Шестнадцать лет, тоска, первая девушка, которая «очень хочет со мной переспать», родители разводятся, друзья-приятели заняты только собой. Поговорить не с кем.

Гас ван Сент снова снимает кино о неприкаянности и одиночестве тинейджера. На этот раз герой, хорошенький черноглазый мальчик Алекс (его сыграл непрофессиональный актер-ровесник Гейб Невис), в основном катается на скейтборде в компании таких же, как он, лопухов. Потому что мастера экстра-класса обитают в Параноид Парке, странном месте, где доски летают как птицы. И режиссер, и оператор (им стал Кристофер Дойл, бывший оператор Вонга Карвая) не могут налюбоваться на эти полеты. И на самих подростков, с их угловато-плавной грацией, с их спущенными на бедра штанами, застиранными футболками, нежными лицами, томными взглядами.

Этот фильм -- торжество вуаеризма, разглядывания так и этак чудесного цветка пубертата, легкой молочной спелости, столь беззащитной и столь небрежной. Гас ван Сент говорил что-то о Достоевском, о чувстве вины, о «Преступлении и наказании». В фильме следов этого нет, потому что история про то, как подросток Алекс случайно стал причиной гибели человека и с тех пор носит эту тайну в себе, приземляя свой небесный инфантилизм, сама по себе достойна не более чем разбора в педагогическом коллективе. Но вот исполненная столь томительно и чисто, она становится по-настоящему увлекательной, а почему, как раз и непонятно...

Фильм божественно, непоправимо пуст, и в то же время необъяснимо правдив: да, жизнь современного тинейджера и состоит из постоянного примеривания себя к обстоятельствам... Вот папаша Алекса -- весь в наколках, занятый собой, с лексикой, позаимствованной из радиопередач. Вот мать, честно исполняющая долг, подозрительная и легковерная. Вот девушка-блондинка, красотка и пустышка, озабоченная соответствием своего поведения рекомендациям гламурных журналов. Вот душевная умница в жутких прыщах, все понимающая и готовая помочь, но отчего-то нервно сжимающая потные ладони. А вот старший товарищ, соблазняющий возможностью опасного приключения вроде катания на железнодорожном составе. Все это типичное не то, но нет и ничего другого, разве что страх разоблачения, тяжесть тайны, которую не с кем разделить.

Пустоты фильма каждый может легко заполнить своим содержанием -- от морализма до оправдания вседозволенности. И все будет приблизительно, так, как бывает в этом странном возрасте, когда все кажется временным и ненастоящим, ну, понятно, только в том случае, если смотришь со стороны...

Гас ван Сент начинает фильм как детектив (появляется и полицейский, который расследует убийство железнодорожника, намечается интрига), но очень быстро история преступления превращается в историю созерцания. Уже понятно, что произошло и кто виноват, но поскольку дело вовсе не в сюжете, наблюдать за происходящим не менее интересно. Несмотря на медленные кружения камеры, на долгие крупные планы, на рапиды, на длинные проезды. Под камерой Дойла самые банальные вещи приобретают теплоту и значительность. Шапочка, надвинутая на брови, школьные шкафчики, скользящая доска, кофе с карамелью -- все это показано так безыскусно и уютно, как будто смотришь альбом с собственными детскими фотографиями. Тем неожиданней сцена -- как будто из фильма ужасов класса «В», где верхняя часть тела обходчика к ужасу виновника происшествия некоторое время ползет на руках по рельсам.

Конечно, «Слон» -- экранизированная ван Сентом документальная история о том, как подростки из автоматов расстреляли своих товарищей в школе Колумбайн, -- был фильмом куда более сильным и серьезным. После «Параноид Парка» на социальные обобщения как-то не тянет. Просто, когда воротимся мы в Портленд (а именно там происходит действие фильма), нас примут в объятия наши взрослые представления о нежном возрасте. И нам станет печально и светло.