотя в той ситуации я действительно оказался в роли гадкого утенка. И тренеры рядом, но для всех я чужой. Двигать меня, лоббировать мои поездки на соревнования было некому. Не знаю, что удержало меня тогда. Может быть, дух противоречия, потому что меня часто несправедливо наказывали, прессовали, не давали ходу.

В моем детстве школа для меня не стала главным, главным была спортивная площадка. Хотя учился я легко, а после школы поступал в МГУ на биологический факультет.

-- Откуда взялась такая странная идея?

-- Мне гарантировали, что если я поступлю на биофак, то смогу продолжить теннисную карьеру. Надеялся пройти по «спортивной квоте», но после того, как на первом экзамене по русскому языку получил четверку, а на одно место в МГУ претендовали 28 человек, понял, что ничего из этой затеи не выйдет. Забрал документы. Меня стали уговаривать сдать экзамены в институт физкультуры. Колебаний было много. Родители видели меня инженером. Но в итоге все-таки в тот год я поступил в физкультурный институт. На тот момент я даже не входил в число 250 теннисистов союзного теннисного рейтинга, а через три года, тренируясь сам, стал игроком первой десятки.

-- В книге «Первый сет» вы подробно описываете, как складывалась ваша спортивная карьера, рассказываете о тогдашних соперниках и, в частности, довольно резко отзываетесь об Александре Метревели. В вас говорят какие-то давние несправедливые обиды?

-- Я бы не сказал, что отозвался о Метревели резко или чем-то обидел его. Я написал правду. В те годы в СССР Метревели на самом деле был теннисным богом. Все ему потакали, фактически он определял состав игроков на турниры. Я же держался автономно, как, впрочем, и сейчас. Метревели играл лучше всех нас, и этого никто не отрицает. С другим лидером сборной, Теймуразом Какулия, которого Метревели тащил за собой, но это мои предположения, я мог бы поспорить. Какулия входил в союзную элиту, играл много турниров, я такой возможности был лишен и тем не менее был с ним на равных. Но из этого никак не следует, что я к Метревели плохо относился и отношусь. Когда в Ереване мы решили сделать «революцию», выступили против тренеров, их методов работы, мы были вместе.

«В Советском Союзе главным считался руководитель, остальные, в том числе и спортсмены, были никто»

-- Бытует мнение, что из талантливых спортсменов редко получаются хорошие тренеры. То, что вы не реализовали себя в полной мере в спорте, сыграло свою роль в вашей тренерской карьере?

-- Тренером я стал в 25 лет. Согласился только с третьего раза. Хотел дальше играть, но мне открыто сказали: «А кто тебе даст?» Вот эта фраза и склонила чашу весов. Я согласился перейти на тренерскую работу, хотя в тот год и выиграл три турнира подряд с участием наших сильнейших игроков.

Первое, с чего я начал, -- попробовал поставить все на свои места. В Советском Союзе главным в спорте считался руководитель, а остальные, в том числе и спортсмены, были никто. Когда мы выезжали за границу, то там все менялось: главная фигура -- спортсмен, остальные при нем. Поэтому перед собой я поставил задачу создать условия, чтобы спортсмену было удобно, комфортно, и он не испытывал проблем. И то, что нам удалось это сделать, -- факт. За 30 лет в нашей теннисной сборной не было ни одного скандала. Решение простое -- не надо создавать почву для конфликтных ситуаций.

-- Но при этом нужно еще быть и хорошим психологом.

-- Теннис -- это и есть психология. Два года я занимался психологией в лаборатории спортивной психологии Леонида Гиссена. Я не писал диссертаций, мне просто это было интересно и необходимо с профессиональной точки зрения. Я и сам изменился. Когда играл, боролся за правду, мне зачастую не хватало терпения. Но это со временем пришло. Я понял, что не стоит реагировать на грубость, какие-то обидные слова, потому что каким-то необдуманным ответом даешь зацепку игроку, и в итоге потом он спишет на тебя свои неудачи. Надо просто держать себя в руках, уметь слушать и анализировать. И после постепенно -- в течение месяца, двух, полугода -- ненавязчиво разъяснять свою точку зрения, чтобы в конце концов теннисист поверил в то, что до всего этого он дошел сам, а ты просто ему помог.

Кстати, наша теннисная школа именно этим и отличается. На Западе все очень схематично. Пришел на тренировку, отработал и ушел. У нас профессионалы поступают иначе. Если ребенок не идет к тренеру, не хочет с ним заниматься, меняй тренера. Ребенок здесь ни при чем, этот тренер не нашел с ним контакта. Примерно такая же ситуация и с взрослыми спортсменами.

«Мне реально угрожали, прессовали так, что могли и убить»

-- Ваши дети занимаются теннисом?

-- Младший Филипп, ему 14 лет, теннисный фанат. Все время проводит на корте. Поначалу мне казалось, что он не создан для спорта, но сейчас появились на этот счет сомнения. Он упертый и упрямый настолько, что со временем может заиграть. Главное, что младший себя сам формирует. Единственное, чего ему не хватает пока, -- это быстроты.

Но Филипп обладает замечательным качеством: он прирожденный тренер. Он не просто смотрит теннис, а комментирует, рассуждает. Не так давно в Кубке Дэвиса мы играли с французами. В субботу, после второго дня встречи, я пришел домой, и он меня спрашивает: «Папа, кого ты будешь ставить завтра на игру?» Я слукавил, сказал, что раздумываю, а он в ответ: «Французы заявят Грожана, а тебе на пятый матч надо ставить Сафина». Я и сам об этом думал, и наши мысли совпали.

Если бы объединить моего старшего и младшего сына, то точно получилась бы первая ракетка мира. Старший, Амир, ему 20 лет, очень быстрый и выносливый, а это незаменимые качества для спорта. Но если у Филиппа вырисовывается характер чемпиона, то Амир -- художник по натуре, в этом он очень напоминает Марата Сафина. Такие игроки изначально лишены мотивации быть первыми. Выходят на корт через «не хочу», мяч -- туда-сюда, но через десять минут они уже камикадзе, будут биться до конца.

Сейчас Амир учится в Москве в американском колледже, где преподавание ведется на английском языке. Если бы он в 14 лет не сломал себе локоть, если бы тогда не было гонений на меня, он бы реально мог стать хорошим теннисистом. Но тогда я бился за собственную жизнь, и его процесс подготовки упустил напрочь.

-- Действительно все было так серьезно? Существовала реальная угроза вашей жизни?

-- Мне реально угрожали, прессовали так, что и убить могли. Первая книга (издана в 2000 году. -- Ред.) потому и родилась, я начал наговаривать ее прямо в самолете. Думал, если убьют, то что-то должно остаться после.

-- А в чем была причина, за что вас хотели убить?

-- Думаю, что я был очень близок к Ельцину, и меня каким-то образом надо было «изолировать» от него. Я не боялся говорить президенту страны правду, потому что в отличие от других никогда не держался за министерское кресло. Я и на должность министра вынужден был согласиться после того, как подписали указ. До этого несколько раз отказывался. Меня вполне устраивала тренерская работа. Это мне было больше по душе.

«Все свои предложения по реформированию спорта я озвучил еще в 1996 году»

-- Как бывший министр спорта ответьте, пожалуйста, почему, располагая финансовыми возможностями, постоянно рассуждая на темы оздоровления нации, вовлечения детей в спорт, мы до сих пор не можем осуществить в этой сфере реальные реформы?

-- Реально перейти на самофинансирование наш спорт мог еще в 1998 году. Тогда нам не хватило восьми месяцев, чтобы подвести новую законодательную базу. Если бы подготовленные нами законы вступили в силу в 97-м, то мы бы не угодили в те дыры, которые сегодня обнаруживаются в трансферной политике в связи с переходами и продажей игроков... В те годы реформировать наш спорт было проще, чем спустя два года, когда многие законы «сдвинули» в сторону общественных организаций и нерегламентированные пустоты позволили посредникам вклиниться в эту орбиту. И когда сегодня глава «Росспорта» Вячеслав Фетисов пытается ввести этот процесс в цивилизованные рамки, это вызывает дикое противоборство. Спортивные чиновники сами никогда не откажутся от своих «кормушек». Если рассуждать упрощенно, то Фетисов оказался в ситуации, когда ему приходится доказывать очевидное. Но чиновник в Думе имеет разноплановую информацию и за неимением времени не хочет в этом разбираться, а потому все и стоит на месте.

-- Если сузить рамки этой темы и коснуться непосредственно тенниса, возможно ли создание в России теннисной академии, как, к примеру, у Ника Болитьери в США?

-- Это моя цель -- создать в России систему теннисных академий, неотягощенных коммерцией. Дать ту методику, которой мы сегодня владеем. Если мы это сделаем, то в теннисе никто нас не догонит. А так наши же результаты будут нас «съедать». Популярность тенниса сейчас такая, что многие отдают детей в секции, не ориентируясь на результат. Те, кто имеет деньги, хотят, чтобы дети просто научились играть в теннис. Спортивные базы забиты такими желающими, а талантливым некуда податься. Для этого и нужны некоммерческие центры подготовки. Иначе мы окажемся в капкане, который расставили сами себе. Если через два-три года ничего не изменится, то наши результаты в теннисе будут снижаться.

Плюс к этому не хватает тренеров, поскольку подбрасывать мячи на корте бизнесменам намного выгоднее, чем работать с группами. В течение всего советского и российского периода у нас было выпущено 800 тренеров по теннису. Сейчас реально профессионалов осталось в стране около 120, а по России теннисными тренерами работают 7,5 тыс. Кто они? Специалисты, перешедшие из других видов спорта, которые в большинстве случаев калечат детей.

На данный момент у нас просто не хватает средств исправить эту ситуацию. Для сравнения: бюджет американской федерации тенниса составляет 120 млн долл. в год, в России -- 3 млн, и мы обыгрываем американцев. За счет методики.

-- Но если у нас передовая методика, то почему бы не тренировать в России иностранных игроков, зарабатывая на этом необходимые средства?

-- А потому что в России нет ни одной академии, соответствующей международным стандартам. Мы не можем пригласить иностранца и одновременно обучать его в школе. В наших учебных заведениях нет профилирующих спортивных предметов, таких как теннис или баскетбол... Нет такой системы и в университетах. Нам надо выстраивать эту вертикаль. Но на это уйдут годы и годы.

Все предложения по реформированию нашего спорта я озвучил еще в 96-м году. Теперь их кто-то должен лоббировать, двигать. Это сложно, поскольку не стыкуются интересы многих организаций и ведомств -- «Росспорта», Олимпийского комитета России, Минобразования.

-- Коль вы упомянули Олимпийский комитет, насколько вам интересна ваша деятельность в МОК?

-- Эта работа меня привлекает как реальная возможность отстаивать наши позиции на международном уровне. А мы зачастую собственными действиями выставляем себя на посмешище. Чего стоят недавние заявления президента ФХР Владислава Третьяка в адрес Рене Фазеля, возглавляющего Международную федерацию хоккея. Или комментарий первого лица ОКР Леонида Тягачева в отношении Косово. Возможно, его слова неверно истолковали, но они просочились в прессу. А как расценивать выступление Леонида Васильевича на одной из Олимпиад: зачем нам нужны Олимпийские игры, мы проведем свои. Кто после этого будет с нами считаться, если мы ведем себя как клоуны? Ни один из наших спортивных чиновников или бывших спортсменов не возглавляет международную спортивную федерацию. Почему? Во многом потому, что мы сами дискредитируем себя. Пока мы не перестанем уничтожать друг друга и не научимся договариваться, все так и будет оставаться. Но я оптимист. Рано или поздно все встанет на свои места.

-- Возвращаясь к началу нашего разговора по поводу вашего юбилея. Надо полагать, что готовятся грандиозные торжества?

-- Если бы полгода назад мне не начали напоминать о грядущем юбилее, то я бы и не обратил внимания на эту дату. Хотя в этом году совпало многое -- и 60-летие, и 30 лет моей капитанской карьеры, 100 лет Международной теннисной федерации. Но несмотря на это, я изначально никаких торжеств не планировал. Друзья настояли и взяли на себя всю подготовку. Я хотел просто уехать куда-нибудь. Так получалось в моей жизни, что все дни рождения совпадали по срокам с турнирами, Кубком Дэвиса. А какой праздник, если на следующий день выходить на корт.