Взаимоотношения России с государствами -- членами ЕС и Западом в целом ухудшаются. Количество политических разногласий по поводу безопасности в Европе растет, не прекращаются дискуссии о роли и деятельности России, ЕС и НАТО в общей области их интересов. Эти дебаты касаются разногласий по поводу Косово, постсоветского пространства, растущего беспокойства по поводу энергетической зависимости и (предположительно) политически мотивированного манипулирования энергоресурсами России и планом США по размещению систем противоракетной обороны в Центральной Европе.

Россию вряд ли можно заподозрить в том, что она разделяет западный подход к демократизации, правам человека, гуманитарной деятельности (в их числе силовые методы в урегулировании кризисов) или к новому определению суверенитета, который такой подход подразумевает. В основе этих конфликтов лежит перераспределение влияния в мире, ставшее следствием восстановления мощи России, которому способствовали экспорт энергоресурсов и рост цен на мировом рынке углеводородов.

Державы, впервые или вновь становящиеся великими, часто претендуют на роль гегемона. Но это не объясняет, почему Россия ведет внешнюю политику именно так, как она это делает сейчас. Этот выбор, по крайней мере частично, отражает то, как общество и государство воспринимают окружающий мир, а также какие ценности принимают во внимание. То есть выбор основан до некоторой степени на принципах самоидентификации или самосознания.

Самосознание -- лишь один из факторов, влияющих на процесс принятия решений, и сторонние наблюдатели неизбежно сталкиваются с трудностями, рассматривая восприятие мира Россией. Более того, анализ «национального самосознания» имеет тенденцию не принимать во внимание многообразие подходов к внешней политике. Россия представляет собой очень большое, многогранное и плюралистичное общество. Тем не менее ход мысли элиты по вопросам внешней политики при Владимире Путине очевиден.

Географическое и историческое наследие

Россия занимает особое место в международной политике и истории. Это самое большое государство не только в Европе, но и в Азии. Оно обращено на запад к Европе и на восток и юг к Азии. У него не так много естественных границ, и на протяжении всей своей долгой истории оно сталкивалось с серьезными угрозами своей безопасности, исходящими со всех направлений: монголы и турки с юга и востока и поляки, литовцы, шведы, французы и немцы с севера и запада. Хотя при анализе государственной политики следует избегать географического детерминизма, географическое положение России обусловливает неопределенность в вопросе о том, частью чего она является: Европы или Азии? Или же это мост между ними, а ее культура -- творческий синтез характеристик обеих частей света?

Эта неопределенность была усилена историческими последствиями вторжения монголов в XIII веке и долгим периодом татаро-монгольского ига. Хотя Киевская Русь в целом находилась в фарватере развития Европы, после вторжения монголов тот регион, который стал Россией, был отрезан от Европы на несколько сотен лет и «пропустил» Возрождение. Восстановление России в качестве самодержавного государства сделало ее в целом невосприимчивой к свободомыслию Просвещения в XVIII веке, несмотря на увлечение Екатерины Великой идеями Вольтера и французских энциклопедистов. Между тем повторяющиеся вторжения породили глубокое чувство опасности, заставили сделать акцент на государственной власти и единстве общества, полагаться на военную силу и привели к политике экспансии и контроля над соседними территориями. Экспансия принесла России контроль над другими народами, и это наследие империи усугубило неопределенность самоидентификации, которая прослеживается в различии терминов русский и россиянин.

К XVIII веку экспансия также принесла России статус великой державы в европейской международной системе, позицию, которую она сохраняла на протяжении всей современной истории, вплоть до того, что в годы «холодной войны» она стала одним из двух основных претендентов на мировое господство. Русские привыкли к такому положению на мировой арене и гордились статусом, который оно давало их государству.

Проблему Запада и Востока, Европы и Азии неоднократно поднимали в русской литературе и в политических трудах, по крайней мере с начала XIX века. Главным вопросом этих исследований было, следует ли России стремиться подражать Европе (или Западу в целом) или к собственному национальному своеобразию. Ранним проявлением этой дихотомии стали дебаты между славянофилами и западниками в середине XIX века. В качестве недавнего аналога можно считать дискуссию по поводу вестернизации и евразийства после падения СССР.

С этим связан и вопрос о миссии и превосходстве (или нет) российской модели и самосознания. Идея об особой миссии России прослеживается со времен падения Константинополя в конце XV века, которое положило начало концепции Москвы -- Третьего или нового Рима. Эта тема проходила красной нитью через славянофильскую критику Европы в XIX веке и сохранилась и в марксистско-ленинский период ХХ века. Столкновение мессианских устремлений СССР и США было важной составляющей «холодной войны».

После падения

Крах СССР положил конец этой спеси со стороны если не Америки, то России. Россия потеряла свою сферу влияния в Восточной Европе, а также значительную часть территорий, которые империя накапливала на протяжении 400 лет. Государство во многом утратило власть как над территориями, остающимися под ее суверенитетом, так и над российским обществом. Экономика почти развалилась, народ испытывал серьезные лишения.

В сфере международных отношений Россия потеряла статус основного соперника США, ее игнорировали при принятии ключевых решений, таких как политика на Балканах и расширение НАТО, которые напрямую посягали на жизненные интересы Российской Федерации. Разрыв между представлением России о себе как о равноправном партнере великих держав и очевидной реальностью, заключавшейся в том, что другие (в первую очередь США) не воспринимали ее как равного партнера, привел к состоянию, которое можно охарактеризовать как «обиду».

В более прозаическом смысле быстрое и активное вовлечение международных институтов и иностранных правительственных организаций в российские дела вызвало возмущение. Тем более что это вовлечение сопровождалось ухудшением политического и экономического положения России, характерным для большей части периода правления Бориса Ельцина, что внесло значительный вклад в делегитимацию либерально-демократических идей, пропагандировавшихся в России иностранными организациями.

Эти чувства вызывали к жизни с 1993 года несмелые попытки поставить под сомнение американскую систему однополярного мира. В этом ключе следует рассматривать защиту Россией многополярной системы, как и важность, придававшуюся ООН и ее Совету Безопасности (где Россия в качестве постоянного члена пользуется правом вето) в международных отношениях. У России, однако, не было достаточного политического веса для того, чтобы подкрепить свои претензии. Другие участники международных отношений не замедлили на это указать, что продемонстрировали решение о расширении НАТО и операция в Косово в 1999 году.

Период Путина

В первые годы путинской эпохи проблемы самосознания отошли на второй план по сравнению с попытками консолидировать общество. Приоритет был отдан восстановлению государственного контроля и вертикали исполнительной власти, реанимации экономики и постепенному избавлению от иностранной зависимости (последнему серьезно поспособствовал рост цен на российские энергоресурсы). Попытка поставить Россию на ноги способствовала развитию тенденции к сотрудничеству в международных отношениях, хотя характер политического и экономического развития страны входил в противоречие с западными либеральными предпочтениями.

Когда баланс был подведен, а политическая ситуация стабилизировалась, Россия смогла задуматься и о своей роли в международных отношениях. В этот период вопросы самосознания стали играть более важную роль. Анализ истории восприятия Москвой своего места в мире предполагает, что восстановившаяся Россия будет более активно влиять на международный статус-кво, чтобы вернуть то, что российские элиты считают достойным местом в международной системе.

Россия будет более активно сопротивляться американскому влиянию на международные отношения и пытаться уравновесить баланс сил. Она будет менее терпимо относиться к вмешательству во внутренние дела и подтверждать право на собственную модель управления. Она будет пытаться установить свой контроль, если не суверенитет, над ближним зарубежьем. И будет пытаться использовать имеющиеся в ее распоряжении рычаги влияния, преследуя свои интересы в третьих странах, таких как европейские государства. Энтузиазм России относительно Шанхайской организации сотрудничества, которая стремится ограничить американское влияние в Центральной Азии, предупредить новые «цветные революции» и постоянно подтверждает приверженность принципу взаимного уважения суверенитета, предполагает, что Россия занимает именно эту позицию.

Заключение

Восприятие Россией своего места на международной арене отражает глубокие исторические характеристики: уязвимость и история вторжений, акцент на мощи государства и роли силы в международных отношениях, подчинение соседних территорий и имперское наследие, неопределенность положения России между Европой и Азией и акцент на отличиях России от обеих, и борьба за признание и уважение как к равноправному партнеру великих держав. Новейшая история развала, вмешательства извне и низведения до уровня второразрядного государства входит в противоречие с этими историческими факторами и вызывает чувство глубокой обиды. Происходящие в последние годы стабилизация и консолидация России -- и сопутствующее им восстановление чувства уверенности российских элит в месте государства на мировой арене -- вновь вызвали к жизни эти элементы самосознания России и сделали более агрессивной внешнюю политику. Учитывая характер передачи власти в России в 2007--2008 годах, стоит ожидать, что эта тенденция сохранится.

По этим причинам мы можем ожидать рост трудностей в отношениях Европы и Америки с Российской Федерацией. В современных дискуссиях по поводу политики безопасности стало модно делать упор на транснациональную составляющую международных отношений, отводя на второй план политику с позиции силы. Восстановление России приводит к мысли, что мы, возможно, поспешили забыть о традиционном прагматичном подходе к международным отношениям. А русские определенно нет.

Анализ государственной политики с точки зрения самосознания чреват детерминистским уклоном, которого следует избегать. Хотя культурно-исторические базы знаний оказывают серьезное влияние на то, как общество интерпретирует и реагирует на то, что происходит вокруг него, они лишь часть причинной связи. Значительную роль играют и случайные факторы. Именно ими во многом было обусловлено то, как распался СССР. Серьезнейшие экономические и политические трудности, которые испытывала Россия в 90-х годах, не были неизбежными. Во многом это следствие просто плохой политики. Но мы имеем то, что имеем. Сейчас вопрос заключается в том, чтобы найти эффективное решение проблемы возрождения России; именно она станет ключевым фактором международных отношений в следующее десятилетие.

Западу необходимо избежать повторения ошибок, которые он сделал в последние 15 лет. Как Европе и США уважать возродившуюся мощь России и ее восприятие международной политики, не ставя под сомнение собственные интерпретации международного порядка, норм и интересов? Ответить на этот вопрос вряд ли получится, если не принимать во внимание основы российской политики, глубоко укоренившиеся в самосознании.