Говорят, эпитафия на могиле одного знаменитого ипохондрика гласит: «Я же говорил вам, что болен!».

Мы переживаем очень сложное время. Мировая финансовая система охвачена хаосом. К тому моменту, как эта статья выйдет из печати, паника, я надеюсь, закончится, однако последствия кризиса будут ощущаться еще многие годы, и коснутся они всех. В третий раз менее чем за два десятилетия, после 1991 и 2001 годов, на нас сваливаются неожиданные и непредвиденные события, меняющие весь мир.

Много лет мы твердили друг другу, что сегодняшние проблемы имеют глобальный характер и выходят за пределы государственных границ, а у нас нет разумной альтернативы, кроме как пытаться решать их вместе. Сегодня мы вновь охвачены глобальным смятением (на горизонте уже явственно вырастают огромные проблемы с распространением ядерного оружия, энергетикой, изменением климата, водными ресурсами и т.д.) и по-прежнему разобщены. Неужели мы покинем нашу Землю, продолжая твердить: «Я же говорил вам, что мы должны работать вместе»?

"Доверие", предсказуемость и понимание

В августе трещина в отношениях между Россией и Западом, расширявшаяся в течение последних пяти лет, превратилась в пропасть. Политические решения в различных столицах принимались не на основе рассудительности и зрелого расчета, а под воздействием бурных эмоций, близорукости и застарелых предрассудков. С обеих сторон были допущены серьезные и опасные просчеты.

В результате конфликта, предотвратимого, но, по-видимому, неизбежного (по крайней мере таковым он стал казаться в последние годы), наши расхождения стали еще глубже. В октябре, выступая в Эвиане, президент России Дмитрий Медведев говорил о том, что «в международной жизни стала нарастать тенденция к размежеванию», о «стремлении Соединенных Штатов Америки «затвердить» свое глобальное доминирование» и о том, что НАТО «вплотную приближает свою военную инфраструктуру к границам нашей страны... И вполне естественно, что бы там ни говорили, мы рассматриваем эти действия как действия, направленные против нас».

За месяц до этого российский президент сказал, обращаясь к участникам международного клуба «Валдай», что «абсолютно циничная, кровопролитная вылазка (Грузии), причем под лозунгом восстановления конституционной справедливости... это утрата последних иллюзий по поводу надежности действующей системы безопасности в мире». Мир для него и для России изменился после этого почти так же, как он изменился для Соединенных Штатов 11 сентября 2001 года.

На экстренном саммите в сентябре лидеры Европейского союза употребляли беспрецедентно сильные выражения. Они были «серьезно озабочены открытым конфликтом, который разразился в Грузии, происшедшим в результате насилия и непропорциональной реакции России... Военные действия такого рода не являются решением и неприемлемы... Европейский совет решительно осуждает одностороннее решение России признать независимость Абхазии и Южной Осетии. Это решение неприемлемо...»

Кандидат в президенты США сенатор Джон Маккейн обвинил Россию в «неприкрытой международной агрессии». Его соперник Барак Обама говорил о «вызове, который представляет все более автократичная и воинственная Россия» и о том, что конфликт «дал огромную трещину между Россией и международным сообществом».

Год назад автор этих строк утверждал в статье, опубликованной в журнале «Россия в глобальной политике» (№6, 2007), что аналогии с «холодной войной» нельзя принимать всерьез. Ни лидеры России, ни Запад (как его ни определяй) не стремятся к новой конфронтации, но взаимное доверие, которое существовало вплоть до 2003 года, улетучилось и нуждается в восстановлении шаг за шагом.

Остаются ли эти утверждения обоснованными?

На недавней конференции в Италии я повторил свое утверждение, что Западу (скажем, партнерам России по «большой восьмерке» -- странам ЕС, США, Японии и Канаде) и Москве необходимо найти пути возрождения того уровня доверия, который требуется для стабильности, безопасности и сотрудничества по основным стратегическим вопросам. Мне сразу же возразил один из парламентариев: как можно сейчас говорить о доверии? Разве это не абсурдная идея, когда Россия и Запад обвиняют друг друга во враждебных намерениях?

Это справедливое замечание. В августе доверия не было. Теперь нет смысла повторять противоречащие друг другу толкования конфликта, шквал обвинений и контробвинений. Никогда не удастся прийти к согласию о том, кто несет большую ответственность за эту ненужную войну. Очевидно, что уверенность в нашей коллективной способности управлять европейской безопасностью была серьезно поколеблена.

Итак, что я подразумеваю под необходимым уровнем доверия? Конечно, в настоящее время речь не идет о партнерстве. В августе это наконец стало очевидно для тех, кто раньше не понимал того, что вопрос о партнерстве больше не стоит на повестке дня. Но если мы собираемся иметь друг с другом дело, нам нужны:

предсказуемость;

правильное понимание интересов и намерений друг друга;

способность рационально общаться.

Это именно те элементы, которые необходимо восстановить. Учитывая гораздо более свободное и нормальное общение между Россией и Западом начиная с 1991-го, можно было бы ожидать более продвинутого уровня взаимопонимания. Но парадокс последних 17 лет состоит в том, что провал в понимании друг друга среди политиков стал скорее даже глубже, чем в период «холодной войны». Российские и западные лидеры смотрят друг на друга сквозь призму своих собственных систем. Это неизбежно ведет к просчетам, самым серьезным из которых в последние годы, хотя и далеко не первым, стали события на Кавказе.

Позвольте мне задать три вопроса, которые являются фундаментальными для нашей способности иметь дело друг с другом:

чего хочет российское руководство?

чего хочет Запад?

как мы можем примирить наши интересы?

Конечно, ни в России, ни на Западе нет единого мнения. У обеих сторон есть крайние взгляды, с ликованием провозглашающие мифическую новую «холодную войну», и если мы позволим им «контролировать» обсуждение, они рискуют превратить миф в реальность, что отнюдь не на пользу общим интересам. Как выразился российский публицист Борис Долгин, изоляционисты в России -- тесные союзники западных сторонников сдерживания. Они подпитывают друг друга. Но я попытаюсь сосредоточиться на том, что представляется наиболее распространенным просвещенным мнением, оставив пропагандистов в стороне.

Чего хочет российское руководство?

Несколько месяцев тому назад, до событий на Кавказе, я слышал, как один российский эксперт сказал: «Мы снова сильны, но не знаем зачем».

В недавней статье для интернет-журнала openDemocracy Алексей Арбатов задал вопрос: станет ли августовский кризис изолированным эпизодом на постсоветском пространстве или «первой ласточкой» новой фазы распада советской империи, который дальше пойдет по югославской модели?

Президент Дмитрий Медведев выдвинул пять руководящих принципов российской внешней политики, но есть ли у России стратегия?

Я задал президенту этот вопрос, когда тот обедал с членами клуба «Валдай». Он ответил, что «цель любой внешней политики -- обеспечить хорошую жизнь внутри страны. Внешняя политика сама по себе лишь средство достижения внутриполитических целей... Внешняя политика любого государства должна обеспечивать стабильное развитие экономики, социальной сферы этого государства, нормальные стандарты жизни людей».

С таким ответом не станет спорить ни один разумный человек, но позвольте мне рискнуть и пойти чуть дальше. В последние четыре-пять лет в российской внешней политике преимущественную роль играют четыре задачи.

Первая -- безопасность. Как любая большая страна или группа стран, Россия стремится поддерживать свою мощь, позволяющую сдерживать нападение либо принуждение. Но как в прошлом, так и сегодня Россия больше, чем любая другая крупная держава, не уверена в безопасности своих пределов. И с Западом, и особенно вдоль своих протяженных южной и юго-восточной границ Россия не имеет природных и логически обоснованных рубежей. Она испытывает тревогу по поводу усугубляемой демографическим спадом нехватки рабочей силы, которая необходима, чтобы заселить и защитить эти обширные приграничные территории.

Поэтому Россия не только стремится к безопасности внутри собственных границ, но и сохраняет привязанность к исторической идее буферной зоны. Она хочет сохранить за собой способность влиять на соседние государства (большая часть которых входила в состав Советского Союза) или их принуждать, но, самое главное, не желает допустить, чтобы эти государства формировали тесные альянсы с другими державами. Влияние тех держав обычно рассматривается как враждебное в смысле игры с нулевой суммой.

Вторая задача -- утвердить независимый суверенитет. Политическая элита разработала концепцию суверенитета, которая претендует на исключительный статус для России: наряду с Соединенными Штатами, Китаем и Индией Россия объявлена входящей в небольшую группу мировых держав, обладающих полностью независимым суверенитетом. Цель таких государств -- иметь ничем не сдерживаемую свободу действий и избегать доминирования других стран. По словам Дмитрия Медведева, Россия претендует на право действовать за пределами своих границ для «защиты жизни и достоинства российских граждан, где бы они ни находились» и уделять «особое внимание» отдельным регионам или «зонам», где она утверждает «привилегированные интересы».

Предыдущие правительства России, прежде всего когда министром иностранных дел был Козырев (в начале 1990-х годов), утверждали те же самые интересы. Российское руководство не приемлет также внешнего вмешательства во внутренние дела страны, сохраняя за собой право на очень широкое определение «вмешательства». Оно включает в себя телерадиовещание, содействие развитию гражданских и политических прав, религию, благотворительную деятельность неправительственных организаций, а также и некоторые аспекты культурного и образовательного обмена и иностранных инвестиций.

Был сформирован нарратив, в соответствии с которым 1990-е рассматриваются как период злокачественного западного вмешательства в дела ослабленной и униженной России. Между тем Запад считал, что пытается помочь россиянам поддержать страну в переходный период и сформировать новое партнерство.

Третья задача, тесно связанная со второй, -- обеспечение мирового признания статуса России как великой державы. С тех пор как пять лет назад в страну потекли богатства от продажи нефти, ее руководство марширует под знаменем, на котором начертано, что Россия снова сильна и больше нельзя игнорировать ее или не считаться с ней. Россия желает быть стратегическим собеседником Соединенных Штатов, равноправным партнером Китая, державой с полным правом голоса в европейских вопросах, а также азиатско-тихоокеанской державой, старшим членом всех международных клубов, игроком на Ближнем Востоке и покровителем сети «дружественных» или зависимых государств.

Четвертой видимой задачей Москвы является стремление к полной интеграции в глобальную экономику. Россия хочет иметь возможность пользоваться своими сравнительными экономическими преимуществами и преобразовывать их в политическое влияние. Она не желает быть «сырьевым придатком» Запада и Китая и вступить в ряды стран с развитой экономикой за счет эксплуатации своего человеческого капитала.

Преследование Россией этих целей сопровождалось множеством противоречий. Она совершенно законно хочет использовать экономическую мощь и экономическое развитие для укрепления своего положения в мире, но отсутствие реструктуризации и инвестиций привело к зависимости ее экономики от углеводородов и другого сырья. Россия стремится стать ведущей державой в рамках статус-кво и делает международное право и укрепление многосторонней системы своими основными приоритетами. Однако Россия действовала вразрез с международным правом на Кавказе и не только, и она неохотно принимает нормы, ограничения и дух тех клубов, к которым присоединяется.

Возобладает ли святость международного права (первый принцип президента) над тем, что он описал как «безусловный приоритет» защиты жизни и достоинства российских граждан, где бы они ни находились? Москва, похоже, разделена на тех, кто желает конфронтации с Западом, и тех, кто полагает, что это нанесет огромный вред интересам России; на тех, кто готов использовать экономическую блокаду и угрозу применения силы против соседних государств, и тех, кто считает, что политика привлекательности более продуктивна, чем политика принуждения.

Президент заявляет, что Россия хочет «дружеских отношений и с Европой, и с США, и с другими странами». Но мир в ее глазах будто бы полон противников: враждебные Соединенные Штаты, НАТО и ЕС, объединившиеся в посягательстве на интересы России, потенциально предательские постсоветские государства со своими обидами, дестабилизирующие силы на юге. А на востоке вырисовывается новая угроза -- нарождающаяся китайская супердержава. Не помешало бы иметь хоть несколько союзников: одного Уго Чавеса из Венесуэлы явно маловато.

Если учесть все эти противоречия, то неудивительно, что Запад сбит с толку и не понимает намерений России: элемент предсказуемости, о котором я говорил выше, утрачен. Появление российских бронетанковых сил в 20 км от Тбилиси и воздушные атаки в глубь грузинской территории оказались манной небесной для западных апостолов сдерживания и новой «холодной войны», точно так же как проведенная Михаилом Саакашвили бомбардировка Цхинвали должна была осчастливить их российских коллег-изоляционистов. Генерал Леонид Ивашов сожалел, что российским войскам не позволили взять Тбилиси. Американский неоконсерватор Джон Болтон с трудом сдерживал ликование, давая интервью относительно признания Россией Южной Осетии и Абхазии. Но ни тот ни другой не предлагают жизнеспособной стратегии управления миром в XXI веке. Оба -- представители провалившихся идеологий.

Чего хочет Запад?

У России не меньше причин чувствовать себя сбитой с толку относительно задач Запада, хотя российское руководство лучше умеет справляться с путаницей. Даже упоминание о Западе, как неизменно указывают россияне, вынуждает задать вопрос: что это такое? Как следует толковать странные, двуликие, как Янус, решения, принятые Североатлантическим альянсом в Бухаресте: отложить заявления Грузии и Украины о присоединении к Плану действий по членству в НАТО, одновременно подчеркнув, что путь к их окончательному вступлению в альянс открыт? Как получилось, что Соединенные Штаты не смогли распознать намерения Саакашвили и удержать его от идиотского нападения? Как верно заметил главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Федор Лукьянов в статье, недавно опубликованной в Интернете на сайтах Polit.ru и openDemocracy, у Запада, похоже, нет долгосрочной стратегии, так же как и у России.

Тем не менее позвольте предположить наличие ряда задач, вокруг которых западные правительства в общих чертах объединяются.

Первая задача, как и у России, -- безопасность как отдельных государств, так и коллективная -- НАТО и Евросоюза. Здесь важно учесть, что Запад не видит прямой угрозы со стороны России. Об этом заявил, выступая на саммите НАТО в Лондоне в сентябре, такой авторитет, как министр обороны США Роберт Гейтс. На вершине иерархии угроз безопасности Запада находятся распространение оружия массового уничтожения и международный терроризм -- особенно там, где они потенциально могут совпасть.

Второй жизненно важной задачей является сохранение мира, стабильности и процветания в Европе. Именно поэтому конфликт на Кавказе был воспринят не как мелкий эпизод в далекой стране, а как громкий тревожный сигнал. После войн на Балканах он стал новым напоминанием о том, что мир в Европе нельзя принимать за данность. И еще более зловеще, чем на Балканах (невзирая на инцидент в Приштине), этот конфликт сигнализировал о возможности прямой конфронтации между вооруженными силами России и Соединенных Штатов. Он подчеркнул тот факт (не новый для экспертного сообщества, но пока еще не вполне воспринятый западным общественным мнением), что задачи России и Запада в общих для них соседних постсоветских странах, несомненно, вступают в противоречие. Российская концепция буферной зоны, или «зоны влияния» несовместима с принципами, которые отстаивает Запад (право на суверенитет, самоопределение, свободу выбора).

Третья задача -- продвижение или защита глобальных интересов западных стран. В период «холодной войны» это влекло за собой противостояние двух блоков и зачастую опосредованные войны с Советским Союзом. Сейчас мы находимся в совершенно иной ситуации -- со множеством комбинаций и различными видами соперничества, которые не предполагают неизбежной конфронтации. Довольно часто интересы России и ряда западных государств совпадают. В то же время между странами Запада проявляются элементы острой конкуренции.

Четвертая, хотя и не менее важная задача -- защита верховенства закона и мирового порядка. Следует сказать, что между западными странами, и не только западными, имеются явные расхождения относительно того, как этого достичь, ярким свидетельством чему стала война в Ираке.

Многие на Западе добавили бы и пятую задачу -- продвижение демократических ценностей и прав человека. Хотя может показаться, что это универсальные и безусловные ценности, по их поводу ведутся серьезные споры. Моральные основания для устранения Саддама Хусейна, ответственного за массовые убийства и чудовищные пытки, были очень весомы. Но представление о том, что Ираку можно навязать демократию западного образца, было упрощенным и ошибочным. Непоследовательность и двойные стандарты западного подхода бросаются в глаза: критика в адрес России и Китая (и еще более резкая критика в адрес, например, Бирмы и Северной Кореи), но -- по причинам «реальной политики» -- почти полное молчание относительно таких стран, как, в частности, Саудовская Аравия.

Как все это проявляется в политике по отношению к России? Не очень внятно.

Администрацию Джорджа Буша бросало из стороны в сторону, как подвыпившего матроса. Россию то пытались игнорировать, то обращались к ней за помощью по конкретным вопросам, то угрожали. В подходе Вашингтона отсутствовала какая-либо последовательность или подобие стратегического видения.

Столь же непоследователен вследствие своих внутренних расхождений был и Европейский союз. У основного ядра стран Евросоюза есть видение. Они хотели бы сформировать подлинное партнерство с Россией, но не за счет других, будь то Соединенные Штаты либо бывшие республики СССР и страны Варшавского договора, и со временем содействовать гораздо более тесной интеграции России с Западной и Центральной Европой.

С точки зрения мира и процветания это дало бы очевидные выгоды. Однако если перспектива партнерства снимается с повестки дня в силу признания его недостижимости, по меньшей мере для нынешнего поколения, то у ЕС нет ясности относительно того, чего он хочет. Европейцам нужно продолжать вовлекать Россию, но при этом ограничивать и сдерживать то, что выглядит в их глазах агрессивным и принудительным подходом к соседним государствам, включая страны -- члены Европейского союза, и пресекать попытки разделять сам Евросоюз и манипулировать им. В ЕС сбиты с толку относительно того, как это сделать.

Можно ли примирить российские и западные интересы?

Способ, которым российское руководство стремилось -- на словах -- примирить свою позицию с позицией Запада, довольно любопытен. После долгих (и небезосновательных) жалоб на западные двойные стандарты сейчас Кремль, похоже, принял «стандарт Буша». Выражения, которые использовала администрация Буша (и ее сторонники), записали на магнитофон и поставили на воспроизведение.

Восьмое августа приравняли к одиннадцатому сентября -- поворотному для страны моменту, который создает новое мировоззрение и оправдывает крайние (и если нужно, односторонние) меры. Оппонент изображается безумным диктатором, которого, как Саддама Хусейна и Слободана Милошевича, следует притащить в суд и предъявить обвинения в геноциде (невзирая на ощутимо скудные улики в данном случае). Цитируется Тони Блэр: его аргументы в пользу «гуманитарной интервенции» и его защита действий в одиночку, если вы убеждены в своей правоте. Если западные страны предпочли признать независимость Косово без одобрения ООН (хотя и через девять лет после конфликта и после длительных переговоров по поводу статуса при поддержке ООН), Россия имеет право признать Абхазию и Южную Осетию.

Проблема «стандарта Буша» заключается в том, что он совершенно вышел из моды. Нет необходимости вдаваться в причины -- достаточно одного слова «Ирак». Создатели «стандарта Буша» -- Дик Чейни, Дональд Рамсфелд и шумная стая неоконсерваторов -- полностью дискредитированы даже в собственной стране. Администрация Джорджа Буша скоро бесславно канет в историю, оставив после себя Соединенные Штаты гораздо более слабой страной, чем она была до их правления. А Соединенные Штаты, государство с замечательной способностью восстанавливаться, научатся на этом горьком опыте и возьмут другой курс. Так что это не лучший образец для подражания.

У нас есть строительный материал. Дмитрий Медведев заявил в Эвиане, что «мы абсолютно не заинтересованы в конфронтации». Это последнее средство, дорогостоящее и вредное для наших интересов. У нас есть жизненно важный общий интерес в управлении мировыми проблемами. И кризисы на Кавказе и на финансовых рынках произвели благотворный эффект, напомнив о нашей взаимозависимости и о способности сотрудничать, когда нас к этому вынуждают.

Теперь надо извлечь правильные уроки из этих кризисов.

Во-первых, России и Западу необходимо разговаривать друг с другом. Открыто и прямо. И не только в периоды кризисов.

Во-вторых, в духе этой прямоты нет нужды нравиться друг другу для того, чтобы сотрудничать, но атмосфера крайней враждебности сильно затрудняет диалог и может привести к конфронтации, которой обе стороны, по их словам, хотят избежать. В России произошло много вещей, которые запятнали ее репутацию за рубежом и которые преграждают путь к партнерству. Запад будет продолжать критиковать подобные действия. Однако до той поры, пока россияне сами не решат изменить курс, западным правительствам придется работать с системой, которая может им не нравиться, но которую они не могут изменить.

По ряду причин официально поощряемая враждебность по отношению к Западу достигла в России крайней степени. Обвинять внешнего врага -- это старая политическая уловка. Лидерам с обеих сторон нужно осторожнее играть на националистических и ксенофобских эмоциях галерки, или они рискуют тем, что высвобожденные ими силы их же загонят в угол. Язык угроз стал частью проблемы.

В-третьих (и это самое важное), мы должны заняться сутью проблемы. Становится все более очевидно, что есть один стратегический вопрос, по которому задачи России и Запада как нельзя более не совпадают, один разлом между ними. Это «дуга недоверия», которая простирается от стран Балтии через Белоруссию, Украину и Молдавию вдоль Черного моря на Кавказ и в Центральную Азию. При этом существует риск того, что односторонние действия могут распространиться дальше на север, в Арктику. Я считаю, то, как мы решим эти проблемы, определит отношения России с Западом на многие годы вперед.

Непосредственная задача -- предотвратить ухудшение ситуации. Мы не можем позволить себе повторение августа. Договоренность о прекращении огня в Грузии должна быть соблюдена. На других участках «дуги» нельзя допустить действий, которые могли бы создать новую напряженность: никаких провокаций и блокад, никакого пробуждения дремлющих конфликтов и прерывания поставок энергии. Украина должна провести свои выборы без внешнего вмешательства. НАТО следует избегать повторения ошибки, которую оно допустило в Бухаресте. Расширение Европейского союза было гораздо более успешным процессом, чем расширение Североатлантического альянса, отчасти потому, что у него нет военного измерения, но еще и потому, что ЕС никогда не боялся обсуждать его с правительством России (хорошим примером служат переговоры перед последним расширением, в том числе на тему Калининграда).

Расширение НАТО с самого начала осуществлялось неправильно. Решения принимались произвольно, без учета стратегии или должных расчетов. Москве еще в 1990-х годах посылали сигналы, вводившие в заблуждение. Партнерство с Россией и с потенциальными новыми членами следовало строить параллельно. Само по себе расширение НАТО не обязательно неверный шаг, но главным соображением при этом должны быть стабильность и безопасность Европы. Пока разговоры о возможном членстве Грузии и Украины преждевременны, а также не соответствуют реальным потребностям в безопасности и той и другой страны.

Во многом то же самое можно сказать и о противоракетной обороне. Это ненужный спор. Весной текущего года два высокопоставленных представителя внешнеполитических кругов в Москве сказали мне: хотя России не нравится размещение элементов системы ПРО в Польше и Чехии и она не видит для этого оснований, она смирилась бы с этим. Но при условии, что были бы достигнуты договоренности об инспекциях, в ходе которых Москва убедилась бы в отсутствии угрозы ее интересам. Хотелось бы надеяться, что следующая администрация США пересмотрит эти планы. Если же она продолжит реализацию программы, целесообразно учесть выраженную Москвой озабоченность, которую нельзя признать нерациональной.

Однако нам надо думать и о том, что выходит за пределы этих непосредственных шагов. Если мы собираемся восстановить взаимопонимание и предсказуемость и предупредить будущие угрозы европейской стабильности, нам нужны серьезные и структурированные обсуждения вопросов, которые нас разделяют. Мы говорим о глобальных проблемах во многих разных организациях, но что касается европейской безопасности, то тут «образовалась» такая длинная повестка дня, что нам просто не удалось ее рассмотреть.

Президент Дмитрий Медведев бросил Западу вызов, предложив обсудить европейскую безопасность. Первоначально Запад отреагировал скептически, увидев в этом довольно старомодную хитрость, направленную на подрыв НАТО и отрыв Соединенных Штатов от Европы (это впечатление подкреплялось резкими нападками и Медведева, и его предшественника на односторонний характер действий США). На мой взгляд, Западу следует принять вызов российского президента. Мы не можем ожидать содержательной реакции Вашингтона, пока там к середине 2009 года не начнет в полной мере функционировать новая администрация. Это дает Евросоюзу и европейским членам НАТО время на изучение идеи и формулирование позиции, которую можно представить и Вашингтону, и Москве.

Во-первых, европейцы должны прийти к выводу, что структурированные переговоры -- неизбежно сложные и, вероятно, длящиеся годами -- необходимы и что они выделят на это ресурсы.

Во-вторых, надо продумать формат. Все государства, входящие в ОБСЕ, должны быть представлены равным образом: не может и быть вопроса о переговорах через их голову. Организации тоже должны быть представлены, как предложил Медведев.

В-третьих, идеи президента Медведева следует рассмотреть на предмет их содержания и должны быть дополнены. Российский лидер отметил ряд важных пунктов о суверенности, территориальной целостности, недопустимости использования силы в процедурах разрешения споров. Здесь явно прослеживается перекличка с событиями на Кавказе.

Государственные границы, унаследованные странами, которые образовались на территории бывшего СССР, не были предназначены для того, чтобы служить международными. Они стали случайным результатом внутреннего советского администрирования (а в некоторых случаях -- прихотей Сталина и Хрущева) и не базируются ни на каком этническом, экономическом или стратегическом принципе. Но любая попытка изменить их сейчас без обоюдных договоренностей чревата риском суровых последствий.

«Признание» Южной Осетии и Абхазии создало крайне опасный прецедент изменения этих границ в одностороннем порядке и силой. Новое подтверждение нерушимости границ и территориальной целостности крайне важно для будущей стабильности.

Я соглашусь с тем, что такие переговоры будут тягостными, долгими и дорогостоящими. Но альтернатива еще хуже. Мы рискуем метаться от одного спора к другому в атмосфере усиливающейся подозрительности и враждебности и опять опосредованно становиться по разные стороны баррикад в региональных конфликтах. Гораздо лучше было бы, если бы Россия и Грузия высказывали свои обиды за столом переговоров, чем сражались в Южной Осетии. Гораздо лучше для всех нас разговаривать с помощью микрофонов, а не мегафонов.

Я закончу тем, с чего начал. Мир находится в слишком плохом состоянии, чтобы мы могли потакать своим предрассудкам и вражде. «Глобальная система парализована в масштабе, который уже превзошел 1929 год, -- писал экономист Уилл Хаттон 12 октября. -- Без сотрудничества и лидерства нас ждет катастрофа». И это означает катастрофу не только для опрометчивых западных банкиров. От этой бури нет безопасных убежищ. Как сказал Алексей Кудрин о России: «То изобилие, которое мы имеем, завершается. Скорее всего 2008-й будет пиковым по добыче нефти и газа в нашей стране. Больше таких доходов не будет. В этом смысле мы проходим исторический рубеж».

Слабость наших экономик была жестоко разоблачена. Протекционизм и изоляционизм только усугубят эти недуги. Никогда еще со времен второй мировой войны необходимость объединиться и действовать сообща не была так велика. Разве это слишком много -- надеяться, что кризис нас всех вразумит?

Сэр Родерик ЛАЙН,

бывший посол Великобритании в Российской Федерации с 2000 по 2004 год

Полностью статья будет опубликована в журнале «Россия в глобальной политике»