Проблема Курдистана уже около столетия вызывает головную боль у правительств Ближнего Востока. Курдская мечта о собственном государстве напрямую затрагивает и те страны, под юрисдикцией которых они сейчас живут, и державы, расположенные за пределами региона, но имеющие там свои интересы.

Десятилетия конфликтов с центральными властями в Турции, Ираке и Иране сформировали курдам неважную репутацию в глазах местных чиновников и полицейских. Как минимум их считают народом нелояльным и неуправляемым. Как максимум -- народом-врагом (так смотрел на них бывший диктатор Ирака Саддам Хусейн). В том, что курды действительно привыкли жить без оглядки на официальные власти, специальный корреспондент «Времени новостей» убедился, побывав в самой, как считается, спокойной -- иранской -- части Курдистана.

-- Идти надо через минные поля. Ты знаешь, что такое минные поля?

-- Знаю.

-- Отлично! Так вот, там будут мины. Проводник знает все проходы в них и гарантирует твою полную безопасность. Но сам он подвергается большой опасности. Поэтому ему надо достойно заплатить.

Этот разговор происходил несколько дней назад на тихой боковой улочке городка Джаванруд, что в иранской провинции Керманшах. С молодым курдским контрабандистом мы непринужденно обсуждали детали нелегальной переправки меня через ирано-иракскую границу.

Я видел этого человека второй раз в жизни, и он меня тоже. Тем не менее посредник был доброжелателен, терпелив и предложил, словно в приличном турагентстве, несколько вариантов будущего путешествия на выбор.

-- Переходить границу можно здесь, в Джаванруде, или в Певе. Если хочешь сделать это здесь -- отправляемся немедленно. Через шесть часов будешь в Сулеймании, в Иракском Курдистане. Часть дороги придется проделать пешком. Немного, максимум полчаса. Остальное -- на машине. Сколько стоит? Сейчас уточним.

Посредник говорит с кем-то по-курдски по мобильному телефону и сообщает мне цену «тура» -- 700 долларов.

-- А как проводник может гарантировать мне безопасность? Ведь если он будет рисковать на минах, то, наверно, и я тоже?

-- Нет, с тобой все будет в порядке. За это только надо заплатить.

Я вежливо отказался. В способности курдов перевезти все, что угодно, из Иранского Курдистана в Иракский, а также обратно я к тому моменту уже не сомневался. Однако мне было не совсем ясно, как я объясню иракско-курдистанским властям свое появление на их территории. Контрабандист ничего не смог мне посоветовать на этот счет. «Доставим тебя в Сулейманию, а дальше -- твои проблемы», -- прямо сказал он. Собственно, никакой проблемы молодой курд тут и не видел. Причину моего отказа он понял так, что, видимо, ночная прогулка по минным полям просто оказалась для меня дороговата. «Передумаешь -- звони, -- сказал он на прощание. -- Проведем тебя долларов за 400».

90% контрабанды

Западная провинция Керманшах относится к тем районам Ирана, в которых собственно иранцы (персы) сильно уступают по численности национальным меньшинствам. В Керманшахе, а также в соседней с ней провинции Курдистан (название говорит само за себя) большинство жителей составляют курды. Много их и дальше к северу -- в провинциях Западный и Восточный Азербайджан (не путать с бывшей советской, а ныне независимой одноименной республикой). Еще больше их по ту сторону границы -- в трех северо-восточных провинциях Ирака, которые обобщенно именуют Иракским Курдистаном. Историческая зона проживания курдов простирается еще дальше на север -- в Турцию, и на запад -- в Сирию. В общем на этой территории, принадлежащей четырем разным государствам, насчитывается примерно 35 млн курдов. Единым народом их можно назвать только с очень большой натяжкой (впрочем, идеологов независимого Курдистана эти натяжки нисколько не смущают). На самом деле курдов разделяют не только государственные границы, но и глубокие культурные, языковые и политические различия между их собственными кланами, племенами и родами. Зато крепко-накрепко объединяет все курские племена однотипный международный бизнес -- контрабандная торговля.

О том, как этот бизнес работает, на своем собственном примере мне любезно продемонстрировал предприниматель из Джаванруда, которого я случайно встретил в Керманшахе. Назовем его Мухамед. Согласно законам восточного гостеприимства новый знакомый тут же увез меня в свой дом в селе (или городке -- как кому больше нравится) Джаванруд. Это, между прочим, больше часа бешеной гонки по извилистому шоссе, ведущему из провинциального центра к иракской границе. Дом Мухамеда оказался полной чашей. Едва мужчины (мы) расположились на ковре, его жена засуетилась на кухне. Три маленьких ребенка высунулись из соседней комнаты поглазеть на иностранца.

Хозяин не скрывал своего крайне критического (мягко говоря) отношения к центральным иранским властям, и интерьер жилища адекватно отражал его политические убеждения. Со стены свисал курдский флаг с золотым солнцем в центре. А здоровый плазменный телевизор вместо скучноватых иранских государственных каналов транслировал спутниковый курдский канал из соседнего Ирака. Вот это самое спутниковое телевидение, вернее оборудование для него, и оказалось базой материального благосостояния Мухамеда. Иметь спутниковые тарелки частным гражданам Ирана строго запрещено. Следовательно, для того, чтобы каждый уважающий себя курдский дом имел хотя бы по одной, эти тарелки кто-то должен привезти из-за границы. Мухамед и работает этим «кем-то». По два раза в месяц он летает в Дубай, где и закупает очередную партию спутниковых приемников. Из Эмиратов коммерсант возвращается домой и ждет. Тем временем другие люди переправляют товар в Турцию, оттуда -- в Иракский Курдистан и наконец переносят по горным тропам в Иран. Затем классический цикл «деньги--товар--деньги» повторяется. Как раз в день нашего знакомства у Мухамеда начинался новый цикл. Покушав со мной плова, он улетел в Дубай. Но перед этим успел познакомить с человеком, который потом взялся организовать прогулку по минным полям.

Пьют как лошади

Для процветания контрабанды в Иранском Курдистане есть три могучие предпосылки. Гористая граница с Ираком, не поддающаяся тотальному полицейскому или армейскому контролю. Массовая безработица, превращающая нелегальный оборот товаров в единственный надежный источник доходов. И наконец, строгости иранского исламского режима, из-за которых легальное получение некоторых удовольствий в этой стране невозможно.

В то же время нелегальное получение этих удовольствий (я имею в виду спиртное) практикуется значительно шире, чем, возможно, хотелось бы официальным иранским властям.

В пограничном селе Мериван таксист, которого я подрядил, чтобы приехать туда, перебросился парой слов по-курдски с группой молодых людей на улице и уже через минуту держал в руках 330-грамовую алюминиевую банку виски. Меня поразила цена, которую он за нее заплатил, -- всего 10 000 риалов (1,1 долл.). При том, что человек, схваченный в Иране не со спиртным, а просто с запахом спиртного изо рта, рискует получить несколько месяцев тюрьмы или порку розгами.

Для нас с шофером эта покупка чуть было не кончилась неприятностями. Шофер решил, что мы должны распить эту баночку немедленно, прямо в машине. На извилистой горной дороге, по которой он гнал со страшной скоростью, мне это показалось неудачной идеей. Но я приял участие, чтобы водителю не досталась вся порция 42-градусного напитка.

А за поворотом мы и напоролись на полицейский блокпост. То ли шофер очень качественно задержал дыхание, то ли полицейские сами были местными курдами, но, в общем, они ничего не заметили.

Зато я потом, встречаясь с другими местными жителями, заметил, что очень многие из них хорошо знакомы с этим виски в непривычной для нас алюминиевой расфасовке. Закатано оно явно фабричным способом, правда, где именно, на банке не написано. Но откуда это виски попадает в Иран, все иранцы говорят однозначно -- из Иракского Курдистана.

Про размах оборота спиртного на границе между двумя Курдистанами хорошо говорит такой художественный факт. В 2000 году режиссер Бахман Гобади, уроженец иранской провинции Курдистан и житель ее главного города Сенендедж, снял фильм "Время пьяных лошадей". Эта социальная драма посвящена судьбе детей-сирот, вынужденных зарабатывать контрабандой на ирано-иракской границе. Фильм назван так оттого, что мальчики-герои подпаивали своих мулов спиртом, чтобы те лучше переносили горный холод. По понятным (цензурным) соображениям автор перенес действие своего произведения на иракскую сторону границы. Но у меня нет оснований думать, что с иранской стороны тягловых животных подогревают как-то иначе.

Из Ирака в Иранский Курдистан приезжает и масса более безобидных вещей: чай, бананы, бытовая техника, одежда. На базаре в Керманшахе вполне буднично продается американская полевая униформа. Поскольку в Иране носителей такого камуфляжа пока нет, можно не сомневаться, что обмундирование тоже приехало из Ирака. По неофициальным подсчетам, не более 10% торговли между Иранским и Иракским Курдистаном проходит по официальным каналам.

«Ноу Башмак!»

В какой-то мере иранские власти сами толкнули меня в объятия контрабандистов тем, что закрыли пограничные пункты в Курдистане для иностранцев. То есть курды, будь они гражданами Ирана или Ирака, могут ездить друг к другу по короткой дороге. А подданные других стран должны отправляться на пограничный переход южнее, возле иранского города Каср-э-Ширин.

Эта пограничная строгость оказалась для меня шоком на фоне общей разлагающе-либеральной по иранским стандартам атмосферы в Курдистане. Либерализм тут проявляется не только в спутниковых тарелках и виски с хорошими друзьями. Керманшах оказался единственным городом из виденных мною в Иране, где у меня не отобрали паспорт в гостинице. Вообще в стране действует единообразный порядок: при поселении в отель гость сдает свой паспорт администрации на все время, пока не уедет. В Керманшахе отельный служащий Джауд дал мне понять, что вместо паспорта я бы лучше оставил ему лишнюю 10 000-риальную банкноту.

С этого момента при встречах со мной он неизменно исполнял забавный ритуал приветствия: умильно склонял голову, прикладывал руку к сердцу, называл себя -- «Джауд!», показывал на меня -- «Марк!», и добавлял: «Гуд морнинг!» (в любое время суток). Я думаю, он хотел сказать что-то вроде: «Дружба между Марком и Джаудом будет вечной, пока Марк не перестанет давать Джауду бакшиш». Но сформулировать такую длинную мысль на незнакомом английском языке парень, конечно, не был способен. Поэтому он сжал ее до более экономичной формы «Марк--Джауд--гуд морнинг!».

Ну, в общем, мой паспорт его не интересовал. А на пограничной заставе в деревне Мериван никто из солдат тоже не знал английского. Зато мой паспорт они изучили весьма внимательно и по итогам изучения сообщили мне: «Ноу Башмак!» Мериван находится в 24 км от собственно границы, где расположен переход, называемый Башмак (или Башмах). Но штамп о выезде ставят в Мериване. На прошлой неделе нелегкие журналистские тропы вели меня этим маршрутом из Ирана в Ирак. Насколько я теперь понимаю, пограничники хотели сказать мне что-то официальное вроде: «Согласно действующему порядку пересечения госграницы мы не можем пропустить вас в этом пункте». Они не могли сформулировать такого на незнакомом английском. Поэтому ограничились краткой, но энергичной формой «ноу Башмак!».

Любопытно, что прямо у дверей пограничной заставы меня уже поджидал тип, который владел английским вполне достаточно, чтобы прошептать: «Я проведу тебя через границу! Я сам из Ирака! Пойдем со мной!»

Я не пошел. Однако не сомневаюсь, что разные небезобидные люди регулярно пользуются подобными приглашениями, чем и поддерживают своеобразную репутацию курдов и Курдистана в глазах представителей официального закона.