Alice in Wonderland кореянки Унсук Чин (Unsuk Chin, 1961), написанная по заказу Баварской оперы, заслуживает внимания не только как доказательство, что оперный жанр существует и в XXI веке и что современная опера интересна публике (завершившийся осенний блок включал четыре спектакля, в следующий раз «Алису» покажут на летнем фестивале). Придуманный одним из главных театральных магов ХХ века Ахимом Фрайером (постановка, сценография и световая концепция), этот спектакль принадлежит к числу самых серьезных театральных высказываний последнего времени.

По отношению к книжке, которую все знают и любят, слово «серьезно» звучит по меньшей мере странно. Вроде там все смешно и весело, даже если речь идет о безумии и хаосе. Но у немца Фрайера взгляд на мир совсем не таков, как у англичанина Кэрролла. В книге путешествие ребенка в забавный мир чудес -- испытание для чистого сознания, столкнувшегося со странностями и пытающегося в них разобраться, а когда абсурд разрастется, разом его отменить, чтобы привычный мир вновь вернулся.

Эти представления рассыпаются в пух и прах, как только вы видите декорацию спектакля: мир-ящик черного цвета с квадратными отверстиями, откуда выскакивают разные особи. По части чудных персон мюнхенская «Алиса» -- настоящий клад: население ее многочисленно, даже избыточно. Алиса (Салли Мэтьюз) -- поначалу полная радужных ожиданий девочка, но, раскрыв книжку в библиотеке, она моментально скатывается из своих детских грез в мир, полный отрицательной энергии. Его представители, которых мы почитали за добрых друзей, выглядят крайне неприятно: Белый Кролик, который всегда спешит, -- маска с депрессивно опущенными уголками огромного рта. Гусеница -- длиннейшее создание ядовито-зеленого цвета, произносящее убийственно-тоскливый монолог голосом огромного саксофона, который спрятался в ее чреве. И даже -- ничего святого -- украдена улыбка Чеширского кота: над сценой парят два ряда мелких пираньих зубцов, не обещающих ничего хорошего (костюмы, маски и куклы -- Нина Вайтцнер). Пережив стресс от знакомства с этим миром, бедная девочка в отчаянии.

Финал спектакля ставит точку в этой далеко не частной и далеко не детской истории: взрослый мир -- это страшный абсурд, столкновение с которым заканчивается катастрофой. И, возможно, лучше в детстве вообще не открывать никаких книжек, чтобы его для себя не испортить, прожив хоть какой-то кусок жизни в неведении. Потому что в книжках кто-то уже сделал зарисовки человеческих типов и типовых ситуаций, заострив их до гротеска, чтобы проявить суть. У Фрайера, который всегда дает масштабную картину мира, такие зарисовки превращаются в архетипы. То есть и плавание в море собственных слез, и перекраска белых роз в красный цвет, и безумный суд, и знаменитый королевский вердикт -- «Отрубить голову» -- вещи, не подлежащие изменению и разгадке. Это то, что существовало до нашего прихода в мир, который оказался совсем не таким, как нам представлялось в детстве.

«Мы все здесь помешанные» -- эта фраза из «Алисы» может служить и точкой отсчета спектакля, и его неутешительным выводом. Однако есть и позитив: во-первых, чем скорей это поймешь, тем лучше для тебя, во-вторых, Фрайер и вся команда Баварской оперы (среди актеров -- знаменитая в прошлом вагнеровская певица Гвинет Джонс в роли Червонной Королевы), участвующие в этом высокотехнологичном зрелище, все-таки просто играют в кошмары: чем они круче, тем потом легче. Поэтому, когда после спектакля выходишь из театра на ночную Максимилиан-плац, где два валторниста чисто и слаженно играют знаменитую рождественскую песню «Тихая ночь, святая ночь», настраивая на главный европейский праздник, то быстро понимаешь, что на самом деле мир не так уж страшен, а главные человеческие ценности никто не отменял, и отменить не сможет.