В разгар второй мировой войны четверых ребятишек из семейства Певенси -- двух братьев и двух сестер -- эвакуируют в провинцию, где они находят убежище в особняке нелюдимого профессора. Во время очередной шумной игры (которые вообще-то в профессорском доме не разрешены) младшая из Певенси прячется в платяной шкаф, который на поверку оказывается не только хранилищем для шуб, но и дверью в волшебную страну Нарнию, населенную самыми невероятными созданиями и говорящими животными. Разумеется, девочка недолго скрывает свое открытие от братьев и сестер, и в конце концов им приходится поверить: вот она, Нарния, раскинулась перед ними, «от фонарного столба до замка на Восточном океане». Теперь их называют не просто Люси, Эдмунд, Питер и Сьюзен -- теперь они сыновья Адама и дочери Евы, люди, что по эту сторону двери считаются существами вполне мифологическими, пришедшими в Нарнию, чтобы исполнить древнее пророчество и вместе с царственным львом Асланом одолеть злую колдунью Джедис, вот уже сто лет сковывающую волшебную страну веригами вечной зимы.

«Лев, колдунья и платяной шкаф», первая из «Хроник Нарнии», основана на классической детской книге Клайва Степлза Льюиса -- английского богослова, философа и, кстати, друга Джона Рональда Руэла Толкиена. Из-под его пера вышло семь книг о волшебной стране, в этом году экранизирована дебютная, впоследствии обещают перенести на экран и все остальные. Скорее всего проблем с этим не возникнет -- уже в первые недели проката фильм режиссера Эндрю Адамсона явно надолго обосновался на первых строчках всевозможных топ-десяток и уже обогнал по сборам своего главного конкурента -- четвертого «Гарри Поттера».

В самом деле, «Нарния» подходит для рождественских каникул лучше, чем повзрослевшая и насупившаяся вместе с главными героями история о мальчике-маге. Глубины и скрытых смыслов искать в фильме не стоит -- все-таки книга Льюиса была написана именно что для детей, и ее дидактика не предполагает сложных диалектических построений. Льюис (а за ним и Адамсон) просто рассказывают о борьбе добра и зла, о тяжести предательства и возможности покаяния, о самопожертвовании и искуплении. Книга, как и фильм, изобилует недвусмысленными евангельскими аллюзиями (во льве Аслане, добровольно отправившемся на заклание, сложно не разглядеть Спасителя), но поданы они на редкость тактично и вряд ли смогут раздражить даже самых ревностных противников «религиозной пропаганды». Ее при желании можно и вовсе не заметить за чередой опасных и увлекательных приключений, говорящих бобров и всего такого прочего. Казалось, что Адамсон, более всего известный как постановщик двух серий препотешного «Шрека», сможет в случае с Льюисом худо-бедно справиться с помянутыми уже говорящими бобрами. К ним и вправду нет никаких претензий. Неудивительно, пожалуй, и то, что в полном соответствии со шрековской традицией фильм оказался наполнен кинематографическими отсылками -- как явными (финальная коронация братьев и сестер Певенси явно срисована с кульминации четвертого эпизода «Звездных войн»), так и бессознательными (свита Джедис неотличима временами от кукольной массовки нашего «Вия»). Удивляет, пожалуй, то, что Адамсон едва не побил Питера Джексона на его же поле -- сцена решающей битвы темных и светлых сил (которая снималась в тех же местах, что и «Властелин колец»), невероятная схватка, где смешались в кучу животные, кентавры, песиголовцы, орки и великаны, выглядит, пожалуй, еще более впечатляющей и изобретательной, чем ристалища Средиземья. Но и это еще не все. С появлением Аслана фильм приобретает совершенно неожиданную глубину. Целиком и полностью созданный на компьютере лев каким-то непостижимым образом на глазах вырастает до могучего и впечатляющего символа. Когда он, побиваемый и унижаемый нечистью всех мастей, под свист и улюлюкание восходит на жертвенный камень, поневоле перестаешь думать про качество действительно безупречных спецэффектов -- они никак не связаны с ощущением настоящей и скорбной значительности происходящего, которые ощущаешь вполне физически. Такое одним только компьютером не создашь -- точно так же, как и фантастическую по уровню эмоций сцену Асланова воскрешения. Так что создатели «Хроник Нарнии» уже с самого начала своего масштабного проекта могут праздновать победу -- ведь, как говорил Аслан, «тот, кто царил в Нарнии хотя бы одну минуту, остается королем навсегда».