Радуясь победе Сочи в борьбе за право проведения зимней Олимпиады-2014, многие словно упустили из виду, что покрытые буйной субтропической растительностью горы, которые спускаются к Черному морю, -- это и есть тот самый Кавказ, с которого уже 15 лет слышаться только оперативные сводки, сообщения о терактах и тлеющих локальных войнах. Кавказа, который когда-то был Меккой отечественных туристов, привыкли бояться. А времена между тем меняются. Всего три-четыре года назад казалось: семь кавказских республик вот-вот перестанут быть частью России. Но точка, которую политологи именуют «точкой неустойчивого равновесия», оказалась пройдена. Кавказ заметно изменился в лучшую сторону. Он, кажется, сам устал от суровой жизни в чрезвычайных, можно сказать, прифронтовых условиях и соскучился по традиционному гостеприимству. Кроме того, немногие пока еще туристы привозят сюда деньги. А каждый потраченный ими рубль еще чуть-чуть отодвигает эти горы, леса и города от войны и раздоров и приближает к миру и процветанию. Едва ли веденские предгорья и даже курорты Чегета по обжитости, ухоженности и комфорту в обозримом будущем смогут сравниться с австрийскими Альпами или французскими Пиренеями. Но это, наверное, и не требуется: Кавказ -- это все-таки Кавказ, а не Альпы и Пиренеи. О том, что нынешний Кавказ -- это не театр военных действий, а уникальное по красоте, богатству традиций, разнообразию ландшафтов, климатических поясов, языков и национальной кухни место, где стоит побывать в любое время года, -- специальный корреспондент «Времени новостей» Иван СУХОВ.

Страна души

...В получасе езды от аэропорта Адлер, где в это время года целыми связками продаются небольшие темно-красные розы, находится российская государственная граница. Де-юре это граница с Грузией. На самом деле между Россией и Грузией лежит еще одна небольшая, но гордая страна, которая своей принадлежности к Грузии признавать упорно не хочет, -- это Абхазия. По-абхазски Абхазия называется «Апсны» -- «страна души». В «страну души» лучше, конечно, приезжать летом -- и это уже поняли десятки тысяч российских туристов, до отказа заселяющие сохранившиеся и отремонтированные отели и базы отдыха, выкупающие весь доступный частный сектор вдоль побережья -- вплоть до фактической грузинской границы. Но и зимой здесь можно отлично провести время: цены в несезон становятся почти коммунистическими, армия отдыхающих оставляет свои позиции, а погода выгодно отличается от московской. В январе днем в Сухуми можно гулять по пальмовым скверам и под зимним солнцем наслаждаться 20-градусным теплом.

Добираться в Абхазию можно на поезде, который время от времени курсирует между Сочи и Сухуми -- сравнительно небольшое расстояние может отнять несколько часов, зато есть шанс избежать очереди на границе. А можно на такси: многословный армянин за 20 мин. довезет до контрольно-пропускного пункта у поворота на Красную Поляну, взяв с вас обещание непременно заглянуть на престижный лыжный курорт и чтобы отвез непременно он. Любого местного жителя всегда располагает к гостю знание местных реалий, поэтому таксиста лучше попросить подвезти к «дырке»: как на любом пограничном пешеходном переходе, вы попадаете сначала в длинный огороженный коридор, по которому с толпой местных жителей с их клетчатыми баулами и тележками двигаетесь к терминалу паспортного контроля. Забор, как ему и полагается, весь в дырках, благодаря которым можно сэкономить большую часть этого пути.

Толпы на паспортном терминале иногда бывают многочасовые, море людей колышется перед будками пограничников, теребя в руках российские паспорта. 80% жителей Абхазии -- граждане России. С другими паспортами через эту границу ходят редко: с точки зрения международного права это граница России и Грузии, значит, нужна грузинская виза, но показать ее некому, потому что первый грузинский пост на 200 км к юго-востоку -- словом, куча неясностей и проблем. С российским же паспортом -- внутренним ли, заграничным -- проблем не бывает: пограничники даже не ставят штампа о пересечении российского рубежа. С абхазскими пограничниками все еще проще.

До Сухуми от границы около полутора часов езды на машине. Зимой, которая в Абхазии не ощущается как зима -- во всяком случае, в светлое время суток, -- машин на трассе почти совсем нет. Дорога идет вдоль моря, минуя Гагры и Гудауту. 15 лет назад на этих улицах кипели бои, но сейчас следов войны на участке между российской границей и Сухуми уже почти незаметно.

Они появляются в самом Сухуми и дальше, в сторону фактической границы Грузии. Территорию Галльского района, населенного мегрелами, постоянно патрулируют российские миротворцы, а в так называемой «верхней зоне», в Кодори, даже заседает лояльное к Тбилиси правительство Абхазии -- но в те края отдыхающие попадают редко. Плохая разбитая дорога идет вдоль зарослей, которые еще не до конца разминированы, мимо руин и словно замерших сел, а в одном месте пересекает разобранную железную дорогу: на насыпи больше нет рельсов, а ближайший полустанок весь оплетен буйной зеленью, как в каком-нибудь фильме про постколониальную Экваториальную Африку.

В Сухуми немноголюдной зимой тоже чувствуется, что когда-то он был большим и шумным городом, который после войны сжался до своих нынешних размеров. Дом советов, жесточайшим штурмом которого фактически закончилась грузино-абхазская война, все еще смотрит на площадь с ровными рядами пальм пустыми квадратами выбитых окон, а в середине гавани лежит еще один «скелет» -- пассажирский порт в виде теплохода, который стали строить еще при СССР, залили бетонную конструкцию, но не успели с облицовкой. Теперь бетонный корабль -- любимое место рыбаков, часами торчащих на длинном пирсе и тихонько болтающих под крики чаек.

На большей части Абхазии абсолютно безопасно -- если, конечно, вы не собираетесь специально лазить по минным полям или гулять в зоне ответственности миротворцев. Туристы здесь -- уважаемые гости, их берегут. Вероятность неприятностей с местными жителями близка к нулевой, хотя очевидно, что украсть кошелек могут везде. В Абхазии, к слову, хоть это и заграница, в расчетах используют российский рубль.

Жить, и довольно комфортно, можно либо в одном из санаториев, либо в какой-нибудь из новых гостиниц, появляющихся в городе. Требовать соответствия «звездности» бессмысленно -- в конце концов, никто во всем мире уже полтора десятилетия не может понять, существует ли Абхазия как страна. Сервис душевен, но своеобразен: абхазы сами придумали десятки анекдотов о собственной лени. Однажды в мандариновом саду я увидел кур, устроившихся ночевать на нижних ветках деревьев. «Почему у вас куры на дереве?» --спросил хозяина. -- «А где им быть? Птицы -- вот и на дереве». -- «Но куры обычно спят в курятнике». -- «Э, ты хочешь, чтобы люди, которые во время войны ленились себе рыть окопы и поэтому погибали от пуль, строили специальный дом курам?»

И тем не менее, раз побывав в зимнем Сухуми, забыть его уже невозможно -- эвкалиптовый парк на набережной, и крепкий сладкий кофе в кафе, где играют в нарды старики и собираются обсудить повестку дня министры абхазского правительства, и ботанический сад со знаменитым обезьянником. Субтропический послевоенный декаданс, заполняющий его улицы и формирующий возвышенно-самоотверженное выражение лиц живущих здесь мужчин и женщин, сочетается с трогательной провинциальностью. Зайдите в городскую больницу и кроме чувства, что вы отправились лет на 40 в прошлое, вы испытаете изумление от какого-нибудь объявления в холле вроде такого: «Состоится научно-практическая конференция персонала больницы на тему «Смерть А.С. Пушкина на дуэли и возможности современной медицины». Этот старый Сухуми уже уходит: сначала в нем появились светофоры и дорожная разметка, потом серебристые иномарки, а потом и филиалы московских ресторанов с трех- и даже четырехзначными ценами в меню. Пока это еще редкость, да и есть лучше (и вкуснее) в традиционных абхазских «апацхах», где подают клейкую мамалыгу с копченным у открытого очага мясом. Но если война не вернется, во что очень хотелось бы верить, довольно скоро Абхазия может превратиться в продолжение Сочи -- дорогое и глянцевое. И, наверное, станет жить лучше, но потеряет что-то от своей души.

На обратном пути можно остановиться в Новом Афоне. Кроме красивейшего монастыря там есть еще огромная карстовая пещера из нескольких живописных залов, в которой вполне можно было бы без всякой компьютерной графики снимать подземные эпизоды «Властелина колец». В пещеру ходит целое маленькое метро. Летом поезд курсирует по расписанию, но зимой, когда туристов нет, появляется исключительная возможность договориться с проводником и отправиться в подземелье без толпы соотечественников. А потом на машине съездить еще и на горное озеро Рица, высоко, близко к сверкающим снежникам Сахарной головы, наесться там сочного шашлыка -- и поклясться вернуться еще.

Вертикаль

В кабардино-балкарской столице, городе Нальчике, центральная площадь называется площадью Абхазии. Потому что кабардинцы -- самая большая по численности община республики -- этнически очень близкие родственники абхазцев, очень переживали за них во время войны с Грузией и даже ездили помогать. Кавказ, в сущности, маленький: до перевалов -- еще Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкесия, а за перевалами -- уже Абхазия с Грузией. Удивительно, как это на таком маленьком пространстве оказался собран такой многообразный цветник различных народов и языков и сколько границ различной степени прозрачности они проложили между собой.

Кроме того, кабардинцы -- едва ли не первые знакомцы русских на Кавказе и уж точно первые военные союзники -- общие военные интересы появились у Москвы и местных князей еще при Иване Грозном. В этом году республика широко праздновала символическое 450-летие этого альянса, и в Нальчике появилась масса новых достопримечательностей. В том числе памятник княжне Марии Темрюковне, которая стала второй по счету женой Ивана Васильевича: бронзовая женщина в кабардинском платье в поднятой над головой руке сжимает свернутый в свиток документ: не то договор о военном союзе, не то брачный контракт.

К сожалению, эти культурные объекты, как и сам Нальчик, в пик туристического сезона, как правило, остаются в стороне от основной трассы: лыжники и альпинисты предпочитают ставропольский аэропорт Минеральные Воды -- туда и самолетов летает больше, и до гор, как ни странно, ближе.

Горнолыжный сезон на Эльбрусе и Домбае еще не начался, а альпинистский уже закончился. Но уже очень скоро поезда и самолеты повезут туда тех, кто считает, что кататься на Кавказе гораздо интереснее, чем в каких-нибудь Альпах. Таких людей довольно много: в пик сезона даже бывают проблемы с билетами и местами в отелях. Среди любителей этих мест есть не только россияне, но и иностранцы, которых не пугают оперативные сводки о фундаменталистах-подпольщиках, которые то нападут на Нальчик, то обстреляют российских военных в лесистых предгорьях все того же Эльбруса.

Выбрать между карачаево-черкесским Домбаем и кабардино-балкарским Эльбрусом непросто. На Домбае, спрятанном в самом конце живописнейшего ущелья за полупустым поселком Теберда, все, пожалуй, более камерно, чем в Приэльбрусье -- здесь все еще нет большого туристического размаха (хотя планы вполне амбициозны), меньше подъемников, более узкий выбор трасс. Приехать сюда можно только из Минеральных Вод (если вы, конечно, не взяли билет на поезд до Черкесска). От Черкесска подняться в Домбай можно за час с небольшим, минуя самую огромную в России теплицу, которая снабжает Москву овощами в зимний период, и красивейшую мечеть в Карачаевске, считавшемся в 90-е годы одним из центров радикального ислама -- о чем, впрочем, трудно догадаться, проезжая по опрятным улочкам. Выше над долиной начинающейся в этих местах Кубани нависает железобетонный памятник войне с немцами: гигантская символическая стенка дота с прорезью пулеметной щели.

Эльбрус -- те же горы, только чуть восточнее -- вершина и географический центр Большого Кавказского хребта. Те, кто там катается, говорят, что сравнить эти склоны не с чем: трассы лежат на могучем горном плече на 4000-метровой высоте, и кажется, что с захватывающей дух сверкающей снежной высоты видна вся страна. От аэропорта Минеральных Вод сюда два с половиной часа на машине, через границу Кабардино-Балкарии и вверх по Баксанскому ущелью. Правительство республики обещает в ближайшие годы освоить пока еще полудикий северо-восточный склон Приэльбрусья, тогда доехать можно будет еще быстрее -- за час сорок. В проект уже вошла крупная российская компания, и есть надежда, что альпийское курортное великолепие отечественного разлива не за горами.

Пока Эльбрус -- это даже не Красная Поляна. Но расположиться и здесь можно вполне комфортно. Большинство отелей остались от советских времен, и там по-прежнему случаются трудности с горячей водой, а иногда и вообще с водой, однако в последнее время появились гостиницы вполне европейского уровня. Кроме них есть вполне разнообразный частный сектор -- от простеньких комнат до очень достойных коттеджей совсем рядом с подъемниками.

Хотя республика изо всех сил старается развивать горнолыжную инфраструктуру, подъемников пока не хватает. У самого нижнего хронически скапливается очередь. Здесь, как и всюду на Кавказе, всегда есть риск, что оператор подъемника уехал на весь день на свадьбу к кому-нибудь из своей многочисленной родни и пустить механизмы в работу просто некому. Правда, в Приэльбрусье такое случается относительно редко. Кабардино-Балкария полна решимости превратить курорт в источник стабильного дохода и заботиться, в том числе, и об уровне сервиса. Хотя уровень сервиса, видимо, не так уж много значит для людей, которые ездят сюда из года в год. В Приэльбрусье давно сложился своего рода клуб, в котором в сезон встречаются друг с другом одни и те же лица, катаются, едят и пьют, поют песни и рассказывают истории. Песни у каждого времени свои, но они тесно сплетаются с историей: среди советских еще альпинистских баз есть те, которые помнят Юрия Визбора и Владимира Высоцкого.

В 1942 году до Приэльбрусья дошла война. В долинах и на горных перевалах гремели жестокие бои. Немецким горным стрелкам из дивизии «Эдельвейс» удалось даже поставить флаг со свастикой на Эльбрусе. Причем в состав этой уникальной дивизии входили альпинисты, которые до войны приезжали на Кавказ и часто в одной связке вместе с советскими восходителями покоряли скалистые вершины Главного Кавказского хребта. Для того чтобы выбить немцев с Кавказа, советскому командованию пришлось собрать со всех фронтов тех, кто имел опыт восхождений, и создать собственные горнострелковые бригады. В результате немцам не удалось ни прорваться в Закавказье, ни продвинуться к нефтяным месторождениям Чечни -- можно считать, что они споткнулись о Кавказ. Но теперь о войне напоминают лишь памятники защитникам Кавказа да ржавые пушечные лафеты на перевалах.

39-летняя Лиза Мария Паль -- немка, которая живет здесь просто из любви к горам. 11 лет назад она приехала в Кабардино-Балкарию из Южной Германии да так и не смогла расстаться с этой бело-голубой горной красотой. Теперь она работает здесь инструктором по фрирайду, и ее телефон известен каждому второму москвичу, который собирается покорять снежные поля Эльбруса или Чегета. Хотя она говорит, что ее любимые места -- северные склоны Чегета.

Приэльбрусье -- это горная Балкария. Балкарцы -- маленький народ, составляющий всего 10% населения Кабардино-Балкарской республики. При Сталине они были репрессированы и высланы в Сибирь и Казахстан вместе с карачаевцами, чеченцами, ингушами, крымскими татарами и российскими немцами: "отцу народов" показалось, что в этих местах больше, чем где-либо, сотрудничали с немцами. После реабилитации вернувшись на родину, балкарцы снова заселили свои горы, где почти нет пахотной земли, а есть только пастбища и горные курорты. Поскольку курорты в основном принадлежат не им, единственное благо, которое они получают от этого праздника жизни, -- это рабочие места. И за места эти стараются держаться. Потому что в Балкарии до сих пор есть семьи, единственный небольшой доход которых -- это изготовление и продажа фирменных свитеров, шапок и носков, вязанных из теплой овечьей шерсти.

От бедности на Кавказе всегда не очень далеко до экстремизма. В печально известную диверсионную группировку «Джамаат Ярмук» входили преимущественно балкарцы, и именно в балкарские села, лежащие в непосредственной близости от курортов, отправились в первую очередь военные и сотрудники ФСБ после налета боевиков на Нальчик осенью 2005 года. К счастью, туристы еще никогда не становились объектом террористических атак. Власти, отдающие себе отчет в катастрофических бюджетных последствиях хотя бы одной подобной акции, стараются делать все, что от них зависит, для обеспечения безопасности. Зависит от них, по всей видимости, не столь уж многое: уровень безопасности достигается, судя по всему, не с помощью милицейских проверок и постов на дорогах, а благодаря ясному пониманию, присущему даже и тем, кто воюет: не будет туристов, не будет и хлеба. Диверсионная война, взрывы и похищения -- это, как бы цинично ни звучало, очень местное дело, в которое гостей, как правило, не впутывают.

Максимум риска, которому подвергают себя, пожалуй, лишь молодые девушки, путешествующие в этих краях без сопровождения молодых людей, -- это излишне назойливое стремление познакомиться, в которое нередко переходит галантность горцев. Выход прост -- путешествовать лучше компанией, желательно заранее договариваться о встрече с надежными водителями, которых всегда могут порекомендовать в отеле, и, как и в любой даже самой цивилизованной стране мира, проявлять обыкновенную туристическую бдительность.

У скальных и ледовых занятий и многодневных восхождений к вершинам гор, на которые, кажется, опирается небо, меньше поклонников, чем у горных лыж и сноуборда. Но и летом Приэльбрусье не пустует. Эльбрус, к слову, считается у альпинистов одним из наиболее доступных «пятитысячников» -- это, правда, порой слишком расхолаживает начинающих восходителей, которых потом приходится искать с помощью вертолетов МЧС. Но и внизу есть чем заняться -- к примеру, съездить на Чегемские водопады или просто погулять по Нальчику, сохраняющему размеренную неторопливость советского курортного города.

Очажная цепь

Абхазия и горнолыжные базы центральной части Северного Кавказа -- это все-таки довольно широко известные направления. Сторонникам совсем уж камерного и немноголюдного отдыха в горах лучше ехать в Северную Осетию, в Цей. Во Владикавказ летают два самолета в день. Дорога из аэропорта в город проходит мимо кладбища, на котором похоронены погибшие во время трагедии в бесланской школе в сентябре 2004 года: могилы развернуты в разные стороны, потому что среди погибших и христиане, и мусульмане. В центре кладбища стоит фигура из нескольких плачущих женщин, спина к спине соединенных в одно бронзовое дерево, с рук-ветвей которого срываются в небо птицы -- души убитых.

Столица Северной Осетии Владикавказ -- очень интеллигентный город, в котором сохранилась даже старая часть с тенистым, еще дореволюционным бульваром, трамваями, двухэтажными домиками, армянской церковью и слободой Осетинка, которая когда-то жалась к стене владикавказской императорской крепости. Город поделен надвое бурным Тереком. Хотя Осетия -- республика в основном христианская, «визитная карточка» Владикавказа -- изящная суннитская мечеть прямо на берегу реки. Утром, когда с минарета звучит протяжный азан, воздух еще прозрачен, и фоном мечети становится срезанная как по линейке вершина Столовой горы.

В Цей можно добраться только на машине, от Владикавказа это около двух часов езды по Транскавказской магистрали, которая ведет в непризнанную республику Южная Осетия -- такую же юридическую часть Грузии, как и Абхазия. Жизнь в Южной Осетии гораздо тревожнее, чем в Абхазии, ее столицу периодически обстреливают, поэтому с туристическими целями ездить туда все-таки не рекомендуется. Хотя пересечь границу с российским паспортом здесь еще проще, чем в Абхазии, -- на магистрали построен современный терминал и практически никогда нет очереди. Тем, кому жизненно важно побывать в сепаратистском анклаве, лучше все же ограничиться поездкой на живописнейшее горное озеро Эрцо -- справа от Транскама, по дороге в Квайса.

В Цей нужно сворачивать, не доезжая границы, сразу после поселка Бурон, где на холме у дороги сидит каменная фигура старика с оленьими рогами -- местного охотничьего бога. Языческие культы вообще сохранились в Осетии и очень причудливо смешались с христианством, так что теперь едва ли не главной фигурой в небесной иерархии считается святой Георгий, в местной интерпретации больше всего похожий на скандинавского Одина и покровительствующий путешественникам. В горах встречаются очень древние святилища, посвященные ему, в которых мужчины и женщины молятся отдельно, причем женщины поклоняются очажной цепи. Хранители святилищ с гордостью объясняют, что, если женщина поцелует такую цепь, ей до конца жизни не будут страшны уже никакие болезни и горести.

Только кажется, что Цей -- это рядом с Южной Осетией. На самом деле мятежную автономию отделяет от Цея еще одно ущелье. В самом Цее только несколько пансионатов, оставшихся, опять-таки с советских времен, альпинистский лагерь на лето и два подъемника с пунктом проката горных лыж -- на зиму. Даже если предположить, что все номера в Цее заняты, в общей сложности здесь вряд ли окажется больше 500 человек. Над ущельем нависает фантастический по красоте Сказский ледник, с уступа которого низвергается водопад. А сам поселок с пансионатами и альплагерем жмется к подножию горы Монах, которая силуэтом и впрямь напоминает бенедиктинца в треугольном куколе. Осетины считают, что здесь на землю упала слеза Бога -- теперь в этом месте располагается одно из самых почитаемых святилищ, Реком. К нему, правда, нельзя приближаться женщинам, да и мужчины входят в ограду всего раз в год. Реком расположен на совершенно сказочной поляне в густом лесу на высоком берегу постоянно ревущей горной реки.

В Осетии вообще много памятников совсем уж седой древности -- здесь как нигде можно почувствовать, как давно на Кавказе живут люди. В продуваемом всеми ветрами Фиагдонском ущелье, где на склонах не растет лес, террасы, которые веками ступеньками насыпались на склоны, чтобы обеспечить хоть самую малость пахотной земли, стали элементом ландшафта. Узкие полоски земли веками освобождались от камней, из которых и складывались эти ступеньки, шириной всего в несколько шагов. Другой пашни в горах не было, а по равнине из столетия в столетие с востока на запад катились волны завоевателей. Сейчас Фиагдон -- любимое место отдыха владикавказцев. Здесь даже есть небольшой частный зоопарк, не говоря уж о десятках ресторанчиков, в каждом из которых можно заказать отличную речную форель, и бараньи ребрышки-«пистолеты», и знаменитые осетинские пироги, похожие на закрытую итальянскую пиццу, только более вкусные.

По соседству с Фиагдонским лежит Даргавское ущелье: его главная достопримечательность -- «город мертвых». Небольшие, похожие на сундуки средневековые фамильные склепы лепятся к склону горы, как небольшой поселок, и в каждом можно увидеть кости людей, когда-то живших в этих местах. А в некоторых случаях даже увидеть высохшие мумии, сохранившиеся ничуть не хуже египетских. Даргавское ущелье замыкается великолепным скальным амфитеатром, и если удастся договориться с пограничниками, можно увидеть десяток водопадов, которыми стекает с гор талая ледниковая вода.

«Храбрый не думает о последствиях»

Вообще дальнейшие путешествия в восточном направлении сопряжены с общением с людьми в погонах. Восточная часть Северного Кавказа все еще остается своеобразной зоной отчуждения: административная граница Ингушетии, Чечни и Дагестана с Осетией и Ставропольем напоминает государственную, причем между не очень дружественными странами: всюду паспортный контроль, иногда даже капониры с бэтээрами. Мир, находящийся за этой границей, сильно отличается от остального Кавказа.

Во-первых, в нем гораздо больше бросающегося в глаза ислама, составляющего в Ингушетии, Чечне и Дагестане ощутимую часть повседневной реальности. Во-вторых, здесь заметно меньше и хуже говорят по-русски, зато гораздо больше придерживаются целого свода строгих старинных обычаев -- например, вставать при входе старшего мужчины. Или мыть утром обувь гостя, ночевавшего в доме. В-третьих, здесь непривычно много людей с оружием -- при всех позитивных изменениях полтора десятилетия войны не могли пройти бесследно и сформировали множество очень специфических привычек, одна из которых -- смотреть на любого чужого человека холодным, как сталь, оценивающим взглядом потенциального торговца людьми.

Хотя похищений приезжих не происходило уже очень давно, здесь категорически не место путешествующим одиноким дамам, да и мужчинам не мешает сначала договориться с кем-то о встрече и сопровождении и уж точно выбирать надежных водителей, которых к западу от «линии отчуждения», в том же Владикавказе, единицы: соседние Осетия и Ингушетия разделены ненавистью давнего территориального конфликта и религиозными различиями, и осетины крайне редко отваживаются на поездки к восточным соседям. Но если уж водитель берется за такой маршрут, он отвечает за пассажира не хуже профессионального охранника и знает, как себя вести на том или ином посту: дать ли, к примеру, 50 руб. взятки или соблюсти все формальности паспортного контроля.

В прошлом году журнал «Афиша» поместил Грозный в список из 100 мест, которые непременно стоит посетить в России. Возможно, это справедливо: Грозный, который местами еще очень сильно напоминает Сталинград, буквально на глазах возрождается из пепла. То, что получается, образует странную стилистическую эклектику элитного жилья и пластикового кооперативного кафе, но энтузиазм местных жителей по поводу каждого восстановленного светофора поражает -- в самом хорошем смысле этого слова. Жить в Грозном пока особенно негде -- есть только одна общедоступная гостиница в самом центре, в которой еще пару лет назад по вечерам прикрывали работавший в кухне первого этажа музыкальный центр металлическим подносом, чтобы не разбило невзначай шальной ночной пулей, пущенной наугад в светящееся окно. Теперь даже ночью стрельбы почти не бывает, а днем в центре случаются пробки. В горах все еще по-настоящему опасно, но с надежными провожатыми можно выбраться на экскурсию к боевым башням Шатоя или на высокогорное озеро Кезиной-Ам, лежащее у самой границы с Дагестаном. Президент Рамзан Кадыров обещает, что скоро горная Чечня не будет ни в чем уступать Приэльбрусью, а вместо боевиков и армейского спецназа по горным тропам будут ходить туристы с рюкзаками, но пока до этого явно далеко.

В Дагестан же, как ни парадоксально, уже поехали туристы. Новости о терактах типа недавнего взрыва шахидки в маршрутном такси, то ли не пугают их, то ли стали слишком привычным фоном. Кроме того, в Египте и Турции тоже есть свои террористы, и риск попасться им «на пути джихада» никак не меньше, если не больше, чем в Дагестане. Так или иначе, минувшим летом на каспийских пляжах Махачкалы, и без того довольно многолюдных, несмотря на грозные плакаты, не рекомендующие купаться в черте города, появились первые за много лет гости из других регионов. Поток туристов, конечно, пока несопоставим с абхазским, но перспектив у Дагестана, кажется, не меньше. Хотя новейшая история самой южной республики была бурной, здесь все же не было разрушительной войны, как в Абхазии и Чечне. Дагестанцы активно ремонтируют старые и строят новые гостиницы. Им есть что показать гостям. Это и самый древний на территории России город Дербент, недавно отметивший свое 5000-летие. И горные села, в которых, как в средневековых городах, лепятся друг к другу и к горе тесные домики, где горянки в долгополых платьях идут по воду с металлическими кувшинами на плече, как во времена Лермонтова и Толстого. И горные дороги, выныривающие из-под облаков выше, чем парят орлы над речными долинами. По дороге в Гуниб, где сдался князю Барятинскому Шамиль, или Хунзах, высокогорную твердыню аварских ханов, нельзя не изумиться, представив себе, как два века назад в эти суровые огромные горы карабкались русские полки с артиллерией и обозами. «Дагестан никогда добровольно не входил в Россию, -- сказал когда-то аварский поэт Расул Гамзатов. -- И никогда добровольно из нее не выйдет».

Другая фраза, емко характеризующая колорит этих мест, да и всего Кавказа, начертана на трех языках -- русском, аварском и арабском -- на башне-памятнике, стоящей в ауле Гимри, на въезде в Горный Дагестан. В Гимри родился предшественник Шамиля, имам Гази-Магомед. «Храбрый не думает о последствиях», -- написано на башне, и местные водители, подтверждая верность этого тезиса, бросают руль прямо на узком горном шоссе, чтобы сотворить короткую молитву Всевышнему. Но хочется верить, что это высказывание так и останется мемориальным девизом, а не превратится вновь в политический принцип. Тогда Кавказ получит шанс стать местом прекрасных путешествий и перестанет быть зловещим источником фронтовых сводок и похоронных извещений.