Генеральный директор Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) Валерий ФЕДОРОВ поделился с корреспондентом «Времени новостей» Натальей РОЖКОВОЙ своим видением политической ситуации накануне парламентских выборов 2 декабря и некоторыми соображениями о будущем отечественной партийной системы в новом политическом цикле.

-- Валерий Валерьевич, какие, с вашей точки зрения, есть особенности у нынешней кампании по выборам депутатов Государственной думы по сравнению со всеми предыдущими?

-- Таких особенностей я бы выделил три. Во-первых, очень низкий интерес избирателей к политике. Главная причина этого -- стабилизация в обществе: наступило более спокойное время, которое каждый использует, прежде всего чтобы улучшить свое материальное положение. Люди не ощущают политику как путь решения своих собственных проблем! У них есть другие пути для этого, короче и доступнее. Во-вторых, важное отличие -- прямое участие президента в избирательной кампании. В 1999 году Путин говорил: «Не знаю, как вы, а я буду голосовать за «Единство», в 2003 году лично посетил съезд «Единой России». Теперь же он лично возглавил партию на выборах, и это резко изменило характер кампании. Это самая тяжелая гиря на чаше выборных весов, и она легла на сторону «Единой России». Все остальные партии просто оказались в другой весовой категории. Наконец, в-третьих, отмечу антиидеологичность этой избирательной кампании. Стало окончательно понятно, что ни одна чистая идеология -- либеральная, социалистическая, коммунистическая -- не имеет отношения ни к современным проблемам России, ни к путям их решения. И все партии строят свои предвыборные программы не на классических идеологиях, а на конкретных требованиях, задачах, обещаниях.

-- Но партии продолжают позиционировать себя как правые и левые.

-- Это деление, возникшее во времена Великой французской революции, давно устарело. С тех пор прошло более 200 лет, а нового политического языка не изобретено. И поэтому мы часто, путая себя и других, применяем термины, которые абсолютно неадекватны нынешним обстоятельствам. Сейчас ведь нет чистых либералов -- тот же СПС давно перестал быть либеральной партией. Нет и чистых консерваторов, тем более непонятно, что именно консервировать? Нет коммунистов -- посмотрите программу Зюганова, он за частную собственность. Сейчас востребована не дистиллированная идеология, а своего рода «идеологический коктейль». И партии этот запрос стараются выполнить. Вот, например, СПС критикуют за то, что в их программе есть социалистические лозунги. Да, это кажется абсурдным с точки зрения идеологий XX века. Но с точки зрения политической прагматики это абсолютно верно. Так и должно быть.

-- И лучше всего этот «идеологический коктейль» получатся...

-- ...у «Единой России». Она играет по всему электоральному полю и пытается занять все ниши. Например, мы спрашиваем избирателей: готовы ли вы голосовать за патриотическую партию? Часть респондентов говорит: «Готовы!» А когда спрашиваем, за какую именно, 2/3 выбирают «Единую Россию». То же самое с избирателями-демократами и с социалистами.

-- Вам не кажется, что это не может долго продолжаться, что в этой партии рано или поздно оформится левое и правое крыло, появятся какие-то фракции?

-- У нас точно никогда не будет новой КПСС, где запрещены платформы и фракции. В крупной партии течения существуют всегда. Этот механизм может быть скрытым: например, в Компартии Китая официально фракции запрещены, но де-факто существует «шанхайский клан», старики из поколения Дэн Сяопина, и так далее. В Японии правящая партия состоит, если не ошибаюсь, из шести фракций, по очереди выдвигающих премьер-министра. Определенные течения есть и в «Единой России». И если эта партия просуществует долго, процесс группообразования в ней обязательно разовьется. Какие он формы примет, будет ли разрешена открытая фракционность -- вопрос открытый. Кстати, они уже пытались запустить внутрипартийную конкуренцию, когда г-н Исаев заявил, что он левое крыло партии, а г-н Плигин -- что он правое.

-- «Единая Россия» на сегодня представляет собой реальную политическую силу или это созданный сверху пиар-проект?

-- Она создана сверху, как и все другие партии. Не бывает так, чтобы народ, собравшись, родил бы из своих недр партию. Все партии создаются сверху -- малыми группами, а потом или остаются таковыми, либо превращаются в массовые. "Единая Россия" превратилась. Может ли она развалиться теперь по воле одного человека, по принципу «я тебя породил, я тебя и убью»? Мне кажется, уже нет. Но ей еще есть куда стремиться. Критически важно сделать такой шаг -- создать партийное правительство. Шанс на это есть, и если он реализуется, «Единая Россия» вполне может утвердиться в качестве доминантной политической силы еще на несколько президентских сроков.

-- Вернемся к вопросу о том, что классические идеологии себя изжили. Если не в сфере идеологии, то в какой сфере сейчас идет реальная политическая конкуренция?

-- Все очень просто: есть власть, а есть те, кто ей противостоит. Вот вам и главное политическое противоречие. И в лагере власти, и в лагере ее оппонентов есть представители совершенно разных политических убеждений. Просто одни ставят на Путина, а другие -- на оппозицию ему. Очевидно, что первый лагерь пока имеет огромное превосходство, ведь Путин был и остается самым популярным и авторитетным политиком страны. К тому же за Путиным семь лет весьма удачного правления -- ему несложно «показать товар лицом». А у оппозиции нет единого лидера, есть только разные мелкие вожди. И совсем нет внятного языка, на котором они могли бы говорить с людьми. Почти нет и способов, через которые они могли бы вести этот разговор. Они пытались найти альтернативу СМИ в виде прямых акций, демонстраций, пикетов, но люди это всерьез не восприняли.

-- В свете этого каковы могут быть, на ваш взгляд, итоги выборов 2 декабря?

-- Весьма вероятен сценарий двухпартийной Думы, где кроме «Единой России» будет представлена только одна партия -- КПРФ. И то потому, что она опирается на группу избирателей, которая всегда ходит голосовать, т.е. пенсионеров и лиц предпенсионного возраста.

-- Это соответствует рейтингу их популярности. Но в опубликованном ВЦИОМ электоральном прогнозе все-таки предполагается прохождение в парламент четырех партий. Откуда берется эта разница между рейтингом и прогнозируемым результатом на выборах?

-- Во-первых, часть опрошенных всегда затрудняется ответить, решать для себя они будут в последний момент, и нам надо как-то попытаться предсказать, за кого они будут голосовать. Во-вторых, надо оценить, готовы ли люди прийти на участок и проголосовать за свою партию, или они ее предпочитают поддерживать, сидя дома на диване. С этой точки зрения самый дисциплинированный электорат у КПРФ, а наиболее пассивный -- у «Единой России». Поэтому всегда есть различие между данными предвыборных опросов и результатами голосования. Эту разницу мы учитываем на основе данных по серии российских регионов, где последние полтора года проходили выборы в местные органы законодательной власти. Так, если грубо, и получается прогноз на выборы, существенно расходящийся с данными социологических опросов.

-- То есть для каждой партии вы учитываете среднюю по России разницу между результатом на выборах и рейтингом популярности?

-- Совершенно верно. И в результате получается, что пока в Думе имеют ненулевые шансы оказаться все-таки четыре партии, а не две или три. Хотя за оставшееся до выборов время расклад еще может измениться.

-- У кого, с вашей точки зрения, есть наибольший потенциал для роста?

-- У «Единой России». Пока Путин не возглавил их список, казалось, что партия достигла своего потолка, и дальше уже некуда. Октябрь показал, что появился новый потолок -- это рейтинг самого президента. Теперь их максимум -- порядка 65%. Пока мы видим некоторые колебания: первые недели рейтинг «Единой России» рос, потом начал снижаться. Значит, брошенный Путиным месседж люди расслышали, но теперь партии надо их отмобилизовать, убедить прийти на выборы. Ведь есть распространенное убеждение: раз Путин возглавил список, его партия все равно победит. А это сильно расхолаживает, кажется, зачем теперь вести активную избирательную кампанию? Вопрос в том, удастся ли «Единой России» «раскочегарить» электорат Путина или нет.

-- А сами по себе высокие рейтинги партии и президента не давят психологически на избирателя, не соблазняют присоединиться к большинству?

-- Конечно, давят, конечно, соблазняют. Но работает и противоположный механизм: у нас не любят диктата одной силы. Когда мы спрашиваем, нужна ли нам однопартийная система, большинство говорит «нет». Партии должны быть крупные, сильные, их должно быть немного, но однопартийная система -- это уже чересчур, это мы уже проходили. Люди боятся возвращения к временам КПСС. А боязнь политической монополии уже сама по себе сильное чувство. Оно может сыграть свою роль на выборах даже при отсутствии больших симпатий к другим партиям.

-- С этой точки зрения аналитики уже прогнозируют расширение электоральной базы КПРФ за счет тех, кто коммунистам не симпатизирует, но проголосует за них, чтобы голос не достался автоматически партии власти при распределении мандатов.

-- Да, тут всплывает еще одна проблема мелких партий -- низкие рейтинги, не гарантирующие прохождения в Думу, в результате чего поданные за эти списки голоса будут фактически потеряны. Бывает так, что части избирателей нравятся их программы, симпатичны лидеры, но возникает боязнь отдать голос тому, кто не попадет в парламент.

-- Может быть, с этой точки зрения повышение проходного барьера до 7% отрицательно скажется на становлении партийной системы?

-- Благодаря этой и ряду других норм мы постепенно переходим от многопартийной системы к малопартийной. Напомню, что в 1995 году на выборах соревновалось больше 40 партии, в результате около половины голосов оказалось потеряно, хотя барьер тогда был 5%. После этого пика многопартийности прослеживается тенденция сокращения числа партий при укрупнении оставшихся. И мне кажется, это правильная тенденция. Нет ни одной развитой демократической страны в современном мире, где было бы более трех реальных партий. В Америке их две, в Великобритании, Франции, Германии -- по две с половиной. В Италии две межпартийные коалиции. Зато есть масса полудемократических стран с большим числом партий, например в Латинской Америке. А в Африке вообще очень много партий...

-- То есть вы считаете, мы здесь следуем мировому тренду?

-- Да, у нас должно быть несколько крупных партий, причем они должны быть довольно похожи. Это звучит как парадокс, но на Западе сейчас борьба ведется не по принципиальным вопросам, а за нюансы. Например, в США один из главных пунктов борьбы между партиями -- разрешать или запрещать аборты, однополые браки. Важный ли это вопрос? Для некоторых да, для многих нет. Партия не может позволить себе оттолкнуть избирателей, заняв резкую позицию по более важным для избирателей вопросам. Эти вопросы и не обсуждаются, разногласия по ним не носят характера межпартийной конкуренции.

-- А в чем смысл существования партий, которые избиратели с трудом отличают друг от друга?

-- Крупные партии адресуются ко всему обществу, а не к какой-то одной социальной группе, классу. Времена классовых партий прошли, теперь партии вынуждены быть амальгамой всего общества. Вынуждены учитывать многообразие интересов и взглядов широчайшей целевой аудитории. А значит, не могут себе позволить чересчур радикальной программы. Только взвешенные, осторожные изменения. Радикалы по определению маргинальны и не воспринимаются всерьез избирателями, не имеют шансов на выборах. А у нас что? Одна партия зовет свернуть с дороги всей нашей истории и срочно всем в Европу, другая зовет забыть последние 15 лет и вернуться в 1980 год. Сплошные шараханья из стороны в сторону, невозможные ни в одной развитой стране.

-- Но если, как вы сказали, общество не воспринимает классические идеологии в чистом виде, почему политики продолжают предлагать эти шараханья? По инерции?

-- Наше общество не настолько структурировано, не настолько устоялось и не настолько довольно своим нынешним положением, как большинство западных стабильных обществ. Наши проблемы вопиют о себе. У нас средний класс составляет не более 15% населения, и при всем экономическом росте последних лет мы далеки от уровня доходов даже от наших бывших сателлитов по Организации Варшавского договора -- стран Восточной Европы. Ворох проблем огромен, поэтому очень плохо работает проповедь мирного постепенного улучшения -- «по процентику в год». Люди ждут очень быстрых изменений, улучшения здесь и сейчас. Работает знаменитый закон Токвиля (Алексис де Токвиль -- французский политолог, историк и политик ХIХ века. -- Ред.): люди начинают бунтовать не когда им совсем плохо, а когда им стало чуть лучше. Хочется, чтобы рост был побыстрее, а быстрый экономический рост всегда диспропорционален, всегда углубляет различия в доходах разных групп населения. И люди обвиняют государство в том, что оно не может разделить плоды этого роста правильно.

-- На ваш взгляд, какова может быть судьба партий, не попадающих в парламент?

-- Два вывода из политической истории современности. Первый: для тех партии, которые не проходят в Госдуму, очень малы шансы на выживание и тем более на восстановление сил, чтобы за четыре следующих года воспрянуть из пепла. Сегодня рейтинги «Яблока» и СПС ниже, чем их результат на выборах четыре года назад. То есть, они потеряли электорат за это время. Второй вывод: у нас есть группа электората, востребующая идеи непарламентских партий. Ну почему, например, «Яблоко» не распустилось на следующий день после поражения? Это был бы очень логичный шаг. Но они считают, что есть их электорат, который никогда не будет голосовать ни за коммунистов, ни за СПС, ни за «Единую Россию».

-- А это не так?

-- Возьмем для примера тот же СПС. Есть молодое, современное, деловое сословие, менеджеры и клерки, которые уже адаптировались в постсоветском времени. Живут в основном в столицах и в крупных городах. Их становится все больше, и их запросам слабо отвечает любая из существующих партий. В том числе и СПС, к которому эти люди относятся как партии прошлого. Они вообще не голосуют на выборах, а свои проблемы стараются решать самостоятельно. Не хватает зарплаты -- требуют повышения или уходят на другую работу. Нет места для ребенка в детсаде -- дают взятку директрисе или нанимают няньку. Но проголосовать за СПС? Такое решение собственных жизненных проблем кажется им совершенно абсурдным.

-- Возможен ли такой сценарий, при котором не попавшие в парламент партии выйдут на улицу?

-- Выйти они могут, но вы посмотрите на кадровый состав этих партий и увидите, что перехватать их всех можно в два счета. А народ их не поддержит -- революционные призывы не находят отклика. Да, людям действительно мало нравится то, как они живут. Но общество уже избавилось от бытовавшей в конце 80-х годов прошлого века иллюзии о том, что быстрая революция и смена общественного строя приведет к улучшению ситуации. Все понимают, что на практике станет только хуже. Оппозиция может сколько угодно призывать Русь к топору -- люди за ними не пойдут.

-- Последний вопрос -- о будущих президентских выборах. Несмотря на все разговоры о третьем сроке, Владимир Путин неоднократно говорил, что в 2008 году у страны будет новый президент. При этом никто их политиков не может сравниться с Путиным по рейтингу популярности, откуда же возьмется новый человек, за которого проголосует народ?

-- Есть три политика из команды президента, которые имеют шансы получить поддержку избирателей, достаточную для того, чтобы победить уже в первом туре. Это премьер Виктор Зубков и два первых вице -- Сергей Иванов и Дмитрий Медведев.

-- На кого бы поставили вы?

-- Мы задавали вопрос: «Готовы ли вы проголосовать за человека, которого Путин назовет своим преемником?» Никаких фамилий при этом не называли. Около двух третей опрошенных ответили утвердительно. Так что поддержка действующего президента здесь будет решающим фактором.