Президент -- директор музея Лувра, профессор Анри ЛУАРЕТТ в мировых музейных кругах имеет реноме жесткого управленца и творческого новатора. Придя в Лувр с другого берега Сены -- из музея Д'Орсэ, он стал первым руководителем главного музея Европы, который никогда не работал в нем. Едва вступив в должность, Луаретт сумел добиться финансовой и административной независимости Лувра от французского министерства культуры. Сам же директор подчеркивает: он лишь настоял на соблюдении этого «особого статуса», много лет назад сформулированного в уставе музея. При Луаретте Лувр, закономерно сохранив незыблемый профессиональный консерватизм, стал «оглядываться по сторонам» -- в нем появились выставки современного искусства, стала реформироваться коллекция восточного искусства, появились планы расширения вне Парижа. А еще, пожалуй, впервые в своей истории, снобистски патриотичный Лувр всерьез настроился на продолжительный и перспективный диалог с российскими музеями. Мы беседовали с Луареттом в казанском филиале Эрмитажа, куда он приезжал на открытие совместной выставки.

-- Г-н Луаретт, на своей лекции в казанском филиале Эрмитажа вы упомянули, что Лувр ежегодно посещают более 8 млн человек. Насколько музей в состоянии регулировать этот поток и как он обеспечивает необходимые условия хранения экспонатов в переполненных залах -- климатические, световые, температурные и т.д.? Директор музеев Ватикана Антонио Паолуччи считает, что самая большая проблема универсальных музеев ХХI века -- «перенаселенность» зрителями (см. «Время новостей» от 21 июля). Вы согласны с такой точкой зрения применительно к Лувру?

-- Согласен. В 80-е годы музей был перестроен, и много было внесено, чтобы обеспечить сохранность экспонатов. Когда я возглавил Лувр в 2001 году, музей посещало около 5,1 млн, в 2006 году их было уже 7,5 млн, в 2007-м -- почти 8,5 млн. Париж -- самый посещаемый туристами город в мире. Главная проблема в том, что посетители не распределяются равномерно по всем экспозиционным помещениям. Они в основном направляются в определенные места -- к «Джоконде», «Венере Милосской», «Свободе на баррикадах». Это нерешаемая проблема. Есть, правда, способ музейной логистики: направить туристов по новым маршрутам, «рассеять» их по залам, привлечь их внимание к достопримечательностям «нехрестоматийного» плана. Но это требует огромной работы -- психологической, музейной и, конечно, грамотного пиара. Еще проблема -- недостаток некоторых служб для приема такого количества посетителей. «Пирамида» -- основная входная зона в музей Лувра рассчитана на 4 млн посетителей в год, а реально приходится принимать вдвое больше.

-- К вопросу о пиаре: фильм «Код да Винчи» сыграл большую роль в популяризации Лувра. Я знаю, что вы хотели показать в Лувре «Русский ковчег» Александра Сокурова -- фильм, посвященный Эрмитажу. Получилось?

-- Показали, и с успехом. Я, разумеется, видел великолепный фильм Сокурова гораздо раньше. Но я бы не стал сравнивать эти две ленты. «Код...» -- заурядное кино, где музей является только привлекательным фоном. «Русский ковчег» же замечательный, утонченный фильм, в котором музей -- как субстанция -- играет главную роль, в прямом и переносном смысле.

-- Как соотносятся государственные и частные «вливания» в бюджет Лувра?

-- Бюджет нашего музея около 200 млн евро. Примерно 60% дает государство, остальные 40% -- заработанные нами средства и помощь меценатов. В 2001-м, когда я пришел в Лувр, соотношение было иным -- 70:30, причем при существенно меньших абсолютных цифрах. Я думаю, что через несколько лет мы сравняемся с государством -- 50 на 50. Сразу оговорюсь: это вовсе не значит, что государство урежет субсидии, напротив, здесь тенденция как раз однозначно положительная. Но мы, я надеюсь, станем сами зарабатывать больше, тем самым увеличивая музейный бюджет. И участие меценатов станет расти тоже -- государство предоставило им существенные налоговые льготы.

-- Заработки от билетов -- существенная статья вашего дохода?

-- Более 40 млн евро.

-- Ваше сотрудничество с Арабскими Эмиратами, благодаря которому Лувр получил миллиард евро за предоставление права в течение 30 лет эксплуатировать свое имя будущему музею в Абу-Даби, носит сугубо коммерческий характер или же это и расширение сферы художественного влияния?

-- Мы помогаем становлению национального музея в Абу-Даби. Это ни в коем случае не филиал Лувра, хотя его строит француз Жан Нувель и экспозиции планируют французские художники. В Абу-Даби мы, так сказать, представляем наш опыт. Там работают наши хранители, искусствоведы, архитекторы, климатологи. Арабские Эмираты активно участвуют в проекте. И через тридцать лет это будет их музей, куда будут приезжать вещи из самых разных коллекций, отнюдь не только из нашей. И музейную политику тогда будут определять они сами. Это не будет нашим филиалом в классическом понимании: это скорее концептуальная и имиджевая помощь Лувра Эмиратам в реализации огромного музейного проекта. Через тридцать лет от Лувра там останется только символическое название. Так что это не филиал, это дипломатическое представительство французского искусства в Эмиратах, которое откроется в 2013 году.

-- Лувр является универсальным музеем -- по количеству и качеству представленных в нем экспонатов. Какие направления кроме упомянутого вами восточного будут развиваться в ближайшие годы? Вы до Лувра возглавляли музей Д'Орсэ, значит ли это, что будет сделан акцент на современное искусство?

-- Тема современного искусства, конечно, будет развиваться в Лувре -- иначе он перестанет быть универсальным музеем. Но это вовсе не означает, что она станет доминирующей. Когда Лувр был создан в 1793 году, это был универсальный музей, интересующийся всеми видами искусства, всеми отраслями человеческого знания. Но наша универсальность как-то закончилась в 50-х годах ХIХ столетия. У Лувра есть своя политика развития, она всегда была -- здесь я вовсе не первопроходец. Я ее просто несколько обновил. В частности, это касается археологического отдела, отделов ислама Ближнего и Среднего Востока. Из существующих коллекций мы особо выделили исламское искусство -- из экспонатов, распределенных по другим отделам. Мы думаем, учитывая количество экспонатов, представляющих английское, американское искусство, искусство скандинавских стран, о выделении и их в отдельную «отрасль». Жизнь, в том числе научная, не стоит на месте: музей развивается не по наитию, а на современной научной основе.

-- Недавно в России была неприятная дискуссия: музеи хотели лишить права заниматься наукой. И Михаилу Пиотровскому, который возглавляет Союз музеев России, и его коллегам стоило большого труда не допустить этого. Актуален ли такой вопрос для Франции?

-- У вас была такая дискуссия?! Для нас это невозможно: наука для музея -- одно из важнейших направлений деятельности. И это никогда не подвергалось сомнению. Миссия музея -- рассказывать об истории культуры, проводить исследования, анализировать хранимое в наших фондах, реставрировать, основываясь на научных достижениях. Это записано во всех наших документах. Иначе музей перестанет развиваться, начнется саморазрушение.

-- Вы фактически создаете заново концепцию коллекции исламского искусства, чтобы, реорганизовав его, открыть ее в новых помещениях и в новой философии «подачи» в 2010 году. Этот «исламский акцент» -- ответ на недавние погромные эксцессы в Париже?

-- Нет, реорганизация задумывалась гораздо раньше. Нельзя понять ансамбля наших коллекций без учета влияния Востока и ислама. Все знают, как он повлиял на нашу романтическую живопись, что значил Восток для Делакруа, как подействовала арабская книга "Тысяча и одна ночь" на все искусство XVIII века. Влияние исламского искусства на французское искусство не меньше, чем влияние японского или африканского. Но об одном мы говорим, о другом почему-то нет. К тому же здесь нам есть чем гордиться: наша коллекция искусства -- одна из самых полных в мире. Пространство для новой экспозиции обустраивается во дворе Висконти. Работы ведутся по проекту архитекторов Руди Ричоти и Марио Беллини... К сожалению, людей, устраивающих погромы, невозможно «вылечить» музеем. Но я должен сказать, что понимание истории культуры, от которой ты, кажется, далек, помогает избавиться от предрассудков и страхов. Культура избавляет от равнодушия. И учит видеть привлекательное в другом, непохожем.

-- Интересно получается: новые помещения для отдела исламского искусства делают итальянцы, а филиал Лувра на севере Франции, в Ленсе, -- японцы. Кстати, почему Лувр двинулся на север Франции, в провинцию?

-- У Лувра как главного национального музея всегда была эта задача: подпитывать музеи по всей стране -- выставками, консультациями, идеями. Мы прожили в этой традиционной установке XIX и ХХ век, но традиция эта была несколько декларативной. Устраивали выставки в региональных музеях, которые по-хорошему следовало бы изменить, перестроить. Но этого не происходило: мы уезжали-приезжали, а музеи оставались в прежнем виде. Эрмитаж, насколько я знаю, придумывает свои пути решения этой проблемы.

-- Эрмитаж делает так: сначала в соответствии с его требованиями обустраиваются местные музеи, потом уже он приезжает с выставкой. Так что это получается помощь не только гуманитарная, художественная, но и сугубо материальная -- без Эрмитажа эти музеи никогда бы не получили бы субсидий на ремонт и всяческие необходимые нововведения.

-- А мы решили обосноваться «с нуля». Уточню, что Лувр создает на севере Франции фактически самостоятельный, полноценно действующий музей, где будут регулярно меняться выставки. Это национальный проект. Он делается для того, чтобы населению нашей страны, живущему вне метрополии, было хоть в какой-то степени доступно наше национальное достояние. Город Ленс -- бывший шахтерский город, теперь его шахты выработаны и закрыты. Он пережил войну, здесь практически нет старинной архитектуры. И нужно было создавать особенный музей, мы шли на эксперимент. Это сверхсовременная архитектура. Жители Ленса с пиететом относятся к этому проекту, поскольку понимают: культура неисчерпаема в отличие от угля. И не только в их эстетических склонностях дело -- просто музей поможет привлечь в город туристов, значит, сделает его богаче.

-- Для любого богатого в художественном смысле музея есть проблема -- на открытых экспозициях в среднем находится около 10--15% экспонатов, остальное -- в фондах. Как вы ее решаете -- выездами?

-- Эта цифра относится к экспонатам античных эпох. Более позднее искусство представлено несколько шире. Это стало возможным благодаря реконструкции 80-х годов. Я сторонник максимально возможного представления луврских коллекций. Вот потому и расширяемся -- филиал в Ленсе тому пример.

-- Вы расширяетесь и внутри Парижа -- Лувру отдан сад Тюильри. Что вы собираетесь там сделать?

-- Сад Тюильри в общем-то всегда принадлежал королевскому дворцу. Так же как Дворцовую площадь трудно отделить от Зимнего дворца.

-- Дворцовая площадь Зимнему дворцу, увы, не принадлежит...

-- Да? В случае с Тюильри мы просто вернули себе то, что исторически нам принадлежало. Теперь работаем над организацией выставочных пространств на этой замечательной территории в самом центре Парижа. Быть садовником -- в этом есть свой шарм.

-- Вы второй раз за два года посетили Казань. Открытие выставки ведь не требует обязательного присутствия президента-директора. Но вы нашли время в своем сверхнапряженном графике и приехали -- так понравилось в первый раз?

-- В самом названии «Казань» есть нечто мифическое, овеянное легендой. Оно звучит в названии знаменитых храмов -- например, у вас в Петербурге есть красивейший Казанский собор. Оно и в названии христианских святынь, в частности иконы Казанской Божией Матери. (Икона, пропавшая в начале ХХ века, чудом была спасена во время второй мировой войны и несколько десятилетий хранилась в Ватикане, в личных апартаментах Папы Римского Иоанна Павла II. Вернулась в Казань в 2005 году. Во время нынешнего приезда в столицу Татарстана Луаретт посетил Благовещенский собор Богородичного монастыря, чтобы увидеть эту икону. -- Ю.К.). Я состою в консультативном совете Эрмитажа. И три года назад я узнал от Михаила Пиотровского, что ваш музей создал филиал в Казани к 1000-летнему юбилею этого города. Летом 2006 года по приглашению Пиотровского я приехал сюда, нас встречал президент Татарстана, нам показали город, музеи. И меня порадовало то, как органично сосуществуют в едином пространстве -- социальном и культурно-историческом два народа, две конфессии, две традиции. Ведь это очень больной вопрос во многих точках мира. И очень редко на этот больной вопрос дается грамотный, толерантный ответ. Я принял предложение директора Эрмитажа сделать здесь совместную выставку. Такая выставка, как нынешняя, -- первый в истории приезд наших экспонатов, никогда не покидавших Францию, в Казань -- требует присутствия первого лица музея. (Выставка «От Китая до Европы. Искусство исламского мира» открыта в казанском филиале Эрмитажа в октябре. См. «Время новостей» от 17 ноября. -- Ю.К.).

-- Сейчас отношения между Россией и Европой стали весьма прохладными. И хотя президент Франции Николя Саркози -- один из самых лояльных к нашей стране западных политиков, многие сомневались, состоится ли выставка в Казани с участием Лувра. Вы -- «посол культуры» -- приехали с «дипломатической миссией»?

-- Мы не только хранители искусства -- мы и дипломаты. У нас есть международная репутация и международные обязательства, которые играют важную дипломатическую роль в мировом культурном пейзаже. И не только в культурном. Хотя мой приезд не имеет ничего общего с современной политической ситуацией. Вернее, она на него никак не повлияла. Вообще культура помогает не потерять нить «разговора» цивилизаций, продолжить связи и сохранить мир, в широком понимании этого слова, когда в жизнь вмешиваются политики. Лувр всегда активно работал с российскими музеями, особенно с Эрмитажем: у нас много общего в истории коллекций, в их составе и развитии. Оба музея создавались и находятся во дворцах, для обоих не прошли бесследно революции. С другой стороны, у вас гораздо лучше знают французское искусство, нежели у нас русское, и мы пытаемся эту лакуну устранить. Мы планируем в 2010 году, который объявлен Годом Франции в России и Годом России во Франции, огромную выставку «Святая Русь». И мой нынешний приезд в Россию -- еще один шаг на этом пути. Кстати, в Казани я увидел произведения Николая Фешина -- это великолепный художник, я хотел бы показать его работы в Париже. Разумеется, это вне всякой связи со «Святой Русью», охватывающей совсем другой исторический период. О показе русского искусства ХХ века мы тоже думаем.

-- В 2003 году, к 300-летию Петербурга, Эрмитаж совместно с французскими музеями делал огромную выставку «Когда Россия говорила по-французски». Вы были на ней?

-- Конечно. И теперь пришла очередь Франции хотя бы немножко поговорить «по-русски», на русскую тему. И будущая выставка в Лувре будет представлять вашу страну от Киевской Руси до Петра Великого -- те эпохи, о которых у нас, к сожалению, практически ничего не знают. Когда я был директором Д'Орсэ, то организовал большую выставку русского искусства второй половины ХIХ века, открывшуюся уже после того, как я перешел в Лувр. Она прошла с огромным успехом.

-- «Святая Русь» даже по предварительным планам обещает стать самой крупной выставкой раннего русского искусства за всю историю Франции.

-- У нас хорошо знают русскую литературу и русскую музыку. Представление же о русском изобразительном искусстве крайне ограниченно. Это непростительно. Для меня важно рассказать об огромном мире, который мы так мало знаем. Для меня малое присутствие России во французском культурном пространстве -- нечто шокирующее.

-- Россия в течение всего ХIХ века упивалась французской культурой. А Франция лишь благосклонно принимала эту любовь -- правда, с перерывом на 1812 год, но не спешила увлекаться русской культурой. Это, видимо, отразилось и на формировании луврских коллекций. В постоянной экспозиции Лувра, если я не ошибаюсь, лишь несколько произведений русских художников -- Левицкого, Боровиковского и Щедрина?

-- Не ошибаетесь. Кроме них есть еще крошечная коллекция икон, в основном греческих, и еще несколько русских объектов. В свое время русская живопись не отвечала французским вкусам, и в нашей коллекции она представлена недостаточно. Нужны расширения, закупки. Увы, на аукционах практически не бывает шедевров -- вещей, достойных Лувра. Вот потому идея пополнения нашей коллекции русским искусством кажется мне нереальной, хотя мы сейчас заняты поиском. Нас интересует не только живопись, но и декоративное искусство. Гораздо реальнее делать серьезные выставки, привозя русское искусство, стараясь максимально полно представить его французскому зрителю. Лувр должен озаботиться показом русского искусства, и Россия в этом смысле необычайно важный партнер для нас. Потому для нас так важна «Святая Русь».

-- Какие музеи кроме Эрмитажа и Русского музея будут участвовать в этом проекте?

-- Музей истории Москвы, музеи Новгорода, Суздаля и Сергиева Посада, библиотеки Петербурга и Москвы. Наши взгляды сегодня обращены на Россию, не только на столицы, но и на провинцию. Я знаю, что в российских региональных музеях есть великолепные вещи, которые мы хотели бы показать на такой выставке. Это принципиально важно, поскольку только таким образом можно создать максимально полную картину русского искусства, представления о котором у нас, увы, весьма скудные, как я уже говорил. Это сужает наш кругозор, создает искаженное представление о России, ее культурной традиции, а значит, и о ней сегодняшней.

-- Из Казани вы съездили в Елабугу -- город, где трагически оборвалась жизнь Марины Цветаевой. Вы такой любитель русской литературы?

-- Да, я люблю поэзию Серебряного века. Хотя читаю ее только в переводе. А вырос я на русской классике. Во Франции высок интерес к русской литературе как XIX, так и ХХ века, и ваша литература является неотъемлемой частью воспитания французской интеллигенции. Она настолько нам близка, что невозможно без нее представить себе сегодняшнего образованного француза...

-- Кстати, о любви к России: вас с нашей страной связывают и семейные узы...

-- О, это очень личный вопрос. Действительно, моя жена -- праправнучка графини Софии Ростопчиной. Той самой, что вышла замуж за графа де Сегюра. София Ростопчина была дочерью московского губернатора, который сжег Москву, когда на нее шли войска Наполеона. Во Франции мадам де Сегюр-Ростопчина стала знаменитой писательницей. Ее сын Луи-Гастон в 1841 году совершил путешествие в Россию. Мой сын Поль недавно повторил поездку своего предка и опубликовал книгу "Путешествие в Россию Луи-Гастона де Сегюра".

Анри Луаретт родился 31 мая 1952 года в Нейи-сюр-Сен. Специалист по истории искусств. Профессор. Работал в 1975--1977 годах во Французской академии в Риме на вилле Медичи, в 1987-м начал работу во вновь организованном музее Д'Орсэ в качестве хранителя отделов архитектуры и живописи. В период работы в музее издал несколько книг о французском искусстве XIX века (в частности, о творчестве Эдгара Дега). В 1994 году возглавил музей Д'Орсэ, в 1997-м стал членом Французской академии изящных искусств. В 2001 году стал президентом-директором музея Лувра.