Три года в эфире радиостанции "Культура" выходила авторская программа Михаила Антонова. Для любителей рок-музыки она являлась современным аналогом таких культуртрегерских проектов, как "Чертово колесо" и "Программа А". За время существования "Лаборатории" через нее прошла не одна сотня музыкантов, а Михаил Антонов стал ориентироваться в ситуации с клубным андеграундом как опытный практик. Однако с ноября "Лаборатория" в эфир не выходит -- принято решение о закрытии программы. О судьбе его «Лаборатории» Михаила АНТОНОВА попросил рассказать Алексей АНЦИФЕРОВ.

-- Как вы отнеслись к решению о закрытии?

-- Для меня это, как ни странно, не стало неожиданностью. Во-первых, программа всегда считалась лишь "дополнением". Да, неплохим, на мой взгляд, дополнением, но в условиях жесткой экономии денег "Лаборатория" становилась просто балластом. Так что я знал, что программа была первой в "очереди на закрытие".

Разве это идея: помочь музыкантам? Лучше лишний раз запустить запись Спивакова или повторить интервью с Михалковым, чем звать непонятных людей с гитарами да еще ведущему и редактору за это деньги платить.

Ведь многие до сих пор не понимают, как можно назвать "культурным явлением" Сергея Калугина, и Умку, группы "Бобры", "Тол Мириам" или Red Elvises. Для определенной части людей эти музыканты занимаются "бряцаньем".

Комментарий у меня по этому поводу единственный: спасибо, что разрешали спокойно и бесцензурно работать эти три года. Могли закрыть намного раньше.

-- А с чего началась ваша программа?

-- Я предоставил руководству радиостанции свой список. Там были такие имена и названия, как «Оргия Праведников», Умка, Оля Арефьева, Инна Желанная. Руководству они были фактически неизвестны, но ценились среди почитателей музыкального андеграунда. Когда программа запустилась, я стал отходить даже от того списка и приглашать совсем уже неизвестные и молодые коллективы.

Хотя... можно ли назвать неизвестной группу 5`NIZZA? Единственное место, где их можно было тогда услышать, -- это «Наше радио» или на концертах в клубах. Можно ли было назвать Пелагею, группу «Мельница» неизвестной тогда? Наверное, нет. Стадионов не собирали, но на каждый концерт приходил народ. А в эфире они практически не звучали. Так «Лаборатория» и началась.

-- Были ли проблемы с приглашенными коллективами?

-- Однажды, когда наш директор решил все-таки послушать программу «Лаборатория» и узнать, что же там, в эфире, происходит, он попал на нойзовую музыку, на композицию «Утро фабрики» -- звучали станки в эфире. Он испугался, подумал, что сломался передатчик. Позвонил в студию, и звукорежиссер ответил: «Спокойно, шеф. Это музыка». Тогда мне порекомендовали не столь часто приглашать нойзовые группы.

-- А еще по каким причинам вы отказывали музыкантам?

-- Если у группы нет записей эфирного качества и она не готова сыграть вживую в студии. Если это откровенное дилетантство. Либо должна быть хорошая музыка, либо должен быть внятный, трогающий за разные места текст. В идеале должна быть и музыка, и текст.

-- Какое значение имела программа для самих музыкантов? Вы следили за их реакцией?

-- Для многих музыкантов это была первая ступенька к чему-то большему. Вот они сняли студию, записали песни. Раз в месяц у них концерт, причем в составе фестиваля. Им дают тридцать минут на сцене вместе с настройкой, и они играют. Им очень хочется чего-нибудь большего. Количество групп сейчас таково, что, появись даже бриллиант чистой воды, он может быть завален кучей навоза. Поэтому для молодых музыкантов «Лаборатория» -- это опыт. К тому же на то это и «Лаборатория», чтобы экспериментировать. За три года у нас так и не появилась нормальная студия, в которой могли бы играть музыканты. Многие электрические группы у нас играли акустику. Или приходили и играли электричество при минимальных технически выполнимых условиях. Но в итоге они получали строчку в резюме: "Нас пригласили на государственную радиостанцию "Культура". Если мы туда пришли, то нас считают культурой".

Обидно, что хорошие коллективы не имеют выхода в те слои шоу-бизнеса, где бы их услышали. Многое из того, что сейчас звучит в радиоэфире, не заслуживает внимания. А есть группы, которые достойны, мало того, обязаны быть представлены более широкому кругу людей, нежели их постоянная клубная тусовка. Есть Умка, Ира Богушевская, Blues Cousins.

-- Что вы можете сказать о современной российской музыке на основании своего опыта, полученного в "Лаборатории"?

-- Несмотря на то что я с огромным уважением отношусь ко всем коллективам, которые у нас были, большинство из них занимается стилизаторством. Это не банальное копирование группы Rolling Stones или традиционных шотландских волынщиков. Нет. У каждого есть свое, но... черт возьми, действительно мало среди этих групп ярких самородков. Я мог наблюдать, как за три года выросло в огромную армию фолк-движение. К сожалению, никак не выросло, а может быть, уменьшилось число поклонников русского рока.

К сожалению, все, что у нас звучит на русском, звучит либо как призыв, либо как песня ни о чем. Есть огромное количество коллективов, которые при выдающихся музыкальных способностях, при отличных записях создают песни, которые проносятся мимо, не задевая. Единственное, что я сам переслушивал в последнее время, -- это альбом Умки «Ничего страшного». Она тоже стилизатор, но ее песни заставляют задумываться, меня по крайней мере. Василий К. -- чудесный стилизатор, а совместил наконец-таки русский рок и иностранное звучание, убойная компиляция Юрия Шевчука и Игги Попа.

-- По большей части в вашей программе участвовали мейнстримовые, форматные коллективы. Пусть они не открывают нового, но они делают приятную, иногда даже веселую музыку. Они ничем не нарушают покой ни слушателей, ни руководителей FM-радиостанций, но все равно не могут пробиться. Все упирается в деньги или в отсутствие оригинальности?

-- Это не задача музыкантов -- бегать и куда-то устраивать свои песни. На Западе крупные лейблы имеют свих рекрутеров. Они посещают концерты и выискивают зерна талантов. The Beatles спокойно играли в своей «Пещере» (клуб Cavern), пока их не заметили. И если бы их не заметили, они так бы там и играли. У нас нет рок-продюсеров. Московские артдиректора клубов ведут себя по-хамски. У некоторых есть два ведра: одно для мусора, другое для демозаписей. Некоторые выключают демодиск после десяти секунд прослушивания с возгласом: «Все понятно!» Что им понятно?

-- Это сказка -- о том, что на Западе все хорошо. Там тоже попса в топе и шоу-бизнес в кризисе из-за пиратства.

-- На Западе огромное количество независимых рекорд-компаний. На один Лондон приходится порядка тридцати пяти. Западные компании устраивают музыкантам туры и честно делятся деньгами. «Чем больше вы сыграете концертов, тем нам выгоднее».

У нас на всю Москву три-четыре независимых лейбла, от которых ничего не зависит. И они не занимаются дистрибьюцией. У наших музыкантов огромные проблемы. Первая -- где выпускаться, вторая -- как выпускаться и третья -- что после этого будет.

Но еще есть один момент -- некоторые музыканты просто ленивы. Группа должна прежде всего понять, что для нее музыка -- работа или хобби. Если хобби, то не надо прыгать выше головы. Для того чтобы пробиться, нужно серьезно поработать над качеством звучания, над количеством концертов, обзавестись интернет-страницей и, извините, заниматься периодической торговлей собой. Для этого создается не бизнес-план, но концепция: чего мы хотим своей музыкой добиться. Главное -- желание развиваться.

-- А что вы сами теперь будете делать?

-- Музыкальные программы буду делать. Не знаю еще где и не знаю как. Повторять концепт "Лаборатории" не очень бы хотелось. Нужно снова придумывать форму, а заодно и содержание. Интересных групп огромное количество. Интересных песен -- несколько тысяч. Но если новая программа и будет выходить, то вряд ли на радио.