В Союзе Советских Социалистических Республик в восьмидесятых годах прошлого века произошла не одна революция, а четыре. Слившиеся в одну. Причем каждая из них вроде была совершенно независимой от другой, со своими целями и мечтами. И все четыре реализовались, чудодейственно образовав то, в чем мы все с вами сегодня живем и здравствуем. В очередной раз на удивление нам самим и всему миру.

В результате каждой из революций каждый класс общества -- что бы он сам об этом ни думал и ни говорил -- получил то, что хотел. То есть то, за что был готов лечь костьми, -и получил. А за что не был готов лечь костьми - того и не получил. Вот ведь как просто -- как все сложное в человеческом социуме.

Протоны и нейтроны состоят, как известно, из трех кварков каждый. Которые, будучи отделенными друг от друга, в свободном самостоятельном состоянии существовать не могут. Так и революция в России, происшедшая на границе второго и третьего тысячелетий, состоит из четырех неотделимых друг от друга частей.

В России, говоря обобщенно, в восьмидесятых годах -- как и сегодня -- было четыре класса: народ, номенклатура, интеллигенция и высшее руководство. Каждый со своими представлениями о прекрасном, о гармонии и справедливости, об идеальном устройстве мира и его переделе.

Народ -- положа руку на сердце и обобщенно -- хотел только одного: права пить неограниченно и в любое время. То есть, конечно, были и другие желания. Например, колбаса. Или отпуск в Гаграх. Возможность слетать за границу соцлагеря воспринималась как нечто и вовсе не из нашего мира, вроде ковра-самолета. И, в конце концов, закусить можно -- как мы с вами не из учебников знаем -- не обязательно сервелатом, а, скажем, хлебной корочкой и соленым огурцом. Желания попутешествовать по миру были абстрактными. А желание пить -- конкретное. За которое, как сказал поэт, не постоим ни за ценой, ни в очереди, ни жизни, ни чресел не пожалеем.

И когда генеральный секретарь М.С.Г. начал борьбу с пьянством, народ лег костьми за свое право пить. Под тракторы, сносившие виноградники в Грузии и Молдавии, аксакалы и ударники труда бросались из идейных соображений. А в России в одной только области (название которой из уважения к славному ее имени не будем напоминать всуе) метиловым спиртом, клеем БФ и другой дрянью потравило себя 1500 человек. Для сравнения: при штурме Белого дома гэкачепистами погибли трое. А тут в одной области тысяча пятьсот всего за год.

И правительство отступило, совершив своим отступлением революцию, соизмеримую по значимости с Октябрьской. Сегодня народ имеет водку необыкновенно дешевую по сравнению с зарплатой. И к тому же высокого качества. Ну и закуски -- колбаски, воблы, всякой там селедочки и рассола выше крыши. Пей не хочу! А это настоящая революция -- если сравнить, что было и что стало.

Разумеется, у народа были и другие желания. Но все, кроме желания пить, имели локальный оттенок, были разрозненными. И для глобального революционного толчка недостаточными. А тут вдруг все восстало! То есть буквально все!! Даже то, самое дорогое, что не могло воспрять долгие годы и, казалось бы, никогда уже не воспарит. Алкоголики и им сочувствующие как бы образовали невидимую глобальную партию, которая и поднялась как один человек, а уж поднявшись, не остановилась, пока не разрушила проклятый режим, посмевший ограничить человека в его главной потребности.

Разве не удивительно? Ведь все остальное сдали безропотно: землю, свободу, права всякие, за них народ как не бился в СССР, так и не очень бьется теперь. То есть народ, конечно, рыпался, но, понимая, что тут многого не добьешься, отступал. А вот как понял народ, что власть дотронулась до святого, что власть чужая -- тут героизм проснулся.

Интеллигенция хотела свободы слова. То есть свободы читать что хочешь, писать что хочешь и говорить что хочешь. И она добилась этой своей свободы. После голодного интеллектуального пайка развитого социализма журналы в ларьках от изобилия ставить некуда, от разнообразия книг полки в магазинах гнутся. Ответственности интеллигенция не добивалась -- и не получила. А свободу читать и говорить получила. А это великая революция по сравнению с эпохой развитого социализма.

Одной из перманентных проблем России является то, что образованный класс не хочет -- и никогда не хотел! -- брать на себя ответственность за происходящее. Как это ни парадоксально звучит, проблема России в том, что ее лучшие люди не рвутся к власти. У них совершенно другие ценности. Можно ли представить себе русского интеллигента министром или губернатором? С трудом. Редкие исключения подтверждают правило: интеллигент во власти в России не удерживается надолго. Он вылетает из команды-обоймы, как пробка из бутылки с шампанским напитком. Да и само слово интеллигент (пришедшее в мир, кстати сказать, из России) подразумевает скорее отстранение, чем повелевание кем-то.

Может ли интеллигент брать и давать взятки? Не может -- в противном случае он не был бы интеллигентом. Совместимы ли порядочность и нахрапистость, интеллигентность и встроенность в вертикаль власти? В России -- ни в коем, разумеется, разе. Может ли просвещенный, гуманный, этический человек быть человеком власти? В Англии, например, еще туда-сюда. Но в России? Такое может вызвать только улыбку. Может ли интеллигент быть человеком стаи, чьим-либо "нашим", а не своим собственным? Упаси бог. "Наши люди"-- это не о русском интеллигенте, это о человеке совершенно другой породы.

Русская интеллигенция -- само собой разумеется -- ничья. В результате революции в России делают "двоечники", которые не умеют грамотно говорить и писать ни на каком языке. Так было и с Октябрьской революцией, и с революцией коллективизации, и с (необъявленной) революцией большого террора 1937 года, и с революцией Хрущева (с террором покончившей, но установившей диктатуру иного рода: тотального лицемерия), и с революцией Ельцина, от которой так много ждали. Но нет!

Отбор людей в российскую власть происходит в прямо противоположном направлении сравнительно с Европой, Индией или Северной Америкой, со всем цивилизованным миром. Вспомним, что даже в эпоху «культурной революции» в Китае чиновники не переставали сдавать экзамены по Конфуцию. А в России? Меньше знаешь -- выше летаешь. "Хорошисты" слабее "троечников", "троечники" проигрывают "двоечникам". Перестановка портретов на досках "Лучшие люди нашего города" и "Их разыскивает милиция" (как это однажды проделал в одном небольшом советском городе один из авторов данной статьи) осталась незамеченной за все время его пребывания там. И это отнюдь не случайно, а, наоборот, знаменательно: ибо в школе и так называемые "лучшие", и так называемые "худшие" зачастую получали одни и те же отметки: с тройки на двойку.

Быть "отличником" в России -- почти то же самое, что расписаться с самого своего детства и юности, расписаться до конца своих дней, что жизнь не удалась.

Так что интеллигенция в результате революции падения большевизма получила все, что хотела, -- свободу слова и свободу безответственности. Что на самом деле прискорбно. И для самой интеллигенции, и для развития страны в целом.

Номенклатура хотела, чтобы то, чем она управляет, принадлежало ей. Чтобы она жила, как западные капиталисты, а не как жалкие клерки. И получила это. Сбылись заветные чаяния советской номенклатуры. Она соединила в своем лице власть и собственность. А это революция, до которой даже развитым странам Запада еще очень далеко.

То есть на словах, разумеется, вся или почти вся советская номенклатура кляла разрушение сверхдержавы. А на деле человек-начальство очень быстро уразумел: все наше! Постов и министерств увеличилось в 16 раз, одних посольств в 16 раз больше! Вы только представьте, какая прорва дипломатов из той же номенклатуры, представлявшей один советский народ, вдруг вывелась! А генералов-то сколько! И теперь вдруг -- вы только подумайте: то, против чего в так называемых цивилизованных странах борются не на живот, а на смерть, разделяют собственность и власть, называя этот феномен конфликтом интересов и считая его преступлением, -- тут вдруг счастливо соединилось. Сбылась мечта номенклатуры, причем без малейшего сопротивления населения.

Оно -- население -- этому самому единению власти и собственности даже как-то скорее сочувствовало, чем противилось. А это ведь на самом деле подлинная революция. Даже не знаешь, с революцией в какой стране такую революцию поставить рядом. Она прямо противоположна всему течению цивилизации во всем мире. Где-то происходили переходы от феодализма к капитализму, где-то от царизма к социализму, а тут прямо наоборот: в феодализм из социализма, в котором положение на иерархической лестнице и близость к властным структурам определяет богатство -- и только разве что вместо баронов с маркграфами мэры и губернаторы, вместо замков дачи и вместо карет "Мерседесы" А в остальном -- один к одному.

Ну а чего хотело высшее руководство? Человек-власть знал, что главным источником всего благосостояния страны является нефть. И понимал, что это «живые» деньги. Не миллионы -- миллиарды. И не деревянных -- зеленых. И давным-давнешенько, еще во времена Андропова--Брежнева подсчитал, что, если не делиться нефтью и газом с союзными республиками и так называемым соцлагерем, на экспорт останется не в два и даже не в четыре, а раз в десять больше. Жалко было отдавать республикам, которые этого совсем не ценили, «живые» деньги. И поэтому, когда республики отделились и соцлагерь распался, высшее руководство грустило только для вида. А на самом деле заранее потирало руки.

Взглянем из нашего времени на так называемый распад Союза непредубежденно и трезво. С точки зрения державников и патриотов, это было преступление одного человека -- Бориса Ельцина. Однако если взглянуть на роспуск республик, образовывавших сверхдержаву (распущенных в одночасье, как распускают парламент или детей на каникулы), с точки зрения коллективных интересов верховной власти и примыкающих к ней олигархов, это был хладнокровно рассчитанный шаг, без которого нынешнее беспрецедентное в истории человечества обогащение все той же верховной власти было бы невозможно.

Так в России произошли четыре великие революции, слившиеся в одну. Результаты которых мы видим и лицезреем. А то, что они как бы с разных планет, что как бы не имеют отношения друг к другу, что их цели как бы диаметрально противоречат друг дружке и стыковаться не могут, но тем не менее, однако, они -- вся четверня, вся квадрига -- слились неразлейвода воедино, как кварки в элементарных частицах -- так это и есть национальная особенность нашей интернациональной души. А если нам говорят, что получилось не то, чего хотели, мы позволим себе решительно не согласиться с этим непатриотическим утверждением.