«Мне не известно ни одно правительство, которое выполняло бы свои обязательства -- даже в ущерб самому себе -- более точно, нежели русское Советское правительство... Судьба человечества была бы мрачной в случае возникновения какого-нибудь ужасного раскола между западными демократиями и русским Советским Союзом...» Эти слова премьер-министр Уинстон Черчилль произнес в палате общин британского парламента, когда на утверждение депутатов были вынесены итоги Ялтинской конференции держав антигитлеровской коалиции. Парламентарии подавляющим большинством поддержали главу правительства, одобрив договоренности, ставшие на десятилетия основой всей системы мироустройства.

На Крымской конференции СССР достиг пика своего могущества, апофеоза международного влияния. С формальной точки зрения впоследствии (например, в 70-е годы) Москва, обладавшая огромным ядерным арсеналом и контролировавшая примерно половину мира, была сильнее. Однако никогда геополитические амбиции Кремля не основывались на столь прочном фундаменте, как в феврале 1945-го. Союзники пусть и без энтузиазма, но признали свою зависимость от Сталина и его моральное право (заработанное кровью миллионов советских людей) на участие в глобальном разделе сфер влияния. Такого больше не случалось.

Как понятно сегодня, историческое значение Ялты-1945 этим не исчерпывается. Она поставила точку в ряду форумов (Вена-1815, Берлин-1878, Версаль-1919...), на которых великие державы в духе классической геополитики совместно вырабатывали принципы всеобщего устройства. Насколько бы циничной ни казалась ситуация, при которой трое лидеров хладнокровно перекраивают географическую карту, решая судьбы стран и народов, именно так в новое время и определялись пути развития Европы, да и всего мира. Похоже, что Ялта стала последним актом той, традиционной политики. Простояв почти полвека, каркас, спроектированный в Ливадийском дворце, разрушился сам собой вместе с одним из главных своих проектировщиков. Но то, что приходит на смену прежней системе, не является продуктом какой-либо договоренности.

«Холодная война» закончилась без подписания документов о новом миропорядке. Казалось, что этого и не нужно -- торжество демократии знаменует собой «конец истории», ее кульминацию. Иллюзорность подобной точки зрения стала очевидной довольно быстро. Это, однако, не подтолкнуло сильных мира сего к тому, чтобы попытаться согласовать новые правила игры. В результате сложилась странная ситуация. С одной стороны, действует традиционная логика, в соответствии с которой победитель получает все. Поскольку бесспорным победителем в «холодной войне» являются Соединенные Штаты, их тотальное доминирование в мире совершенно логично и естественно. С другой же стороны, все очевиднее, что ноша, которую взвалил на себя Вашингтон, непосильна даже для такой беспрецедентно могучей державы. Общая управляемость мировыми процессами снижается, растет количество горячих точек, все более угрожающе их качество -- гипотетически ядерное оружие может быть использовано как минимум уже в четырех локальных конфликтах (межкорейское столкновение, арабо-израильский и индо-пакистанский конфликты, а также война с участием Ирана).

Одновременно все скуднее набор средств для разрешения подобных конфликтов. Последнее, что формально осталось от ялтинских договоренностей Сталина, Рузвельта и Черчилля, -- это Организация Объединенных Наций, которая, впрочем, вступает в завершающий отрезок своей истории. Соединенным Штатам, инициатору создания ООН, она больше не нужна, ее структура устарела, а никаких свежих идей о реформах не появляется. Эрозии подвергаются и другие международные объединения, возникшие в «ялтинскую» эпоху, в том числе и те, что относятся к лагерю победителей. Так, углубляется трещина между США и Европой, а НАТО, значительно ослабленное волнами расширения, никак не сформулирует для себя ни новую цель, ни зону ответственности.

Поведение американской администрации, уверовавшей в свою великую миссию, чревато еще одной опасностью: девальвацией, если не дискредитацией самой идеи демократии. Для государств, ставших жертвой ялтинских договоренностей (Центральная и Восточная Европа), желание вернуться в сообщество демократий, сбросить навязанную советскую систему было важнейшей движущей силой внутреннего развития, которое в конце концов и привело к переменам. Сегодня же демократия приобретает инструментальный характер, превращается во внешнюю силу и, по сути, навязывается извне во имя достижения самых разных целей -- как альтруистских, так и меркантильных. Идеологический вакуум, возникший вследствие отторжения навязываемой формы устройства, может быть заполнен другими, отнюдь не прогрессивными идеями.

Ялтинские договоренности были основаны на «старом добром» балансе сил -- принципе, безусловно, аморальном и несправедливом, поскольку он закреплял диктат (доходящий иногда до произвола) сильных над слабыми. Фундамент, на котором строится современный мир, можно, напротив, назвать дисбалансом сил. Потому что, с одной стороны, соотношение сил и возможностей в мире сегодня действительно крайне несбалансированно: с Соединенными Штатами не сопоставим никто. А с другой, и это принципиально важно, столь весомое преимущество не является, как мы видим, гарантией достижения поставленных лидером целей и, более того, подтачивает это самое лидерство. Парадоксальным образом уязвимость оказывается прямо пропорциональна мощи.

Нынешнее мироустройство нестабильно и малопредсказуемо. Скорее всего оно вообще является лишь переходной стадией к какой-то новой фазе глобального развития, только неизвестно, что станет отправной точкой для начала этой самой новой фазы. Вполне возможно, что для достижения «стабилизационного» консенсуса великим державам однажды вновь придется собраться в новом составе, например, где-нибудь на острове Хайнань -- по климатическим условиям этот китайский курорт не уступает Ялте. К сожалению, судя по некоторым тенденциям нашего внутреннего, да и внешнего развития, нет гарантий того, что в определении нового мирового порядка будет участвовать Россия.