Президент Total по добыче и переработке Кристоф де МАРЖЕРИ уверен, что ситуация с разработкой Харьягинского нефтяного месторождения не отразится на шансах его компании победить в тендере на разработку Штокмановского газового месторождения. Об этом он заявил, отвечая на вопросы российских журналистов.

-- Как вы прокомментируете намерения Минприроды обратиться в правительство с предложением увеличить долю российских структур в проектах СРП до 51%?

-- Это политическое заявление. Политические деятели имеют право на такие заявления. Но договоры СРП не зависят от Министерства природных ресурсов. К нам не поступало никаких решений, нам ничего не известно об изменении долей. Посмотрим, как ситуация будет развиваться -- я думаю, спокойно.

-- Критика звучит по поводу технических проблем на Харьягинском месторождении. Разве это тоже политика?

-- То, каким образом это делается, говорит, что это политические заявления. Упоминаются три месторождения -- два сахалинских и Харьягинское, т.е. те, что разрабатываются на условиях СРП. И если их связывают, то политическая подоплека существует. Очевидно, что при разработке таких сложных месторождений могут возникать технические проблемы. Так бывает во всем мире. И наша профессия -- решать эти проблемы. Но это не должно регулироваться через прессу.

-- Но по сахалинским проектам не было высказано ни одного технического замечания, они есть только к Харьягинскому проекту. Так есть ли проблемы и как вы их собираетесь решать?

-- Я слышал, что сахалинские проекты также упоминались в этой связи. У нас, естественно, есть отношения с Министерством природных ресурсов, но я хочу подчеркнуть, что это не то министерство, которое руководит нашей деятельностью (в Харьягинском проекте. -- Ред.), оно лишь заведует запасами и выделяет лицензии. Есть Министерство энергетики, которое отслеживает добычу и бюджет проекта. Как я уже говорил, технические проблемы есть у всех нефтяных компаний. Думаю, слишком много шума вокруг Харьягинского месторождения. И как бы случайно перед тем, как будет принято решение "Газпромом" о распределении долей по Штокмановскому проекту. Можете ознакомиться с данными о том, как Total ведет добычу на других месторождениях мира, и вы увидите, как компания работает, и поймете, что самое важное для нее -- стать партнером по разработке Штокмановского. Это для нас намного важнее, чем решать мелкие технические проблемы, пытаясь выяснить, соответствует ли добыча прогнозным показателям. Поэтому мне очень не хочется начинать дебаты, которые не являются важными. Я готов говорить о технических вопросах, но предупреждаю, что они очень технические, и не уверен, что это интересно вашим читателям. Жаль, что наши переговоры по Штокмановскому месторождению омрачаются. Наши специалисты готовы работать с полной отдачей, чтобы решить все проблемы. Повторяю, «Харьяга» -- очень сложное месторождение. И мы стараемся работать как можно лучше и надеемся, что в ближайшее время добыча нефти на нем увеличится.

-- Многие считают, что из-за претензий к «Харьяге» шансы Total попасть в Штокмановский проект снижаются.

-- Все может быть. Много аспектов мешает Total войти в Штокмановский проект. Но есть и много шансов, которые позволят сделать это. И возможные проблемы на «Харьяге», о которых говорит Минприроды, никак не должны влиять на решение о партнерстве по разработке Штокмановского месторождения. Я уверяю вас, что на уровне "Газпрома" этот вопрос не поднимался, концерн никогда не говорил нам о том, что у нас существуют проблемы на Харьягинском месторождении и что это плохо. Я думаю, "Газпром" знает, что делает в области добычи газа.

-- Total подала два иска к компании "Роснефть" по поводу своих прав на участие в проекте разработки Ванкорского нефтяного месторождения. Ранее вы говорили, что проблему лучше решать путем переговоров, а не в суде. Означает ли это, что переговоры зашли в тупик?

-- Мы обращались в арбитражный суд. Это не агрессивный подход, это способ решения проблемы, когда этого не могут сделать две стороны. Повторю то, что я говорил в России: всегда лучше найти решение путем переговоров, нежели через суд. Я думаю, что к концу года оно будет найдено. Но это не животрепещущий для нас вопрос, потому что решение принимается на уровне арбитражного суда.

Я хотел бы сделать заявление по этому случаю: не нужно ассоциировать проблемы Total в арбитражном суде с проблемами на Харьягинском месторождении. Все это грустная часть истории. И совсем не то, что побуждает нас работать в России. Total хотела бы вложить миллиарды долларов в разработку в России. У нас мощные технологии, и я надеюсь, именно этого ждут граждане России и государство. И лучше говорить о новых проектах.

-- Тогда вы, может быть, скажете, какие активы вы предлагаете "Газпрому" в обмен на долю в Штокмановском проекте?

-- Если я это сделаю, то уж точно не буду партнером по Штокмановскому месторождению, а это было бы очень обидно. Могу сказать, что подобные предложения мы обычно делаем, когда очень сильно хотим войти в какой-то проект. Это стратегический проект, как вы понимаете. Это предложение является очень важным для газовой отрасли России. Думаю, "Газпром" сам скажет, что ему предложили.

-- Объясняя причины задержки с объявлением партнера, "Газпром" говорил, что поступают новые предложения от компаний-кандидатов. Предложение Total изменилось?

-- Поскольку другие компании улучшали свои предложения, мы сделали то же самое. В какой-то момент "Газпром" сказал, что больше не принимает предложений, а решение будет принято в нужное время. Я не в курсе информации о новых партнерах, это какие-то спекулятивные слухи. Говорят странные вещи. Я слышал о Shioda, это японская компания, которая занимается проектами СПГ. Но эта компания не инвестор, не партнер. Это сервисная компания, мы общаемся с нею по пять-шесть раз в год, а в прессе сразу появилась информация о новом партнере. Это подрядчик.

Нужно соблюдать спокойствие. Процедура, которая была установлена "Газпромом", соблюдена, они четко установили дату, после которой не принимали предложения. Теперь нам стало известно, что решение будет принято летом. Мы работали над Штокмановским проектом более десяти лет и готовы подождать месяц, может, два, может, и больше. Мне кажется, журналисты больше торопятся.