Дрезденский филармонический -- один из старейших оркестров Европы (первое выступление в 1870-м), имеющий солидную биографию: за его пультом стояли выдающиеся композиторы -- Иоганнес Брамс, Антонин Дворжак, Рихард Штраус, а также выдающиеся дирижеры прошлого и настоящего -- Ганс фон Бюлов, Бруно Вальтер, Эрих Клайбер, Сейджи Озава. С самого начала историю Дрезденского филармонического пронизывают контакты с Россией -- с оркестром выступал Петр Ильич Чайковский, среди списка солистов с мировой репутацией есть имена Эмиля Гилельса, Гидона Кремера и Мстислава Ростроповича. Памяти Ростроповича и посвящен московский концерт. Программа, составленная исключительно из немецкой музыки, выразила один из ключевых постулатов классической культуры XIX века, воплощенный Бетховеном, -- «от мрака к свету».

Вагнер и Бетховен -- база немецкого менталитета, два главных национальных автора позапрошлого столетия, две полярные точки немецкого духа. Героические симфонии Бетховена с их ясной классической структурой и верой в то, что человеческому духу подвластно все. И Вагнер с его эсхатологическими концепциями, неразрешимым томлением по запредельному и пониманием того, что человек бессилен как в своей личной истории, так и в вопросах мироустройства. Величайшее творение Вагнера -- «Тристан» заканчивается вопросом, ответ на который до сих пор не найден. И лишь один раз Вагнер изменяет себе, покидая миф ради реальности, бесконечность ради исторической конкретики, -- в «Нюрнбергских мейстерзингерах», своей единственной опере со счастливым финалом и устойчивой картиной мира.

В программе Дрезденского филармонического фрагменты «Мейстерзингеров» (1867) и «Тристана» (1865) следуют друг за другом. «Мейстерзингеры» -- опера с рекордной продолжительностью (4,5 часа) и огромным количеством персонажей, занятых эстетическим спором, представлена фрагментами, которые выстраивают обратную перспективу: от третьего действия -- к увертюре. Все следует без пауз и воспринимается одним большим жизнеутверждающим высказыванием, завершающимся ослепительным до-мажором. Как и само сочинение, отрицающее метафизику, так и игру дрезденских музыкантов отличает основательность, которую несет коллектив уважаемый, но не волшебство, которое излучает коллектив исключительный. Под управлением своего теперешнего руководителя Рафаэля Фрюбека де Бургоса дрезденские филармоники выступают не затем, чтобы создать уникальное звуковое пространство, а для того, чтобы в очередной раз исполнить испытанную временем музыку. Которая практически не звучит в России. Несмотря на это, в подаче Дрезденского оркестра она воспринимается как нечто всеми усвоенное и понятное, не сулящее ни взлетов, ни открытий. Все стабильно, иногда со специфическими радостями, которые дарит группа виолончелей во время своих соло.

Между «Мейстерзингерами» и «Тристаном» -- бездна, однако то, что встык жизнеутверждающему до-мажору идет вступление к драме, где любовь и смерть составляют нерасторжимое целое, заставляет забыть о разнице: мистики не будет. На кульминации, когда вспыхнет весь оркестр, глубина замерцает, однако не настолько, чтобы войти в состояние транса: дирижер и оркестр твердо стоят на земле и покидать эту территорию не намерены. Следующий фрагмент -- Смерть Изольды -- подтверждает эти намерения. Музыкантов упрекнуть не в чем, вопрос обращен к дирижеру: зачем исполнять музыку, лишая ее того главного, ради чего она была создана?

Исполнение Бетховена примирило с реальностью. Изношенная в концертной практике Пятая симфония звучала столь образцово, что это могло служить доказательством правоты композитора, который в начале цикла ставил вопрос, а затем разрешал его в финале в торжественном до-мажоре. Видимо, громкое утверждение этой замечательной тональности и можно назвать смыслом вечера. Дрезденские музыканты под управлением испанского маэстро напомнили о том, что слушать филармонический оркестр можно не только ради прорыва в запредельное, но с противоположной целью -- чтобы почувствовать себя крепко стоящим на земле.