В центре Багдада вчера снова прогремело два взрыва, жертвами которых стало не менее девяти человек. Еще пятеро были застрелены в разных районах иракской столицы. А среди убитых на днях были опознаны двое местных журналистов, один из которых работал на американские газеты. Ситуация может стать еще хуже из-за планов соседней Турции начать военную операцию в Северном Ираке, где расположены базы курдских боевиков. Своим прогнозом развития событий в Ираке с обозревателем газеты «Время новостей» Еленой СУПОНИНОЙ делится главный редактор Русской службы Би-би-си Андрей ОСТАЛЬСКИЙ, автор остросюжетного романа «Боги Багдада», только что вышедшего в издательстве «Время».

-- Андрей, даже если не знать вашей биографии, то, читая книгу «Боги Багдада», понимаешь: автор -- блестящий знаток Ближнего Востока. И кого как не вас, спросить о прогнозе развития событий в Ираке? Там успокоится когда-нибудь?

-- Есть ли для нынешнего поколения иракцев какой-то выход из круга взаимной ненависти? Иногда в отчаянии перебираешь варианты самые отрицательные, вроде раздела Ирака. Если хотя бы это спасет тысячи жизней, то, может, лучше пойти на это?

-- То есть речь о возможном разделе Ирака на три части: северную, где проживают курды, центральную, где живут арабы из числа мусульман-суннитов, и южную -- для мусульман-шиитов?

-- Этот вариант ужасный. Ни одному нормальному иракцу он не понравится, да и мне не нравится тоже. Но беда в том, что все остальные варианты еще хуже. Слишком большая физическая сила нужна, чтобы сдержать эту волну взаимной ненависти. США такую роль сыграть не смогут. Постепенно они начнут из Ирака уходить. А готова ли к этому ООН? Сильно сомневаюсь. Как правило, ООН вмешивается только тогда, когда уже очень много крови пролито.

-- Ваш герой -- это советский, а потом российский журналист, который работает в арабских странах. Это горячие точки: Ливан, Ирак. Вы не скрываете, что многое в этом герое от вас самих. А поскольку он столь ненавидит экс-президента Ирака Саддама Хусейна, то признайтесь: появилось ли в душе что-то теплое, удовлетворяющее вас, когда вы услышали о казни Саддама в конце 2006 года?

-- Я принципиальный противник смертной казни. И мне было крайне неприятно наблюдать даже за казнью человека, которого я считал одним из самых страшных людей планеты. Но не скрою, что была какая-то инстинктивная реакция, похожая на ликование, когда я услышал о вторжении США в Ирак в марте 2003 года. Мир наконец понял то, что давно понял я: нельзя позволять этому режиму уничтожать свой собственный народ. Хотя очень скоро мое ликование сменилось сомнением: а понимают ли американцы вместе с британцами драматизм ситуации, а знают ли они Ирак, где все оказалось в десять раз сложнее, чем даже в Афганистане?

-- Вы работали в Ираке во время ирано-иракской войны, которая длилась с 1980 по 1988 год. И вы описываете, как иностранные журналисты, в том числе советский, выезжают на линию фронта. Неужели советские журналисты могли туда ездить? И вы видели все эти жуткие картины, как это описано в книге?

-- Мы не только могли, но и должны были ездить. И так получилось, что в течение полутора лет из советских журналистов ездил только я. Сначала нас возили с одним моим коллегой, потом ему стало плохо, потому что иракцы имели странную привычку снимать с десантных вертолетов створки заднего люка, чтобы солдатам было быстрее выпрыгивать при высадке. И когда вертолет с журналистами на борту поднимался в воздух, то его начинало болтать, и человеку даже со средним вестибулярным аппаратом могло стать плохо, после чего мой коллега и перестал ездить. Я мотался на фронт регулярно и наблюдал «блестящие» иракские победы, которые сводились к огромному количеству иранских трупов. Иракцам надо было обязательно показать эти трупы. И даже надо было заставить нас чуть ли не пройти по трупам для пущего эффекта.

-- И шли?

-- Ну, старался не наступать. Но вообще это было ужасно, честно скажу. Насмотрелся там на всю жизнь.

-- По ночам трупы не снились?

-- Снились, снились. Но герой моего романа журналист Георгий -- это не я. В нем очень много от меня, но я сконструировал другого человека, хотя и похожего на меня опытом и некоторыми эмоциональными реакциями. Часть же своих раздумий я отдал американскому журналисту. Как бы расщепил себя на двух людей: Георгия и Джорджа. По-английски эти имена пишутся почти одинаково.

-- То есть с польской журналисткой, с которой спит ваш герой, у вас на самом деле ничего не было?

-- Совершенно верно.

-- А та обстановка недоверия, стукачества, порой глупости и догматизма, которая царила в советском посольстве в Багдаде, -- это тоже было?

-- Это же роман, а не мемуары. Я имел вольность перенести куски своего жизненного опыта из разных арабских стран. Но общий настрой, что-то типичное я постарался передать и об обстановке в посольствах.

-- В романе вы перемешиваете реальные события и реальных персонажей с вымышленными. Но знающий человек легко догадывается, кто стоит за некоторыми из них. Например, среди советских руководителей упоминается некий Карен Гичунц, и у меня такое впечатление, что это известный в те времена Карен Брутенц, работавший в международном отделе ЦК КПСС. Почему его вы камуфлируете, а вот Евгения Примакова упоминаете под настоящим именем?

-- Карен Гичунц -- собирательный образ, хотя он и намекает на Карена Брутенца, который много лет курировал Ближний Восток в международном отделе ЦК. В той советской системе Брутенц вел себя нередко неожиданно. Например, он вдруг однажды поддержал меня против посольства в ситуации, похожей на ту, что описана в книге. А вот про Примакова я сообщаю факты, то, что про него люди говорили, вплоть до споров о его национальности.

-- Да, ваши персонажи рассуждают, не является ли он татом -- так некоторые называют кавказских евреев...

-- Отношение героев романа к Примакову не зависит от его национальности. Я просто привожу то, что о нем говорили те же арабы, от простых торговцев до министров. Эти слухи покрывали Багдад, чего только ему не приписывали. Примаков сыграл огромную роль в ближневосточных событиях, поэтому-то его и нельзя камуфлировать, это слишком сильное явление в регионе. Хотя мой герой, либерально настроенный, часто заочно спорит с Примаковым, стоящим на более государственнических позициях.

-- «Боги Багдада» -- шпионский триллер. Складывается впечатление, что, работая на Ближнем Востоке, постоянно ощущаешь присутствие спецслужб -- как местных, так и других. Что, прямо-таки дышали в затылок?

-- Ну, мне дышали. И другие мои коллеги тоже испытывали давление. В Ираке кое-кто из журналистов даже погиб при странных обстоятельствах -- это что касается местных спецслужб. Были там активны и американцы, и советская разведка. Надо было быть там очень аккуратным, да и вообще нужно было, чтобы тебе просто повезло, чтобы уцелеть. Вообще-то рабочее название романа было «На чужом пиру». Это намек на то, каким тяжелым бывает похмелье на чужих бессмысленных войнах, в том числе и тех, которые ведут в своем зазеркальном, искаженном мире спецслужбы. Даже легкое соприкосновение с этим миром для нормального человека чревато психической травмой или чем-нибудь похуже. В те времена я нередко ощущал себя эдаким гостем на чужом пиру.

-- Еще одна линия в романе -- это отношения с иракскими коммунистами. Вы пытались хотя бы как-то в реальной жизни, работая в Багдаде, донести до Москвы информацию о том, что коммунисты в саддамовском Ираке подвергаются жесточайшим репрессиям?

-- Пытался, но робко. Я рано понял, что в международном отделе ЦК КПСС об этом прекрасно известно, только сделать ничего не могут. И им было обидно, так как они столько лет пестовали иракскую компартию, она считалась лучшей на Ближнем Востоке. Мне иракские коммунисты тоже были симпатичны, замечательная иракская интеллигенция. Добрые, умные, искренние люди. Ну, наивные в своих марксистских убеждениях. Они оказались в страшном положении -- руководство Советского Союза, вопреки позиции международного отдела ЦК, отдало их на растерзание «людоедам» в Ираке, их уничтожали, пытали.

-- Почему вы назвали свою книгу «Боги Багдада»? В Ираке ведь живут в основном мусульмане, а у них Бог -- один.

-- Ирак -- это богатейшая история. Была в романе глава, которой я пожертвовал, о взятии Багдада в 1258 году Хулагу-ханом, внуком Чингисхана. Он привел колоссальное воинство к стенам города, причем главную роль среди его воинов сыграли армяне-христиане, и уничтожил его. По некоторым данным, там погибло до миллиона человек. Это был страшнейший удар по мусульманской культуре. В этом регионе конфликт религий присутствовал всегда, я уж не говорю о еще более глубокой истории: шумерское государство, Вавилон. Там же постоянное кровавое побоище богов, хотя боги здесь у меня скорее как символы. На последних же страницах романа есть такой парадоксальный момент, когда для героя может быть важно, какому богу молится он, а каким богам поклоняются люди вокруг него.

-- Вы описываете традиции и быт арабов, к примеру, иракцы на десерт едят огурцы. А почему, кстати?

-- Одна из версий -- потому, что огурцы способствуют пищеварению, если есть в конце обеда, а не вначале.