На прошедшем в питерском театре «Балтийский дом» XVII международном фестивале с тем же названием были представлены только одна страна и только одно имя. Но тот факт, что обладатель этого имени, литовский режиссер Эймунтас Някрошюс -- театральный гений, уже давно не новость. Как, скажем, не новость то, что в Эрмитаже висят подлинники. Понятно, что XVII «Балтдом» получился особенным. Ведь жанр собрания сочинений классика (а именно так строился фестиваль «Весь Някрошюс», приуроченный к близящемуся 55-летию режиссера) был и остается раритетным.

Интрига такого фестиваля не в новизне (премьер тут не было). И не в качестве хорошо знакомых текстов. Оно сомнению не подлежит. На первый план выходит организация действа. Если развить книжную метафору -- подбор бумаги, размер шрифта, оформление обложки. Великолепие получившегося «издания» переоценить трудно.

Прежде всего впечатляет объем «фолианта». За десять дней были показаны семь спектаклей театра Meno Fortas -- трилогия по Шекспиру («Гамлет», «Макбет», «Отелло»), дилогия по литовскому поэту Донелайтису («Времена года. Благо осени», «Времена года. Радости весны»), «Фауст» и «Песнь Песней». Кроме того, демонстрировалось восемь спектаклей из видеоархива: две версии «Иванова», «Три сестры», «Маленькие трагедии», «Нос» и три постановки первой половины 1980-х, с которых начался «феномен Някрошюса» -- «И дольше века длится день», «Квадрат», «Пиросмани, Пиросмани...». Видеопоказы шли на Малой сцене. Места приходилось занимать сильно заранее -- слишком много было на них претендентов.

Большой зал (его реконструкция только-только завершилась) отлично выдержал мощь основной программы. Театр ежевечерне принимал более тысячи зрителей. Заполнялись все девятьсот «официальных» кресел; плюс стулья в проходах -- для критиков и приглашенных, плюс толпы студентов на ступеньках и вдоль стен. Много московских лиц. Курс молодых театроведов из ГИТИСа под руководством известного шекспироведа Алексея Бартошевича приехал целиком. Лучшего мастер-класса по театру (работе с пустым пространством, предметностью, актерской техникой) не придумаешь. В изданном «Балтдомом» журнале актриса БДТ Юлия Дейнега вспоминает, как когда-то студенты ломились на Някрошюса: «Приехали. Кто-то из однокурсников умудрился по объявлению тут же устроиться в театр монтировщиком... Я с кем-то сто раз обежала «Балтийский дом» (а он очень большой). Нашли служебный и попробовали пройти... не вышло. Рядом была стройка. Мы через забор перелезли. Что-то наврали рабочим...Зашли в зал. Мест свободных -- куча. Сели спокойно. Кресла мягкие. Затем...от усталости почти сразу заснула». Пустых мест теперь нет, а в остальном история повторяется.

В фойе театра были развернуты три выставки. Две -- это черно-белые экспрессивные фотографии спектаклей, работы литовского мастера Дмитрия Матвеева и москвича Владимира Луповского. Третья экспозиция посвящена «материальной культуре». На стендах разместили фрагменты предметной среды спектаклей Някрошюса: из «Квадрата» -- кусочки сахара, из «Гамлета» -- разбитый гротескный бокал, из «Времен года» -- деревянный брусок. Трактуются предметы эти как археологические находки. Так дается намек и на масштаб длящейся поныне эпохи, и на специфику театрального языка Някрошюса. Действие у него вырастает из простых предметов и грубых фактур -- досок, веревок и прутьев, воды, огня и муки.

Параллельно в Доме актера шла конференция, призванная решить: классик литовский режиссер или экспериментатор. Правда, московские и питерские театроведы и критики (Алексей Бартошевич, Николай Песочинский, Марина Давыдова, Ольга Егошина, Марина Тимашева, Марина Дмитревская и др.) обсуждали и иные вопросы. Например, прозрачен язык Някрошюса или причудлив? Использует он метафоры или говорит прямо? Интерпретирует текст или его разрушает? Чем же в конце концов живет литовский хутор, где прошло детство режиссера? Последняя проблема так заинтересовала собравшихся, что пришлось на пятнадцать минут превысить регламент. Организаторы даже сочли, что затянувшаяся дискуссия может вылиться в международный скандал.

Скандала, впрочем, не случилось. Собрание сочинений вышло без разоблачений. Как обстоят дела с дополнительным тиражом, пока неизвестно. А на репринт надеяться нельзя.