Московская филармония в самые последние годы сделала мощный рывок в сторону столичности, престижности и художественной убедительности. Неотъемлемой частью ее репертуара стали концертные исполнения опер и освоение кантатно-ораториального жанра с привлечением иностранных солистов высшего класса. Не случайно, что именно такого рода событие и стало торжеством по случаю открытия сезона-2008/09.

Оперу нежного и сумрачного Винченцо Беллини «Капулетти и Монтекки» Москва запомнила по гастролям Ла Скала 1989 года -- тогда легендарные влюбленные жили в мистически-напряженной, призрачной Вероне Пьер-Луиджи Пицци, а голоса их восторженно сливались под уверенной рукой Риккардо Мути. Это был знаменитый спектакль, обошедший многие сцены мира, и его украшением в Москве стала сладкозвучная красавица Лелла Куберли -- хрупкая и пленительная Джульетта.

В опере Беллини обоих влюбленных поют женщины, голоса которых существуют в мрачной атмосфере мужского противостояния: кроме них в опере действуют еще трое мужчин -- Капулетти, отец Лоренцо и Тибальт, а хор по большей части представлен только мужской группой. От этого союз Джульетты и Ромео предстает не только любовным символом высшей пробы, но и тем самым «лучом света в темном царстве», о котором всегда так пеклась русская литература. В опере есть особая магия «метасюжетности», при которой, не обойдусь опять без цитаты из русской классики, «всюду великое чудится в малом». От этой магии, которую из белькантистов знает один только Беллини, устойчивые формулы итальянской раннеромантической оперы превращаются в причудливые сцепления таинственных знаков. От их восприятия незаметно для самого себя впадаешь в транс.

Если перейти теперь к свежему московскому исполнению, то надо забыть о трансе, о таинственных знаках, о магии и всем прочем. Надо забыть о том, что из этой оперы можно сделать многозначную мистерию. Надо воспринимать все впрямую, как «повесть о Ромео и Джульетте», закрыв глаза на то, что она всех «печальнее на свете». Итальянская опера с красивой музыкой, исполнение которой требует безупречного знания особых законов. Вот что представили нам в Концертном зале имени Чайковского.

Вы думаете, я негодую? Ничуть не бывало. При вопиющем нищенстве репертуара пяти московских оперных театров и полном отсутствии на их сценах белькантовых опер (исключение -- «Норма» в «Новой опере» и «Любовный напиток» на двух сценах) акция филармонии более чем своевременна и профессиональна. Потому что все участники показали свое безусловное право на участие в таком амбициозном проекте.

Дирижер Лучано Акочелла, может быть, и не обладает полагающимся ему по национальной принадлежности жгучим итальянским темпераментом, зато он «причесал» оркестр «Новая Россия» до вполне сносной формы и ловил отклоняющихся от четкой стези певцов с чрезвычайной эффективностью. Хор «Мастера хорового пения» под руководством Льва Конторовича продемонстрировал умение создавать ясный звуковой образ.

Паульс Путнинс из Латвии пусть и не очаровал тембром своего грозного голоса, но дал нам почувствовать глубинную добродетельность своего Лоренцо, верного помощника влюбленных. Итальянец Мирко Палацци явил все преимущества мягкого и естественного итальянского звукоизвлечения, и нам оставалось только пожалеть, что партитура предписала ему в основном участие в ансамблях. Коротенький монолог, выпавший ему, окончательно убедил в том, что мы хотим слушать его и дальше в других -- и более выигрышных -- партиях.

Патриция Чьофи (известная Москве по концертному исполнению «Травиаты») пела Джульетту в конце прошлого сезона в Парижской опере в очередь с Анной Нетребко. Эта певица обладает редкой способностью отдавать всю себя в борьбе за страстность и выразительность. Ни одна нота не остается без внимания, ни один слог в отдельном слове. Но, признаюсь, в барочном репертуаре Чьофи убеждает меня намного сильнее. Для бельканто ей не хватает примадоннского тембра, в голосе нет жеста настоящей героини. И образ тихо спускается на земные плоскости, где место высокой лирики занимает едва заметный пережим.

Итальянку Анну Бонитатибус, которая блистала в Москве в партии глюковского Орфея и с успехом спела россиниевскую Золушку, некоторые наши критики признали величиной номер один на небосклоне мирового вокала, поставив ее рядом с Чечилией Бартоли. Я признаю локальные достижения Бонитатибус, которая и впредь будет украшать московские сезоны, но сопоставление представляется мне весьма неуместным. Такие певцы, как Чечилия Бартоли, Натали Дессей, Магдалена Кожена, Иэн Бостридж, Кристина Шеффер и Томас Квастхофф, не просто хорошо раскрученные суперзвезды, но артисты, определяющие сегодня направления, векторы исполнительского поиска. В них сосредоточена «соль земли», они распахивают двери новому, ими вольно или невольно меряют себя другие интерпретаторы. Анна Бонитатибус просто хорошая певица, причем на ограниченный репертуар. Партия Ромео ей оказалась пока что не по плечу. Она ее недоучила, ей не хватало красоты верхнего регистра и в отдельных случаях подвижности. Может быть, это дело наживное, но в описываемый вечер определенная неуверенность Бонитатибус не позволила в дуэтах с Чьофи выйти на свободу образных прорывов -- лирики не было и в помине, и красивые пассажи отдавали некоторой эмоциональной выхолощенностью.

А что же пятый персонаж -- Тибальт? В этой партии когда-то блеснул молодой Лучано Паваротти, которого взял в свою команду Клаудио Аббадо. В Москве на первый план выдвинулся юный Сергей Романовский, который еще и консерваторию-то окончить не успел. На подмостки вышел сосредоточенный, углубленный, как фигурист перед стартом обязательной программы, стройный юноша. С первых же нот мы почувствовали, что он имеет полное право на труднейшую партию. В пении сочетались отрицательное обаяние шекспировского Тибальта и обольстительный шарм беллиниевского тенора. В верхнем регистре голос взмывал ввысь с восторгом птицы, дорвавшейся до ясного неба. От начала до конца Романовский не выходил из роли, что доказывало его принадлежность к самозабвенным артистам, а не к унылым мастерам. Концертное исполнение «Золушки» в свое время обернулось триумфом Максима Миронова, сделавшего международную карьеру блестящего россиниевского тенора-премьера. «Капулетти и Монтекки» открыли нам свежеиспеченного московского лирического тенора в самом начале творческого пути. У него уже есть стайка прелестных поклонниц, посылающих ему из зала страстные поцелуи, -- все, как полагается тенору. Восхождение Романовского на звездный пьедестал и стало главным событием в день открытия сезона в Московской филармонии.